Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера

• Название: Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера
• Автор: Алексей Шерстобитов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-8041-0616-5

«Киллер номер один» — именно так окрестили Алексея Шерстобитова по прозвищу «Солдат». Десять лет его преступления сотрясали новостные ленты. Все знали о его убийствах, но никто не знал о его существовании. Мишенями киллера были крупные бизнесмены, политики, лидеры ОПГ: Отари Квантришвили, Иосиф Глоцер, Григорий Гусятинский, Александр Таранцев… Имел заказ Алексей Шерстобитов и на ликвидацию Бориса Березовского, но за секунды до выстрела последовала команда «отбой».

Предельно откровенная, подлинная история о бандитских войнах, в которых активно участвовали спецслужбы, о судьбах главарей самых могущественных организованных преступных группировок.

«Ликвидатор» — не беллетристика, не детектив, не литературное «мыло», не нудная мемуаристика. Чтение не для сна и не от скуки. Мы никогда не слышали и не читали ничего подобного. С первых страниц «Исповеди легендарного киллера» перед нами разворачивается эпоха в сетке оптического прицела.

---

Но как было содержать семью (я не говорю об убийстве) и перебороть и пережить сокращение, грозящее отставкой? И саму демобилизацию? Это не оправдание. Но всё же — как быть с множеством подобных мне, на сегодняшний момент спившихся, потерявшихся в пустынях сельского хозяйства, челночной коммерции, лежащих без памяти под покосившимися, полусгнившими крестами странного для нас «мирного» времени, положившего на алтарь миллионы сограждан в виде жертв гласности, перестройки, новых путей, новых планов и ещё много неизвестно чего? Зато растут новые имена в «Форбсе», единичные богатеи и властные чиновники, ничуть их не лучшие, и подобные нам… Хотя есть и другая когорта отставников, вяло сидящих, жиреющих и тупеющих — в ЧОПах, при входах магазинов, кабаков, баров и тому подобных заведений, возможно, с одним вопросом: как я здесь оказался? При этом странно утверждать, что ЧОПовцы не имеют должной подготовки — ведь большинство из них бывшие офицеры, отучившиеся по пять лет и имеющие не только военное, но и высшее гражданское образование. Хотя некрасиво было бы с моей стороны не вспомнить и об огромной когорте прапорщиков, мичманов, старшин и сержантов, в том числе и сверхсрочников, которые составляли огромную часть военнослужащих с теми же судьбами впоследствии, как и у офицеров…

Больше повезло тем, кто нашел работу по профессии, но, думаю, таких тоже немного. Никого не хочу винить, кроме себя, но, кажется, тяжело найти страну, которая столь беспардонным образом относится к сынам своего отечества. Заметьте, что последняя фраза относится к периоду конца советского и постсоветского времени.

В любом случае, всё тогда произошедшее имело сходство с резанием по живому, но зашиванием подобно патологоанатому. Никто не задумывался о боли, о том, как сойдутся разорванные места и какими будут последствия для людей, скорее всего, оставшихся искалеченными, с изуродованными душами. Если есть удачные примеры «выздоровления», то нужно ставить памятники, бюсты и памятные таблички их мужеству, терпению и целеустремлённости. Более того, уверен, что у них любовь и преданность Родине не потеряли ни капли от прежде имеющихся.

Нет, я не мог, как большинство, сидеть и ждать чего-то от государства, чиновники которого, ради быстрейшего сокращения армии и меньших финансовых потерь при этом, изобрели статью «по уходу в народное хозяйство»! Я знал, что ничего не будет и я ничего не дождусь. А после нападения обычных граждан в метро на двух офицеров в форме, меня и ещё одного, мне незнакомого, через несколько дней после восхождения Бориса Николаевича на «броневик» и допущенных им нескольких фраз, уничтожающих всё достоинство армии и их представителей, многое стало вообще непонятно. Сплочённость армии с народными массами перестала существовать, так же, как и заинтересованность государства в военных, которая тоже не то, чтобы пошла на спад, а прямо-таки упала, что впоследствии подтвердило время.

Хотя при чём здесь страна? Во всём виновата не земля, которая нас кормит и поит, которой мы любуемся и которую любим, а именно мы, людишки, которые заселили этот непередаваемый по красоте и насыщенности историей край. Именно из нас, человеков, выходят не только «матери-героини» или «отцы-командиры», но и чиновники, и предатели и, конечно, преступники. И слава Богу, что в большинстве своём выходят всё же порядочные люди, которым, правда, вряд ли есть до всего этого дело.

В принципе до этого ультиматума, произнесённого на «Лианозовских кортах», мы (я имею в виду, себя и «крылатских парней» — «Шарапа», «Ушастого» и «Тимоху») не делали ничего более криминального, что делают обычные хулиганы, которыми мы почти все в юношестве были, хотя только редкие попадались, наводняя лагеря-«малолетки» Советского Союза. При желании, а так и делается зачастую, любого участника групповой драки (два на два, три на три, стенка на стенку) можно засадить за нанесение тяжких телесных повреждений. Это уже была граница, и выхода я не видел — не в-и-д-е-л!

