Анатолий Агарков - Три напрасных года

• Название: Три напрасных года
• Автор: Анатолий Агарков
• Жанр: Современная проза

Родился я через год после смерти Сталина. Природа долго присматривалась, подыскивая замену ушедшему интеллекту. В ясли-садик не ходил, а воспитывался старшей сестрой — первой на улице драчуньей и матершинницей. Но, несмотря на эти посулы, рос примерным, скромным мальчиком. В школе учился сначала плохо, потом не очень плохо, потом совсем хорошо, и окончил её с одной тройкой. В институт поступил — мечтал стать строителем. Но связался с хулиганами и бежал от них в армию. Служил три года в морских частях погранвойск. Служба нравилась, я ей тоже. От неё осталась на память бескозырка, от меня ей — запись в Книге Почёта части.

---

Удрал в самоволку. Идём по городу, болтаем. Я болтаю. Она смеётся. Пусть смеётся. Тактику, думаю, избрал правильную. Неумный на моём месте, о чём бы речь вёл? Ах-ах-ах, любовь-любовь-любовь… И потом — а жильё у тебя есть?

А я умный и ей глаголю:

— Как ты можешь жить в такой дыре? Такая девочка яркая, можно сказать звезда морская — и такое захолустье. Вот отслужу, поедем со мной на Южный Урал? Там города — миллионные. Там заводы. Там мощь всей страны куётся. А природа…. А люди….

Добрались до её дома, поднялись на лестничную площадку. Я треплюсь, а её не удерживаю, наблюдаю — если уйдёт, значит, не зацепил и наоборот. Она слушает, хихикает, ждёт чего-то. Может, думает — с поцелуями полезу. Не дождёшься — я не такой!

Хлопнула дверь подъезда, шаги чьи-то поднимаются к нам. Смотрю — мама дорогая! — целый капитан первого ранга. Посмотрел на меня сурово, на дочь:

— Ирка, домой.

Та шмыг за двери.

— Ну…?

Я с трудом язык от нёба оторвал:

— Курсант одиннадцатой роты Агапов.

— Здесь самовольно?

— Так точно.

— Дуй в часть, скажешь старшине роты, чтоб наказал.

И всё, скрылся за дверью. Кому рассказать, не поверят — сам командир части каперанга Карцев застукал в самоволке и отпустил. «Скажешь старшине роты» — это шутка, не более. Что я, идиот, себе взыскания выпрашивать? Разве он меня запомнит? Таких гавриков у него пять тысяч штук.

Думаю, что соврать на КПП? Обязательно надо что-нибудь про Карцева — такой подарок судьбы. Но на КПП меня не тормознули — прошёл, как в порядке вещей.

Когда по части плёлся, мысли другой оборот приняли. Фамилию мою мог Карцев запомнить и роту. Явится проверить — вот он я во всей красе — самовольщик, трус и лгун. А ещё в зятья набивался. Нет, обязательно надо доложить Седову.

Дальше как — вот я страдаю, наказанный.

Ирка меня находит — ах, ты бедненький.

А я — папашку благодари.

Она — папочка, как ты мог?

Каперанга ко мне — прости, зятёк дорогой.

— Товарищ мичман, — подхожу к Седову. — Получил замечание от капитана первого ранга Карцева. Прибыл для получения наказания.

— Наказания? — старшина роты внимательно посмотрел на меня. — Хорошо, получишь. После завтрака задержись у тумбочки дневального. Инструктору скажешь — по приказу Седова.

И всё. Никаких расспросов: что почём, и как там Карцев? Умудрённый у нас старшина. Наутро ещё с одним пареньком по фамилии Сибелев прикорнули на стульях у поста дневального. Петрыкин летит:

— За мной.

На тот свет я за тобой бы пошёл, да тормознулся вовремя, пропуская вперёд.

Вышли из части. В домах офицерского состава нашли нужную квартиру. Петрыкин задачу объяснил — капитан третьего ранга Яковлев ютится в гостинице, а семья по прежнему месту службы. Теперь им дают квартиру, которую наша задача — отремонтировать. И вот мы втроём, вооружившись скребками, стали скоблить стены и потолок. Пыль подняли…. наглотались…. Даже курить не хотелось после работы и после обеда. Сидим в курилке, дожидаясь Петрыкина, и не курим. Яковлев идёт:

— Вы, почему здесь?

Суетится, новосёл. А мы — так, мол, и так — старшину первой статьи Петрыкина ждём.

— Идёмте.

Яковлев отвёл нас к своему будущему дому:

— Ждите здесь.

Сели на лавочку у подъезда, ждём. Час проходит, другой — нет Петрыкин. Четыре часа прошло — запропал где-то Тундра. Смеркаться стало. В части горн заиграл — вечерняя прогулка. Ещё через полчаса второй сигнал — вечерняя поверка. Сибилев за угол заглянул:

— Кажется, свет в квартире горит.

— Тебе какая команда была — сидеть ждать, а не в окна заглядывать.

Сибилев — недоученный студент Магнитогорского пединститута — ему швейка включать, не привыкать. Сидим, ждём, чувствуем — развязка близка.

Топает Яковлев.

— Вы чего здесь?

— Петрыкина ждём?

— А его не было? Ну-ка, пойдёмте.

Поднялись на этаж. Яковлев своим ключом квартиру открыл. В прихожей Петрыкин в нас задом целит — пол домывает.

