Маруся Карасева - Я слышу тишину

• Название: Я слышу тишину
• Автор: Маруся Карасева
• Жанр: Короткие любовные романы

По размеру это повесть, по жанру - триллер, по сути - любовный роман про маньяков. Я немного расскажу о ней. Эта история родилась из "Варварского аллегро" Белы Бартока. Этот прекрасный композитор совершенно не виноват в том, что под его музыку мне представились два серийных убийцы, слаженно работающих в четыре руки. За четыре дня я написала сто тридцать страниц, а потом долго приставала к знакомому психотерапевту - не намудрила ли с психологией маньяков? Мне было интересно: что случится, если два серийных убийцы увидят идеальную жертву друг в друге? А если запереть их вместе, как пауков в одной банке?.. Вот об этом я и написала. "Я слышу тишину" - история-обманка. Она начинается как классический любовный роман: там есть скромная, немного странная героиня, прекрасный, таинственный герой, дворцы и вертолеты. Но очень скоро все изменится, и герои снимут маски, оказавшись довольно жуткими персонажами. Так что если вам, вслед за героями "Я слышу тишину", вдруг покажется, что вы нашли свой идеал... бегите без оглядки!

---

- Я готова, - сообщила я, обращаясь к Кристине. Меня раздражали откровенные разглядывания ее приятеля, и я с трудом сдерживала рвущуюся с языка резкость. - Мы не опоздаем?

Кристина поднялась на ноги. Не очень твердо.

- Мне нужно пописать, - к моему неудовольствию, она сообщила это на всю комнату. - И поправить макияж. Не шалите тут! - и, погрозив нам пальцем, направилась вон из комнаты.

Отвернувшись от Виктора, я уставилась на свои перчатки. 

- А знаешь что? - вдруг сказал он. - Думаю, Джонатан будет от тебя в восторге.

   

2

Мы едва не опоздали к началу.

   Джонатан ведь не рок-звезда, а серьезный музыкант. Королевская точность для таких, как он, обязательное условие. Так что ровно в девять свет погас, дирижер сверкнул своей палочкой в свете софитов, и зал замер. Из-за кулис вышла маленькая фигурка, одетая в смокинг, и легким прогулочным шагом направилась к огромному черному роялю, что стоял посреди сцены. При виде нее мое сердце тревожно замерло. Наверное, это до ужаса страшно - выйти в центр такого огромного пространства, окруженного тьмой зрительного зала, где вас видят все, а вы, ослепленный светом софитов, - никого. Но стоит вам склонить голову в поклоне, и тьма оживает, взрываясь хлопками тысяч ладоней. Аплодисменты звучат так, словно стая огромных птиц вот-вот спикирует вниз, привлеченная беззащитной мишенью. Аплодисменты звучат как выстрелы. Мне грезилось, что всего один неверный шаг, одна фальшивая нота - и черный костюм Джонатана взорвется фонтанчиками алых брызг от попавших в тело музыканта пуль.

   И я закрыла глаза.

Мне было так ужасно, нестерпимо страшно, что я даже не знаю, как прошел концерт. Я не слышала ни единой ноты, а перед глазами, когда я их все-таки открыла, танцевали огненные пятна. 

Кристина потом говорила, что я будто бы впала в ступор и не отвечала на внешние раздражители - просто смотрела вниз, словно завороженная. Возможно, подруга бы даже вывела меня вон, но Виктор неожиданно воспротивился. Сказал, что не в первый раз наблюдает такую реакцию, и чтобы Кристина перестала наконец хлопать надо мной крыльями и оставила в покое.

Я не слышала ни звука, но запомнила каждую деталь. Как Джонатан улыбается залу, словно в нем нет и тени страха. Как идет к роялю. Как касается клавиш кончиками пальцев... А потом он вдруг поднял глаза и с улыбкой посмотрел ровно туда, где сидела я.

Моя покойная сестра говорила, что у каждой девушки существует свой эталон мужчины, недостижимый идеал, к которому все остальные, при всех своих достоинствах, не могут и приблизиться. У нее такой идеал был. Стоило мне спросить, и она с готовностью закрывала глаза и начинала: "Ему слегка за тридцать. Высокий, худощавый, волосы темные и чуть длиннее, чем положено. Возможно, он музыкант или художник - у него очень артистическая внешность. Глаза у него такие темные, что в них страшно взглянуть - утонешь, как в омуте. Ресницы длинные, как у девчонки, а губы пухлые и изогнуты так, будто он вот-вот рассмеется. А его улыбка, Ева! От этой улыбки все просто замирает внутри!". Она могла продолжать часами - воспевать его голос и походку, чувство юмора и умение одеваться, щедрость и легкий нрав... Портрет, который она рисовала, был таким ярким, что даже мне с моим отсутствием фантазии было легко представить мужчину мечты моей сестры.

Не знаю, встретила ли Мира в итоге свой идеал - мне мало что известно о финальных днях ее жизни. Говорят, в тот последний вечер в Праге, где она умерла, ее видели с каким-то незнакомцем. Но вечер был предновогодний, так что никто, разумеется, не отметил его особых примет. Накануне смерти она позвонила мне по телефону. Помню, как Мира сказала: "Я знаю, что-то грядет, Ева. Что-то особенное, какой-то перелом в моей жизни. Надеюсь, он будет счастливым".

   Когда Миру нашли, ее тело уже начало коченеть. Хозяин кафе решил, что она просто выпила лишнего и прилегла на стол подремать. Он и не удивился - праздник же! При вскрытии выяснилось, что у нее отказало сердце.

