Пэм Муньос Райан - Эсперанса

• Название: Эсперанса
• Автор: Пэм Муньос Райан
• Издательство: Текст
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7516-0688-4

Эсперанса думала, что всегда будет жить с любимыми родителями в богатом доме, полном слуг, носить нарядные платья и получать дорогие подарки к праздникам. Но внезапное несчастье перевернуло ее мир: бандиты убили ее отца, зажиточного мексиканского землевладельца, и Эсперансе с матерью пришлось бежать из родной страны в США. Изнеженная девочка оказалась в лагере сельскохозяйственных рабочих с больной матерью. Она проявляет незаурядное мужество, упорно трудится, преодолевая усталость и нужду, и, наконец, словно птица феникс, возрождается к новой жизни. Недаром ее имя в переводе с испанского означает «надежда».

---

Тетка Марты продолжала:

– Ходят слухи, что эти забастовщики хотят чем-то навредить тем мексиканцам, которые продолжают работать.

Другие женщины, сидящие в круге, делали вид, что сосредоточены на картошке, но Эсперанса заметила их обеспокоенные взгляды.

Гортензия откашлялась и спросила:

– Ты хочешь сказать, что, если мы продолжим работать весной, твоя племянница и ее друзья станут нам вредить?

– Мы молимся, чтобы этого не произошло. Муж говорит, что мы к ним не присоединимся. У нас слишком много голодных ртов. Он сказал Марте, что она не может оставаться у нас. Нам нельзя рисковать своим жильем или работой из-за племянницы.

Все закивали головами, выражая согласие. Стояла тишина. Был слышен только хрустящий звук, когда ножи разрезали картофель.

– Кто-нибудь поедет в Мексику на Рождество? – спросила какая-то женщина, мудро меняя тему. Эсперанса продолжала вырезать кусочки картофеля, но внимательно слушала – вдруг найдется человек, который поедет на Рождество в Агуаскальентес. Но туда никто не собирался.

Рабочий высыпал в бак Эсперансы новую порцию картошки. Грохот заставил ее вспомнить о словах тетки Марты. Если забастовщики и в самом деле станут угрожать тем, кто продолжит работу, они могут попытаться остановить и ее. Эсперанса подумала о маме в больнице и Абуэлите в Мексике – так много теперь зависело от того, что у нее есть работа. И если уж ей удастся получить работу весной, она никому не позволит встать на своем пути.

Как-то вечером за несколько дней до Рождества все пошли на собрание лагеря, а Эсперанса помогала Исабель сделать куклу из пряжи для Сильвии. С тех пор как Эсперанса научила Исабель этому искусству, казалось, что новая кукла появлялась в доме каждый день, и теперь эти красавицы всех цветов радуги сидели на всех подушках.

– Сильвия так удивится, – сказала Исабель, – у нее никогда не было кукол.

– Мы еще ее кукле и одежду сделаем, – сказала Эсперанса.

– Как проходило Рождество на Ранчо де лас Росас? – Исабель не уставала слушать рассказы Эсперансы о ее прежней жизни.

Эсперанса уставилась в потолок, вспоминая:

– Мама украшала дом рождественскими венками и свечами. Папа устанавливал кукольный вертеп на подстилку из мха в прихожей. А Гортензия целыми днями готовила. Там были различные пироги с мясом, эмпанадас и тамалес, и сладкие булочки с изюмом. А как Абуэлита украшала подарки! Тебе бы понравилось. Вместо лент она брала сухие виноградные лозы и цветы. В рождественскую ночь дом был всегда наполнен смехом и людьми, криками: «Счастливого Рождества!» Потом мы шли в церковь, там были сотни людей, все держали свечки во время службы. Потом, уже ночью, мы возвращались домой, все еще чувствуя запах ладана, и пили теплый шоколад, и открывали подарки.

Исабель выдохнула и спросила:

– А какие были подарки?

– Я… я не могу вспомнить, – сказала Эсперанса, сплетая кукле ноги. – Помню только, что была счастлива. – Она оглядела комнату, словно видела ее в первый раз. Одна из ножек стола подкосилась, и ее подпирал кусок дерева, чтобы стол не шатался. Стены были залатанными и облезлыми. Дощатый пол рассохся, и, как его ни подметай, он никогда не выглядел чистым. Посуда потрескалась, одеяла вытерлись, и хотя их часто выбивали, от них всегда шел затхлый запах. Теперь ее другая жизнь казалась ей волшебной сказкой, прочитанной когда-то давным-давно в какой-то книжке. Она в мыслях видела иллюстрации к этой сказке: Сьерра-Мадре, Ранчо де лас Росас, беззаботную маленькую девочку, бегущую по виноградникам. Но сейчас, когда она жила в этом доме, ей казалось, что в этой сказке говорится о какой-то другой девочке, которую она никогда не знала.

– Что ты хочешь получить на Рождество в этом году? – спросила Исабель.

– Хочу, чтобы мама поправилась. Хочу больше работы. И… – Она посмотрела на свои руки и глубоко вздохнула. После трех недель работы с картофелем они высохли и потрескались от крахмала, протекавшего сквозь перчатки. – Я хочу мягкие руки. А ты чего бы хотела, Исабель?

