Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера

• Название: Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера
• Автор: Алексей Шерстобитов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-8041-0616-5

«Киллер номер один» — именно так окрестили Алексея Шерстобитова по прозвищу «Солдат». Десять лет его преступления сотрясали новостные ленты. Все знали о его убийствах, но никто не знал о его существовании. Мишенями киллера были крупные бизнесмены, политики, лидеры ОПГ: Отари Квантришвили, Иосиф Глоцер, Григорий Гусятинский, Александр Таранцев… Имел заказ Алексей Шерстобитов и на ликвидацию Бориса Березовского, но за секунды до выстрела последовала команда «отбой».

Предельно откровенная, подлинная история о бандитских войнах, в которых активно участвовали спецслужбы, о судьбах главарей самых могущественных организованных преступных группировок.

«Ликвидатор» — не беллетристика, не детектив, не литературное «мыло», не нудная мемуаристика. Чтение не для сна и не от скуки. Мы никогда не слышали и не читали ничего подобного. С первых страниц «Исповеди легендарного киллера» перед нами разворачивается эпоха в сетке оптического прицела.

---

Когда я подъехал, а подъехал я не один, а с неразлучными тогда Шарапом и Ушастым, — не только крепкими, но и веселыми парнями, почти всегда понимавшими, что и когда делать. Немного подумав и прочитав бумагу об отказе принятия заявления о краже личного имущества граждан, выданное в милиции, другого выхода мы не видели, кроме как самим «распотрошить» комбинатора на вольных хлебах, который в данный момент «облизывал», причем, судя по всему, удачно, пару каких-то иностранцев, отдыхающих на банкете в ресторане гостиницы. Подождав, пока нечто ценное перекочует из пиджаков гостей столицы в карманы кудрявого, немолодого, с ярко выраженными семитскими чертами человека, мы встретили его у кузова принадлежащего ему mersedes-benz 123, вежливо поинтересовавшись, не хочет ли он отдать сам то, что ему не принадлежит. Поскольку мы были только втроём, пока без моих друзей, а принадлежащего не ему было полмашины и половина находящегося в карманах верхней одежды, то, чтобы не ошибиться, он ответил таким же вежливым отказом. Благодаря сей осторожности, господин сразу оказался в багажнике своей машины вместе с украденным, дабы у него появилась возможность поразмыслить и одуматься. Нам нужно было только своё, и пока без процентов. Немного покатавшись, господин жадина пожелал пересесть на более удобное заднее сиденье и стал как скряга, но осторожно выпытывать: «А что собственно случилось?».

Поразительный тип! Поняв, что попал, как кур в ощип, он продолжил прикидываться придурком, чем только набавлял проценты на нашу чистую прибыль. Через полтора часа наше терпение лопнуло и стало выражаться опухолью на одной стороне его артистического лица. Дима бил аккуратно, но точно. Вдруг его заплывший глаз, по-видимому, прозрел «третьим оком», и он воочию увидел грустную картину своей перспективы в случае продолжения отпирательства. Чистосердечное признание и предложение вернуть половину сейчас, а половину после приезда из Штатов, куда он собрался через неделю, облегчили его участь, как всегда это бывает, но от его наглости отдать не всё и не сразу разожглись уже наши аппетиты. Помните дети: «спички не всегда игрушки», а «чистуха» (чистосердечное признание) — не всегда панацея. Дворман долго упирался, не называя своего адреса, но мы, неожиданно для него, умели читать и оказались настолько сообразительны, что взглянули на оттиск штампа в прописке его паспорта. И чудо! Пока его отпаивали его же виски, а сами пили мерзкий кофе, правда, с конфетами и коньяком, нам открывались всё новые и новые тайны его жадности и скупости. Всё более-менее ценное было аккуратно сложено и переписано, так как должно было быть возвращено, за исключением наших интересов и собственности моих друзей, погружено в его машину, и с обещанием встретиться с его «крышей», мы убрались восвояси. Однако встреча с людьми, его прикрывающими, сулила потерю части, с нашей точки зрения, честно приобретённого имущества, что, в принципе, было нормой, это называлось «отработанное не возвращается, ну если только часть — из-за большого уважения к соратникам по цеху!»

Первая «стрелка» не привела ни к чему. Следующая, уже организованная на серьезном уровне с участием с противоположной стороны «Захара», с нашей — Олега Пылёва и кучи бойцов с обеих. Вражды не было, поэтому всё проходило в мирной, открытой и понятной атмосфере, что предполагало пусть небольшое, но обоюдное обогащение. Мы уже почти месяц гоняли на и без того уже ушатанном корыте типа «Дворман-бенц» и были удовлетворены — и мы втроём, и мои друзья. Всё, что мы могли вернуть, это телевизор, пару магнитофонов и какую-то картину в обшарпанной раме, явно неизвестного и неважного художника-мариниста. Всё остальное — «фьють!», что и было одобрено за долю малую «главшпанами». Разумеется, машина тоже была уже не нужна. Заведомо договорившись, что месье Дворман напишет список у него взятого и оценит каждую вещь. У нас было принято перед любой встречей обговаривать план действий, и это предложение со списком имело свои подводные камни. Разумеется, мошенник по крови, а по имиджу — беженец и жадина по натуре, он отмахал, как зубной врач в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» не двойную, а тройную цену всего, что мы взяли. «Захар» посмотрел, пожал плечами и передал Олегу со словами: «Смотрите сами, братуха, думаю, на половине возврата сойдемся». Братуха посмотрел на внушительную сумму, где телевизор, видавший виду, был оценен как мерседес, а мерседес… Но он согласился и перешёл к дальнейшему обсуждению.