   Документов при ней не оказалось, и Мира пролежала неопознанной в пражском морге два дня, пока друзья, к которым она уехала отмечать Новый год, впервые за долгие годы оставив меня одну, не спохватились и не начали ее искать. Мирины документы принес в полицию человек, живший в двух кварталах от кафе. Сказал, ему бросили их в почтовый ящик.

   Ее смерть стала для меня сильнейшим ударом. Только сестре я доверяла свои тайны, лишь она одна знала обо мне всю правду. Мира была моим лучшим другом, самым дорогим и близким человеком. Наши родители умерли давным-давно, и она не просто меня вырастила, а помогла принять себя такой, какая я есть. А это, поверьте, непросто.

   После ее гибели у меня осталась большая квартира в центре Москвы и непреходящая уверенность в том, что Миру убили. Должно быть, это из-за моего расстройства, заставляющего постоянно подмечать и анализировать детали, но я всегда чувствую, когда дело нечисто. К тому же, до того трагического случая в кафе сердце моей сестры всегда было в полном порядке. 

Но я хотела рассказать не о смерти, а о любви. В отличие от Миры, у меня никогда не было воображаемого идеала. Там, где у других живут фантазии, у меня всегда пусто. И когда я прислушиваюсь, слышу лишь тишину. Но сейчас, глядя на эту сцену, я видела ожившую мечту. Мечту своей дорогой мертвой сестры.

Финальная овация точно пробудила меня ото сна, и звуки обрушились на меня, едва не сбив с ног, словно ударная волна. Мое сердце билось, как сумасшедшее. Кажется, у меня даже вспотели ладони.

Кристина о чем-то спрашивала меня - я видела, как двигаются ее губы. Должно быть, интересовалась, понравился ли мне концерт. Я бросила быстрый взгляд на Виктора, и тот ответил мне неприятной понимающей улыбкой. 

"Попалась, голубушка?" - вот что говорил его взгляд.

Попалась.

Это была точная формулировка. У меня появилось ощущение, будто я попала в чужой сон и не знаю, как оттуда выбраться. Мои ноги приросли к полу, а язык прилип к небу. Мне хотелось бежать прочь, но толпа несла меня к кулисам сцены - туда, где скрылся Джонатан.

Только, в отличие от тех, кто стремился за ним, я уже не хотела встречи. Точнее - слишком страшилась ее. 

То, что случилось дальше, вспоминается мне урывками. Сначала я вижу толпу. Люди окружают Джонатана, пытаясь подойти как можно ближе, мечтая прикоснуться, перекинуться парой слов... Потом я слышу голоса. Точнее, голос - глубокий и яркий, именно такой, какой и должен был у человека, стоящего в центре собственноручно созданного мира. 

А потом кто-то называет его по имени, и толпа расступается, словно море, разделенное священным заклятием. Джонатан оборачивается и смотрит прямо на меня, будто это я его позвала. А может, так оно и было?

   Мы смотрим друг на друга всего секунду, но этого достаточно. Я понимаю, что это он, - сразу же, без колебаний и рассуждений. Вы верите, что любовь с первого взгляда существует? Что ж, я тоже всегда считала рассказы о ней чушью. До той самой минуты.

Джонатан все еще не отрывал от меня взгляда, когда Виктор представил ему нас обеих - меня и мою подругу. Кристина тут же начала лепетать что-то насчет того, что для нее это честь, и протянула ему руку для пожатия.

В этот момент все будто замерло. Люди смолкли, как по команде, и уставились на Кристину со смесью ужаса и любопытства, точно она нарушила какой-то тайный код.

Джонатан улыбнулся - ровно так ослепительно, как мечтала моя сестра - и, мне показалось, немного виновато.

- Простите, моя дорогая, - мягко сказал он Кристине, глядя на ее повисшую в воздухе ладонь. - Но я не пожимаю рук.

Она тотчас же осыпалась на пол горкой разбитых сердечек, но мне было не до нее - в этой комнате, в этом городе, во всем этом мире для меня теперь существовал лишь один человек.

   Он между тем бросил быстрый взгляд мои перчатки, а потом снова посмотрел в глаза и улыбнулся. Я против воли улыбнулась в ответ. Именно в этот момент я окончательно поняла: безо всяких поисков и ожиданий, без грез и фантазии о несбыточном, я только что встретила свой идеал. Странно, что у нас с Мирой он оказался одним на двоих.

   3

   С любовью всегда одно и то же: каждый раз - как в первый. Любила ли я кого-нибудь до встречи с Джонатаном? Нет. Все, что происходило со мной раньше, было не более чем иллюзией.

   Но один лишь его взгляд пробудил меня к жизни. Мои легкие раскрылись и сделали первый вздох. Кажется, тут я должна была закричать, как новорожденный младенец, но из моего сжавшегося горла не вырвалось ни звука. Я лишь с неуместной и неприличной жадностью упивалась видом бесконечных темных ресниц (пушистых, словно у девчонки), капризным изгибом губ и прекрасными музыкальными пальцами. На костяшках среднего и указательного чужеродными пятнами алели тонкие царапины. Странное дело! Не то чтобы я хорошо разбиралась в предмете, но слышала, будто пианисты фанатично берегут свои бесценные руки и постоянно пытаются их согреть. Говорят, у Сергея Рахманинова была электрическая муфта, в которой он грел руки перед концертами, а Святослав Рихтер попросту держал их подмышками, чтоб не мерзли. Повреждения на нежной коже Джонатана помимо воли притягивали взгляд, и при виде нее мое сердце сжималось от боли. Мне вдруг остро захотелось дотронуться губами до его израненных пальцев, но это явно было бы слишком большой вольностью. Да и сам Джонатан только что дал понять, что не терпит чужих прикосновений.