Антон Дубинин - Голубок и роза

• Название: Голубок и роза
• Автор: Антон Дубинин
• Жанр: Историческая проза

Кровавая история про цветочки.

Про Арнаута Каталана, который встретил отца Доминика, но ничего из этого не вышло. Читать неинтересно.

---

— Ну же, упрямец, отвечайте, — на Розамонда легко ударила его по руке. Быстрое движение, хлопок, от которого глаза Арнаута полезли на лоб.

В голове пребывала только одна песня — и, как назло, самая неподходящая. Та, которой научил старый жонглер из Монлора — про тяжелую певческую судьбину: «Ну и тоска — ходить весь год пешком, и дергать надоевшую струну, хотел бы я иметь уютный дом, чтоб в нем спокойно отходить ко сну…» Вряд ли даме ее споешь. Трубадуры, трубадуры, зачем вы меня оставили? Ведь придется самому что-то говорить.

Арнаут пробормотал про огромное желание, которое его измучило уже до предела. И что от подобной болезни может исцелить только единственный человек на свете.

На Розамонда спросила — волосы ее были совсем черными в темноте — кто же этот человек. Арнаут по всем правилам ответил, что не смеет сказать.

Повернув к нему лицо с темными, странными, выжидающими глазами — сплошные расширенные зрачки — она смотрела, чего-то желая от него. Арнаут с бешеной тоской, похожей на воспоминание прошлой жизни, подумал, что сейчас может ее поцеловать. Голова его как-то самопроизвольно дернулась, лица обоих на миг сблизились — так, что Арнаут почуял цветочный аромат ее кожи — нет, так пахло мыло, дорогое, как перец, сарацинское мыло, кусочек которого стоит, как трубадур Арнаут со всеми потрохами.

Он отшатнулся, в смятении облизывая губы. В ушах гулко бухала кровь. Ишь, чего задумал, жалкий нечестивец… Поцеловать!!! Даму!!! Которая пахнет мылом, благоухает розами и владеет замком! Про которую снятся сны с небесными голубками! Старец Годфруа, чей суровый образ нечеловеческой чистотой сверкал всегда на задней стенке комнаты Арнаутова разума, неодобрительно нахмурил брови.

На Розамонда, чьи ноздри трепетали от частого — гневного? — дыхания, сидела вполоборота. Не взглянула она на него, и услышав слова — «куртуазная присяга». Жалкий лепет насчет закона любви некоторое время потрепыхался на Арнаутовых устах и угас. Неловкий, большерукий, плотский до отвращения, сидел он на самом краю деревянной лавки, тощей задницей чувствуя влажность древесины. И смертельно стыдился своих рук, ног, большого рта и горячей кожи перед этой ангелической фигурой, холодной и чистой, как звезда, безупречной графиней из тех, кто не зачат в постели, как обычные люди, а соткан из света и памяти. Если она сейчас встанет и уйдет прочь, не касаясь земли, и больше никогда не взглянет в его сторону — это будет только справедливо. Пейре Видаля и строже наказывали за украденный поцелуй.

Видел Арнаут этого Пейре — совершенно сумасшедшего, с изувеченным языком, юного старца в шутовском бумажном венке. При каком дворе не рассказывают анекдотов про Пейре Видаля? Самый новый анекдот — «Пейре Видаль — теперь император Константинопольский». Он, видите ли, на гречанке в Святой Земле женился, возомнив по глупости, что она — дочь византийского императора. Поэтому Пейре соорудил себе трон из чего попало и возит его с собою в повозке, намереваясь вскорости на корону претендовать. И жену свою, толстую и черную, возит всюду с собой и представляет как императрицу… Еще есть про волка история, как Пейре в волчью шкуру переодевался, и про его знаменитую походную кровать… Теперь отдохнет от всеобщего внимания наш ранний старик, новое появится посмешище — Арнаут каталонец, позор всех истинно влюбленных.

И приговору своей госпожи Арнаут ничуть не огорчился — ибо ожидал куда худшего.

Пойдите прочь от меня, вот как она сказала, и не возвращайтесь, пока не принесете мне победу на трубадурском турнире. Воспойте меня так, чтобы получить награду, и так уж и быть, тогда приму я ваш фуа и оммаж. Потому что любое рыцарство нужно заслужить.

Подвиг совершить — это хотя бы задание. Не служение еще, но намек на него, история из бретонских романов, искупление, вещь, которой есть место в Арнаутовом мире. Уйдя к себе в караулку, где нес дежурства наравне с другими молодыми мужчинами, и стараясь не прислушиваться к шуточкам и болтовне оруженосцев, со всем тщанием принялся Арнаут за работу мысли и к утру разродился одной из худших своих песен. Сочинительство давалось ему нелегко, стихи он высиживал, как курица — яйца, и никогда не мог разобраться — хороши или плохи его вымученные чада. Первые строки новой кансоны — «От любви запело все во мне, словно жаворонок в вышине» — ему даже нравились. Только не оставляло впечатление, что где-то он это уже слышал. Может, даже сам исполнял. Де Вентадорн, что ли? Опять успел первым, старый негодяй?