Исабель посмотрела на нее большими ланьими глазами и сказала:

– Это просто. Я хочу хоть чего-нибудь!

Эсперанса кивнула и улыбнулась. Она посмотрела на законченную куклу и протянула ее Исабель. Глаза Исабель, как обычно, сияли от восхищения.

Они легли спать, Исабель – в детскую кроватку, а Эсперанса в кровать, где они спали вместе с мамой. Она отвернулась к стене, тоскуя по праздникам, которые у нее были в прошлом, и заплакала, как плакала каждую ночь. Она думала, что никто не знает об этих ее ночных слезах, но почувствовала, как Исабель гладит ее по спине.

– Эсперанса, ты опять плачешь. Мы будем спать с тобой, если хочешь.

Мы? Она повернулась к Исабель и увидела, что та держит в руках целую семью кукол.

Эсперанса улыбнулась и подняла одеяло. Исабель растянулась рядом и устроила кукол между ними.

Эсперанса уставилась в темноту. У Исабель не было ничего – и было все. Эсперансе хотелось обладать тем, чем владела Исабель. Ей хотелось иметь так мало забот, чтобы такой пустяк, как кукла из пряжи, мог сделать ее счастливой.

В Рождество Эсперанса поднялась на крыльцо больницы. Альфонсо ждал ее в грузовике. Мимо нее прошла пара с подарками, завернутыми в блестящую бумагу. Потом пробежала женщина с цветком пуансетии в горшке. На ней было элегантное красное шерстяное пальто с хрустальной елочкой, приколотой к отвороту. Глаза Эсперансы были прикованы к пальто и к украшению. Как жаль, что она не может подарить маме теплое красное пальто с такой сверкающей брошью. Она подумала о подарке, лежащем в ее кармане. Это был маленький гладкий камень, который она нашла в поле, когда пропалывала картофель.

Доктор перевел маму в палату, где лежали люди с хроническими заболеваниями. На этаже было всего четыре других пациента. Их постели были разбросаны между рядами голых матрасов в большой комнате. Мама спала и не проснулась, даже чтобы поздороваться. Все же Эсперанса села рядом с ней, связала несколько рядов одеяла и рассказала маме о работе под навесами, и о планах забастовщиков, и об Исабель. Она рассказала, что Лупе и Пепе почти научились ходить и что, по мнению Мигеля, папины розы начинают расти.

Настало время прощаться, но мама так и не проснулась. Эсперанса подоткнула одеяло, веря, что яркий цвет постепенно перейдет с него на мамино лицо.

Она положила камешек на ночной столик и поцеловала маму на прощание:

– Не беспокойся. Я обо всем позабочусь. Теперь я буду ла патрона, хозяйкой в семье.

Авокадо

Изо рта Эсперансы выходил пар, когда она ждала грузовика, который отвезет ее подвязывать виноград. Она переступала с ноги на ногу и хлопала руками в перчатках. «И что нового в Новом году?» – думала она. Он уже казался старым, ведь ничего не изменилось. Она работала всю неделю. Во второй половине дня помогала Гортензии готовить обед. По вечерам помогала Жозефине с малышами и Исабель с домашними заданиями. А по выходным навещала маму.

Она съежилась в поле около железного ящика с тлеющим углем, чтобы согреться, и про себя подсчитала, сколько ей нужно денег, чтобы привезти сюда Абуэлиту. Раз в две недели, накопив немного денег, Эсперанса покупала бланк почтового перевода[4] и прятала его в чемодан. Она думала, что, если доработает до сезона персиков, у нее хватит денег, чтобы оплатить поездку Абуэлиты.

Сначала по рядам шли мужчины, подрезая толстые виноградные лозы и оставляя несколько длинных веток или стеблей на каждом стволе. Она шла за ними вместе с остальными и привязывала стебли к проволоке, которая тянулась от подпорки к подпорке. У нее все болело от холода, и ей приходилось весь день двигаться, чтобы не замерзнуть окончательно.

Вечером, погрузив руки в теплую воду, она поняла, что больше их не узнает. Порезанные, исцарапанные, опухшие и негнувшиеся, они выглядели как руки старухи.

– Это правда поможет? – спросила Эсперанса, глядя, как Гортензия разрезала напополам созревший авокадо.

– Конечно, – сказала Гортензия, вынимая большую косточку и оставляя дыру в сердцевине фрукта. Она выскребла мякоть, размяла ее в тарелке и добавила немного глицерина. – Я много раз делала это для твоей мамы. Нам повезло, что в это время года у нас есть авокадо. Друзья Жозефины привезли их из Лос-Анджелеса. – Гортензия втерла смесь авокадо и глицерина в руки Эсперансы. – Ты должна оставить их так на двадцать минут, чтобы кожа впитала масло.

Эсперанса посмотрела на свои руки, покрытые жирной зеленой массой. Она вспомнила, что мама, бывало, сидела вот так после работы в саду или верховой прогулки с папой по угодьям, поросшим мескитовыми кустами. Когда Эсперанса была маленькой, она смеялась над мамиными руками, покрытыми странной мазью. Но ей нравилось, когда она их отмывала, – тогда Эсперанса брала мамины руки и прикладывала ее ладони к своим щекам, чувствуя нежность кожи и вдыхая свежий запах.