Ликованию составителя списка не было предела, он уже приплясывал у своего рыдвана, не зная, конечно, что это уже рыдван, и видя салон, забитый своими вещами, с гордостью смотрел на нас обеими глазами, показывая, что и с опухолью справился, и нас «проглотил». Уважаемым собранием было постановлено: отдать всё возможное, что когда-то принадлежало борцу за своё и часто чужое, но при обязательстве возместить половину за возвращённое дензнаками, дабы «отработавших», то есть нас, честных участников «профсоюза», не оставить без хлеба! Все были рады, пока до Двормана не дошло понимание шутки, которую с ним сыграла его жадность. Ему вернули хлам, а возместить он должен был 50 % стоимости им самим же оценённой рухляди. По цене, конечно, нового. Тут он охнул, ахнул, метнулся к одним, вторым, но было поздно. Все получили свою, заранее определенную долю. Ну, а так-то… Жадность — не порок!

Правда, справедливости ради, нужно сказать, что от причитавшегося нам досталась только одна треть, но с лихвой всё окупившая. Остальное ушло на «общак» и мифические «воровские» два закрома, никогда не наполняющиеся и всегда пополняемые, бережно хранимые и святые. На поверку дня, не имеющие краёв только по одной причине — потому что не уходили дальше карманов наших «главшпанов», хотя, по всей видимости, были и исключения, чему однажды и я был свидетелем. Откровенно говоря, не вижу ничего в том плохого, и рад был поддерживать то, во что действительно верил и считал нужным — помощь людям, находящимся в заключении.

Забегая вперёд, могу сказать, что наш «общак» в основной сумме постоянно расходился по кошелькам или на нужды троих, а после смерти Григория — двоих братьев Пылёвых. Один лишь раз, будучи уже принятым в пятёрку «равных», я осмелился попросить помощи в размере 200 тысяч долларов, чтобы не погубить контракт покупки дома в Марбелье. Ах, какой игрушечный домик в горах, с выдолбленным в горной породе теннисным кортом и видом на Гибралтар сквозь туманные гущи, мог бы у меня быть! Половина уже была внесена, а вторую часть я, не рассчитав, потратил, на что Андрюша сказал: «Как же я тебе дам, когда тебе нечем прогарантировать?», — чем сбил меня не только с мысли, но и убедил в отсутствии не только коммерческой жилки, но и деловой хватки обоих братьев. Дважды спасая им жизнь (в первый раз в намечавшемся противоборстве с Гусятинским, второй — в противостоянии с «лианозовскими» Юрой «Усатым» и Женьком), выполняя архиважные и тонкие поручения, являясь, как выяснилось, броневым щитом в их психологическом давлении на массы, и прочее, и прочее, и прочее… Какие гарантии можно было от меня ещё требовать из-за каких-то 200 тысяч, когда в общаке на тот период, по самым минимальным подсчётам, должно было находиться от 15 до 20 миллионов долларов? Разумеется, о том, что трогать эту сумму нельзя, разговора не могло быть, так как более разумно и рационально, как принято у цивилизованных преступников, помогать из процентов, которые даёт эта сумма, находясь, к примеру, на счетах в банках. Но большинство из участников нашей «бригады» получало тысячу-две долларов в месяц. Правда, не буду гневить Бога, с 1996 года у меня выходило от 50 до 70 тысяч долларов в месяц (большая разница с Гришиной «благодарностью» в 2–3 тысячи), но к 1999 году упало до 10 тысяч, что тоже, в принципе, было неплохо, но для затрат на работу и проживание недостаточно. Какие-то суммы, помимо моей «зарплаты», на технику, машину и зарплату ребятам выдавались, но, разумеется, недостаточные и, конечно, всё реже и всё меньше, а моё нелегальное положение в «бегах» всё продолжалось, что требовало своих затрат и на документы, и на постоянные переезды, и на смены автотранспорта, и на так далее. К 2000 году закат был близок, я это чувствовал и становился всё осторожнее, но это более поздняя песня.

* * *

Постепенно, всё происходящее втягивало, но совершенно странно не давало ощущения криминальной трясины: возвращали действительно своё, что не получалось официально из-за пока ещё несовершенных законов, мало того, грозило заключением под стражу, причём милиционеры, всё понимая, только разводили руками. Коммерсанты, которые с нами работали, были, в принципе, довольны. Редкие всплески насилия носили повсеместный характер и чаще были, скорее, завуалированного, подпольного характера и, в основном, между группировками и с силовиками, потихоньку набиравшими силы, власть и понимание своего, возрастающего могущества. Пока еще понятие «наши милиционеры» было применимо и, фактически, соответствовало истине, но появлялись очаги, которые были с этим не согласны, хотя и они со временем скоррумпировались и скооперировались, скажем, как «чеченцы» и ОМОН, или как «Измайловские» и РУОП. Но эти вещи несопоставимы в своём применении, так как вторые только пользовались своими связями, а кавказцы, уж совсем непонятно на каких принципах основываясь, часто предъявляли на встречах вместо себя отряд милиции особого назначения. Честь и хвала правоохранителям, которые так решали некоторые свои рабочие моменты для утверждения законности — с их позиции и точки зрения всё понятно и рационально, но не тем, кто назвал себя «порядочными людьми» в преступном мире.