На Розамонда тоже ушла к себе и долго лежала без сна в своей постели, прислушиваясь к дыханию спящей рядом камеристки — в одиночку по ночам еще не спали из-за холодов — и раздумывала дама, что было бы, сопи рядом с ней на подушке другая голова, мужская. Черная, лохматая голова невероятного дурака. Который не знает, как печально стать из девицы дамой только для того, чтобы носить на голове закрытый убор-гебенде вместо пышной, свободной прически или веночка из серебряных цветков.

В этот самый день, мессены, далеко-далеко от замка Пау случилось кое-что еще. Юноша по имени Джованни Бернардоне, купеческий сын из Умбрии, после публичного суда за воровство оставил дом своего отца и в одной нижней рубашке удалился в лес, пыля по дороге городишки Ассизи под осуждающие взгляды знакомцев и соседей. И пел Джованни во все горло, пел по-нашему, по-провансальски, что-то о розах, небесах и Господе Боге, единственном отце для двадцатипятилетнего голого дурака Франческо… Франческо — такое он носил прозвание, потому что больше своей собственной стороны любил французскую, особенно провансальскую землю, где так много слагают красивых стихов. И был это будущий святой Франческо Поверелло, ассизский Беднячок, перед смертью Христу сораспявшийся — но к нашей истории его нескладная песня, следы босых ног и проплешины весеннего снега в лесу, куда он удалился почти что нагишом, не имеют никакого отношения.

За весну и лето Арнаут немало потрудился: по всей Каталонии и графству Тулузскому трудно было отыскать замок, который он не осчастливил бы своим пением. Не забывая о делах церкви, трубадур вовсю старался исполнить задание дамы, и получил с того немало пользы: он познакомился со множеством трубадуров, которые пели лучше него, и выучил много новых песен. Для жонглера обширные знакомства очень полезны — будет что петь на заказ, чтобы не умереть с голоду. Если уж не удалось прочно обосноваться в каком-нибудь замке, под покровительством доброго господина — или, еще лучше, госпожи — приходится волей-неволей расширять свой репертуар, да вдобавок и разбираться в политике. Чтобы невзначай не исполнить при дворе, скажем, доброго графа Фуа ничего из ненавистного ему Пейре Видаля, соперника в любви дамы Лобы. Или не восславить в Тулузе Арагонский двор за щедрость и куртуазность. То есть теперь-то уже можно, новый король Арагонский с Тулузой в родстве, а вот раньше, когда война была, за такое простого человека могли и повесить без долгих разговоров.

Но и тут не обошлось без просчетов. Самым интересным знакомством оказался рыцарь-трубадур Гюи де Каваллон. Этот юный сеньор едва не снес Арнауту голову за следующую невинную песню:

«Я оскорбить вас и не мнил,
И о прощенье не молил,
Но беспощаден был Амор
И вынес смертный приговор,
И в спину мне удар копья
Пришел, лишь отвернулся я…»

Это песня про любовь. Которая настигает с полной силой после неудавшегося запретного поцелуя… А эн Гюи, человек горячий, видите ли, подумал, что про убийство. Ведь как раз таким образом, копьем в спину, в расплату за оскорбление, полгода назад священника убили! Того самого страшного римского легата, которого все ненавидели. Пейре де Кастельнау, почти что земляка Арнаута.

К счастью, драки с эном Гюи удалось избежать — иначе приключение могло бы стать для Арнаута последним. Эн Гюи посмеялся и даже подарил Арнауту два мельгорских су — в плату за то, что некуртуазно схватил его посередь песни за воротник и начал трясти. Дело в том, объяснился вспыльчивый рыцарь, что из-за этого легата и так полно бед свалилось на всех благородных людей, Рим войска собирает, графа нашего опять отлучили и каждый день мучают целой толпой всякие прелаты — и тут появляется какой-то трубадуришка, который поет прежалестную песню про убиенного! Сами посудите, что я должен был делать? Мы с Пейре Бермоном д-Андюз и так неделю подряд решаем за бутылкой, что лучше — покорность изобразить или послать чертовых попов с их отлучениями куда подальше…

И Арнауту наука: надобно помнить про политику. Ведь легата-то этого давно уже прикончили, помнится, Совершенный Арнаут Арифат в замке Верфейль об этом говорил, радостно сообщая пастве, что настигло отмщение антихристова слугу… Только Арнаут из Каталонии, как всегда, это сообщение с жизнью не соотнес. И зря. Впредь надо быть внимательнее.