Михаил Веллер - Психология энергоэволюционизма

• Название: Психология энергоэволюционизма
• Автор: Михаил Веллер
• Жанр: Психология

Психология выступает в энергоэволюционизме Веллера как связующее звено между естественными жизненными потребностями человека и процессами изменения Вселенной, орудием которой мы являемся.

---

Слава

К тому времени господин Мольер с некоторым удивлением убедился, что слава выглядит совсем не так, как ее обычно себе представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех углах, – справедливо отметил Булгаков.

Яркая заплата на ветхом рубище певца, – хмыкнул не без романтизма Пушкин.

С детства я мечтал о том, о чем мечтают все мальчики – о славе (и о любви), – честно вздохнул Томас Вулф.

И прославленным в веках остался пострадавший по собственной неквалифицированности Икар – несправедливо затмив в людской памяти надежного пилотягу Дедала, сумевшего без летных происшествий дотянуть до цели, – саркастически пожал плечами испытатель-ас Марк Галлай.

Но скрипит карета: «Слава, слава…» Сочтемся славою, ведь мы свои же люди.

Хотим-хотим-хотим!

1. В 356 г. до Р. Х. Герострат сжег храм Артемиды Эфесской. Это знают более или менее все.

Что храм через двадцать лет был полностью восстановлен, простоял еще шесть веков, пока не был разрушен готами, и только еще век спустя был окончательно прикрыт императором Феодосием – известно как-то менее; это уже не так интересно.

А имя того, кто построил другое чудо света, Александрийский маяк, вполне сохранившееся, и вовсе не дотягивает по знаменитости до уничтожителя славного храма. Так чего вы хотите – справедливости? логики? заслуженной славы или согласны на любую?..

Кто строил храм Артемиды – помните? А кто восстанавливал – помните? Ну-ну… А ведь эти имена история тоже сохранила.

«Забыть Герострата!» – постановили суд и общее собрание Эфеса. «Замучитесь забывать», – прошептал поседевший под пытками Герострат. И он оказался прав.

Приговор суда был беспрецедентно остроумен и справедлив: лишить злодеяние смысла! Судьи тоже понимали в славе и категорически не хотели оставлять ее Герострату. Так сильно не хотели, что именно благодаря знаменитому приговору мужик и прославился. Кто сжег Александрийскую библиотеку? Кто сжег Москву? И вообще – кто утопил Атлантиду? Чем меньше шуму вокруг конкретного имени – тем меньше и славы.

Герострат не сделал ничего хорошего. И даже ничего уж очень ужасного: не Ирод все же, младенцев не губил, людей не резал.

Он сделал н е о б ы ч н о е. И всего лишь – всего лишь! – вызвал много шума и задел воображение. Вот ни с кем в истории его не перепутаешь. Золотая страница Книги рекордов Гиннесса: сжечь одно здание (без человеческих жертв, без войны, без лозунгов и демонстраций) – и навсегда войти в историю наравне с величайшими воителями, учеными, изобретателями и путешественниками.

Как вы думаете – войдет в историю парень, который завтра взорвет вдрызг на мелкие крошки пирамиду Хеопса? Не сомневайтесь.

Дети: так что же такое слава? и на кой черт она нужна?

2. (См. «Все о жизни», Ч. 1, гл. 2, п. 6, «Слава».)

3. Человек самореализуется – проживает свою жизнь настолько полно, насколько может. Меря свою самореализацию относительно других людей – самоутверждается через поступки: я делаю, вот что я могу, вот чего я стою. Я крутой? я значительный? а, как вы думаете, я ведь много стою, да? ну скажите же, что это так!

Слава – это внешнее, стороннее подтверждение значительности человека – для него ценное, лестное, нужное; он хочет быть значительным, и его уверяют – о да, ты значительный. Хорошо.

4. Гордость – это такая степень уверенности в своих высоких достоинствах и возможностях, уверенности в значимости собственной личности, что никакие внешние порицания или хвалы ничего не меняют в самооценке человека. Он знает себе цену, цена эта высока, и подите все к черту. Гордый человек внешне может быть очень скромен: да я и так выше вас, я собой и так доволен, и есть чем: и это настолько бесспорно, что ваши мнения мне до фени. Мне даже приятно делать вид, будто я такой же, как вы все – по контрасту со своим поведением, внешне выражающим якобы мое с вами равенство – да я внутренне кайфую от того, насколько я на самом деле выше; внешней скромностью я сам себе подчеркиваю, насколько я на самом деле выше – и в любой момент могу это явить, показать. Это огромное внутреннее превосходство истинно гордого человека служит для него, при скромном поведении, источником сильного наслаждения.

Своей скромностью он играет с окружающими, как сытая кошка с мышью. Он растягивает удовольствие до бесконечности. Он постоянно держит в кармане возможность показать всем, что он значительнее. Он не может уронить и умалить себя никакой скромностью, никакой простотой – да он настолько выше, что не нуждается ни в какой атрибутике.