Как бы ни было, но к следующему утру решение было принято и оформлено в жёсткие рамки. А раз решив, смысла менять решение, без особых на то оснований, я не видел, да и не привык. Мытарства с выбором остались позади, и наверняка моё подсознание включило интуитивный механизм оправдания действий.

Для начала мне показали этого человека, и, как часто бывает, рассмотреть его удалось лишь со спины. Встречался он с «Иванычем» — вот того я рассмотрел во всех подробностях. Далее, мы ещё раз съездили на место, и теперь уже взгляда с пониманием задачи хватило, что бы понять бредовость предлагаемого. Револьвер системы «Наган», семизарядный, работа механизма самовзводом, самопальный прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы, который только мешал своей громоздкостью, а лиц с противоположной стороны — не менее пяти (при явной цели — один человек), однозначно вооруженных и с быстрой реакцией. Одним выстрелом не обойтись. И так как о людях мы привыкаем судить по себе, то и я всегда ориентируюсь на обязательный отпор, оборону и возможное преследование. Короче, с этим оружием и в такой ситуации мне предлагали самоубийство с двумя — тремя попутчиками на тот свет.

Долго пришлось переубеждать, но рациональность, а, главное, уверенность в результате взяла своё. И начался поиск другого оружия. Напрочь отказавшись в данной ситуации от непосредственного соприкосновения, усложнили задачу. Найденный карабин Мосина, кавалерийский, образца 1937 года, с уже стоявшей оптикой, доставил мне истинное визуальное удовольствие, но, расшатанный долгой эксплуатацией и уже почти без следов нарезов на внутренней стороне ствола, он совершенно отказывался бить точно даже со ста метров, а было двести. Короткоствольный «Калашников» с откидным прикладом тоже не подошёл из-за короткой прицельной планки, хоть и был почти новый. И здесь уже подключились Гриша и Культик (расстрелян П. Зелениным у американского посольства 4 марта 1996 года), на тот момент правая рука «Сильвестра». Видимо, ситуация была напряжена до предела, и судьбы — и моя, и человека, по которому я должен был «работать», — оказались не только на ниточках, мало того, в прямой зависимости друг от друга. Нашли РГД 18 — «муха», с максимальной дальнобойностью прицельной стрельбы 200 метров. Почесав репу, понял, что отговариваться дальше некуда, любые слова уже воспринимались без улыбки, я решил согласиться, хотя жертв могло быть ровно столько, сколько людей находилось в машине. Но всё же надежда была, что эти 4–5 человек рассядутся, как минимум в две машины, которые я всегда наблюдал.

По всей видимости, я так и не начал вселять доверие в смысле желания исполнять порученное. Ездили отстреливать с новой «фигурой», которую мне приставили в виде контролёра — интеллигентного вида, постарше меня, с явной и редкой в этих рядах отметиной высшего образования, с неважным зрением, но с машиной и великолепным умением ею управлять. Стрелял он неважно, хотя и прошёл срочную службу в ВДВ. Впрочем, ему это и не требовалось. Был он близким человеком «Усатого», и его предназначение вопросов у меня не вызывало. Иногда проходили мысли, так как стоял он первое время всегда сзади или на пути отхода, и о другой его возможной задаче… Но её я гнал, останавливаясь на самой разумной и в данном случае необходимой — контроль! Что и подтвердил гораздо позже Григорий, когда я просил его освободить меня от Павла — свою лояльность к его (Гусятинского) методам я доказал, а лишние глаза и память только портят дело и мешают. На что и было получено добро, но это случилось уже гораздо позже, после третьего или четвёртого дела. А пока автомобиля своего не было, его машина не только нас возила, но и позволяла ему узнавать мои новые места проживания, хоть и выходил я за два-три квартала. И вообще — знать, насколько быстро идёт процесс, и как усердно я им занимаюсь.

«Мухи» было две, и одной я обновил мышечную память, а вторую привёз на выбранное место, которым оказался строящийся концертный зал. Каркас и крыша были готовы, и он монументально возвышался над окружающей его мелочью. Работы велись вяло, на чердаке мы с Павлом, поначалу всегда бывшим рядом, никого из рабочих не встречали. Чердачное помещение было огромным, с покатым к центру полом, с огромными балясинами и проёмом, куда очень хорошо помещалась для хранения «базука». Слуховые окна небольшие, примерно 30x50 см, давали удобную возможность для обозрения и производства выстрела. Реактивной струи из заднего сопла можно было не опасаться, помещение больших размеров и объёмов, задняя стена — метрах в 30, а вот мощный хлопок уши заложить должен, их защитить возможности не было, ведь каждый шорох, каждый звук, должен быть услышан и распознан, дабы доподлинно знать окружающую тебя обстановку.

На Тишинке, бывшей тогда барахолкой, мы приобрели и робы, и подшлемники, и каски с сапогами и варежками, не забыв и про монтажный пояс. Переодевание, ставшее моей страстью, открывшейся только-только, и приносившее невероятную пользу в безопасности мне и необычную путаницу милиции впоследствии. Свидетелей преступления почти никогда не было, а встречавшие меня на «отходе» случайные прохожие могли описать кого угодно по искусственной внешности, но не меня настоящего.