— Вот как хорошо! — радуется взводный. — И побелили, значит. Можно въезжать.

Петрыкин на нас глазами вращает — морда пунцовая. В часть шли — поставил меня к Сибилеву в затылок и рычит:

— Раз-два, раз-два, левой….

И бубнит:

— Кранты вам, салаги, задрючу, Бог видит ….

Мы идём, молчим и думаем: «Ну, дрючь, дрючь — да только известно, бодливой корове Бог рог не даёт».

На этот раз дал. Буквально на следующий день Глобус домой улизнул, в краткосрочный отпуск, а на его место инструктором к нам послали Петрыкина. В тот же день на вечерней поверке:

— Агапов, выйти из строя.

Подходит:

— Это что, это что…?

Дёрг меня за гюйс и пуговицу оторвал — форменный воротник повис на одном плече. Дёрг за робу — её край из-под брюк выпростался. Стою растрёпой, а Тундра:

— За нарушение внешнего вида объявляю наряд вне очереди.

Ну, наряд, так наряд. Он инструктор — имеет право. А я… Что я — служу, как говорится, Советскому Союзу.

Наряд вне очереди выпал на камбуз — в посудомойку. После развода нас ещё раз построили, проверили отсутствие грязи под ногтями, ну и прочее. Приняли мы боевые посты у отслужившей смены. Впереди ужин, но ещё есть время перекурить — курилка в подвале. Наряд-то не маленький — пять тысяч человек накорми, посуду помой, обеденные столы и залы тоже.

Спускаюсь в подвал. Группа курсантов толпится у трапа и дальше ни шагу. В чём дело? И курить охота, и время уходит. В чём дело? Из курилки пронзительный и ненавистный голос Петрыкина:

— Равняйсь! Смирно! Отставить! Отставить касается команды «Смирно!», а «Ровняйсь!» никто не отменял. Я вас, сволочи, научу Родину любить. Смирно!

Блин! Нигде от него нет покоя. Да плевать! Раздвинул плечом курсантов и пошёл в курилку. Открываю дверь, ко всему готовый — но к этому не был. Опешил от удивления — Устинька подметает пол и петрыкинским голосом орёт:

— Подтянуть грудь, выпятить живот…. Прямо шагом марш!

Наконец врубаюсь и подыгрываю — закрывая дверь, ору для оставшихся в коридоре:

— Разрешите присутствовать, товарищ старший сержант?

— Я вам покажу перекур! — надрывается Устьенька. — Тряпку в зубы, и чтоб пол блестел.

Сели с курсантом Устьянцевым, курим, смотрим на дверь — кто первый войдёт? Докурили — никто не вошёл. Вот таких смельчаков набирают в морчасти погранвойск. И тупорей — назови я Петрыкина старшим сержантом, носом бы дверь открыл.

Чашки моет посудомоечная машина. Один курсант вставляет, другой вынимает и подаёт мне. Моя задача — всполоснуть их в ванне. На самом деле эта операция называется дезинфекция, и в ванне не просто горячая вода, а раствор горчицы. Лезть туда босыми руками нельзя. Вон на полочке лежат резиновые перчатки. Но кто бы объяснил…. А самому догадаться — с умом напряжёнка.

Помыли посуду, убрались в обеденных залах, поплелись в роту. Легли спать на час позже, а подняли на час раньше общего подъёма. В подвальном помещении камбуза построили. Краткий инструктаж. Старший наряда, проходя мимо, заметил.

— Что у вас с руками? Покажите. Дезинфицировал? В горчице? Бегом марш в санчасть.

Положили на недельку. Выхожу к здоровым людям, а там — мать чесная! — полномасштабная война третьей смены с инструктором Петрыкиным. Глобус наш умудрился залететь в отпуске — подрался с кем-то. В ментовке посидел, потом в части досиживал. Лычки с него срезали и отправили в баталерку (кладовка) матросом. А Тундру назначили нашим инструктором на постоянной, стало быть, основе. Ну, он и взялся с нас шкуры драть. Но ведь и мы не пацаны доприсяжные — чему-то ОУОМС нас научил. Стали мы Петрыкину «паровозик» делать. Объясню тем, кто не служил.

Строй идёт — три шага нормальных, на четвёртый ботинком изо всех сил в асфальт. Получается: раз, два, три, бум!.. раз, два, три, бум! На паровоз похоже. Для инструктора «паровозик» от смены — оскорбление. Коллеги смеются, командиры задумываются — а на своём ли старшина месте? Здесь одно спасение:

— Смена, бегом марш!

И вот мы, лучшая в отряде по строевой подготовке смена туда бегом, обратно бегом. Только вышли из корпуса, роты, камбуза:

— Смена, прямо бегом марш!

Заместителем у Карцева по строевой подготовке был кавторанга Белов. Ну, это зверь о двух ногах. Станет в обед у чипка (матросское кафе) и смотрит, кто не так честь отдал — заворачивает. Соберёт вокруг себя десятка три-четыре бедолаг, и ходят они по кругу, и козыряют, пока не скажет Белов:

— Свободен.

В тот день мы мимо него трусцой.

Белов:

— Товарищ старшина.

Петрыкин:

— Смена стой.

И на полусогнутых к Белову — так, мол, и так, следуем с камбуза в учебный корпус.

— Ну, так и проследуйте, как подобает, — требует кавторанга.

Петрыкин возвращается:

— Правое плечо вперёд, смена, шагом марш.