Это просто верх гордости – отказываться от любых внешних почестей и признаний. Это уже максимум того, что может быть – вот мог бы иметь черт-те какие почести, так мне и этого мало: я словно издеваюсь над незначительностью окружающих, притворяясь таким же, как они; да кто они такие, мелочь несчастная и малоразумная, чтоб пытаться сделать мне приятное своими глупыми суждениями.

Вопрос: так зачем же и гордый человек неравнодушен к славе? Почему он хочет стоять высоко в мнениях людей, чьи мнения презирает?

5. Тщеславие же изо всех сил старается произвести впечатление на окружающих и отчаянно боится хоть чем-нибудь уронить себя в их глазах.

Тщеславный человек может быть пуст и неуверен в себе, и тогда высокой внешней оценкой он жаждет компенсировать низкую самооценку, корректировать ее в сторону повышения и вообще принимать за истинную. Падок на лесть и почести. Я хочу быть как можно значительнее, а эту значительность определяю через мнения и оценки других.

И однако. Тщеславный человек может быть умен и даже талантлив, может быть силен и красив. Богат может быть. Но он придает очень большое значение любым внешним проявлениям и свидетельствам своей значительности – вплоть до смешных и незначимых мелочей и откровенной и грубой лести. Не менее ли он богато и модно одет, чем кто-либо из окружающих? На лучшее ли место его усадят? Отдадут ли ему почести, подобающие его рангу и достоинствам?

Он стремится не просто к славе – он болезненно чувствителен к мельчайшим ее проявлениям, ему потребно в любой ерунде подчеркивать свою значимость.

Он готов врать, приписывать себе чужие и вовсе не существующие заслуги, носить фальшивые или одолженные драгоценности, выдавая их за свои, и вообще всеми способами и каждый миг демонстрировать окружающим свою значимость.

Он настолько жаден до славы, что не в силах удержаться, чтобы не собирать бережно в ладонь мельчайшие ее крошки.

При этом он готов на тяжкие лишения, готов терпеть бедность, голод, унижения, – лишь бы эта теневая сторона его жизни была скрыта от посторонних глаз, и все это ради того, чтоб пускать пыль в глаза. Зачем?

6. Честолюбивый отличается от тщеславного только масштабом устремлений. Крошки его не интересуют, хотя обиды помнит и переживает, если где почестью обошли.

Он хочет летать высоко, срывать лавровые венки и овации, быть главным, вершить судьбы: пусть дела его будут всем явны, пусть имя его не сходит с уст, а судьба вызывает зависть.

Это высокая степень потребности в самоутверждении – которое, опять же, неразрывно связано со сторонней оценкой, с мнением людей, которые будут смотреть на него снизу вверх.

Прибегая к нехитрому сравнению, если честолюбие – это Наполеон, то тщеславие – это африканский царек, щеголяющий в мундире французского капрала и гордящийся крестом Почетного легиона.

7. Ни гордость, ни тщеславие, ни честолюбие в чистом виде, разумеется, в природе не разгуливают и в конкретных носителях не воплощены. В каждом есть и то, и другое, и третье, – в разных пропорциях. Разделение этих понятий отчасти условно: удобно.

И все это так или иначе входит в понятие, которое можно назвать – славолюбие.

Людей, вовсе равнодушных к славе, не существует.

8. Честолюбивый скажет: воздайте мне по заслугам! Они есть, я совершил, я предъявляю: мне причитается! И я буду прикладывать усилия не только к свершениям, но и к получению почестей, соответствующих этим свершениям: я хочу войти в славу!

Тщеславный скажет: воздайте мне! У меня тоже должны быть заслуги, а если нет – я их найду, придумаю, протащу… в конце концов, это не так важно, внутри-то себя я согласен на славу без заслуг, а вообще-то давайте говорить о моих заслугах, вот они как будто и будут. Раз все считают и говорят, что заслуги есть, – значит, все в порядке, чего еще, слава ведь и заключается в говорении и превознесении заслуг, все так делают, этого всем охота, а уж мне особенно.

Гордый скажет: стану еще я перед вами унижаться, говоря о своих достоинствах и заслугах, если вы сами их не видите и не можете оценить… тупицы и быдло, вечная история. Увидьте же их, жлобы! Мне плевать на ваши мнения и вашу дурацкую условную иерархию – но по сравнению с прочими мое место высоко, очень высоко… А! вы увидели? заметили, оценили? наконец-то. Я хочу славы, но сначала сделаю вид, что мне на нее плевать, только бы не наплевать слишком густо – а так, для вида, чтоб показать свою небрежность и равнодушие к этому делу. Я даже согласен на всякие закулисные ходы, но чтоб внешне это выглядело, что славу мне поднесли на тарелочке с голубой каемочкой.