Владлен Анчишкин - Арктический роман

• Название: Арктический роман
• Автор: Владлен Анчишкин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В «Арктическом романе» действуют наши современники, люди редкой и мужественной профессии — полярные шахтеры. Как и всех советских людей, их волнуют вопросы, от правильного решения которых зависит нравственное здоровье нашего общества. Как жить? Во имя чего? Для чего? Можно ли поступаться нравственными идеалами даже во имя большой цели и не причинят ли такие уступки непоправимый ущерб человеку и обществу?

---

— Ты — заместитель начальника рудника, дорогой мой…

— Я ехал сюда, надеялся…

— Поздно. Люби жену, стреляй уток, помогай Батурину…

— Я в шахту хочу!..

— Жди. Ты на шахте сидишь, а не в министерстве. Теперь тебе легче — потерпишь.

Антон Карпович налил из термоса чаю и спохватился, вспомнив.

— Да, — сказал он. — Чуть не забыл…

И весь переменился тотчас, как мог делать лишь он. Перед Романовым теперь стоял не Антон Карпович — друг отца, Санькин московский товарищ, а Борзенко — управляющий трестом, говорил строго, по-деловому:

— Батурин рассказывал мне о твоем предложении — насчет механизации выемки угля с помощью обратного хода врубовки. Он тоже настаивает. Так вот. Я не могу забрать СКР-11 ни у баренцбургцев, ни у пирамидчан: мы увеличиваем им план с нового года. А ваши лавы на ладан дышат — ваш план придется урезать. Так что держитесь зубами за свой эскаэр, потому что в Баренцбурге или на Пирамиде попросят — я и этот у вас отберу… Шахту новую нужно вам строить, дорогие мои. Шахту! Понял? Иначе весь Грумант полетит к чертовой бабушке. И вы в том числе. Через полгода вы все свои механизмы будете крутить вхолостую. Породу будете выдавать на-гора… для советских городов Заполярья. Ясно?! Вот так.

Подвинул Романову стакан с крепко заваренным дымящимся чаем, добавил:

— С этим ложитесь спать, с этим и глаза продирайте — новая шахта! — если у вас есть шахтерская косточка, если интересы государства для вас главное, если не хотите обанкротиться сами и трест подвести, как сделали ваши предшественники.

Высказался и вновь превратился в милого Антона Карповича, близкого и дорого, как далекое и — беспечное детство; указал на стакан:

— Пей. Через два часа я буду махать тебе с палубы, понял? А через три дня — в гостинице «Шахтер» буду разрезать самый большой кавун, какой только найду в Мурманске. Съел?.. Жду твоих дальнейших разработок и новых соображений но «социалистическому комбайну»…

Борзенко уехал…

Жизнь продолжалась.

V. Сабантуй с последствиями

Батурин перетащил из Баренцбурга геологоразведывательную партию, перетряс штатные расписания подземных и наземных участков, пересмотрел организацию производства, нормы выработки, — готовил рудник к строительству, укреплял дисциплину. Нарушители, которые попадали к нему в кабинет на «урок воспитания», приходили в себя лишь на материке, перестав быть полярниками, или делались тихими, послушными, если им удавалось остаться на Груманте.

Участников ночного сабантуя Батурин вызывал по одному. Первым оправдывался хозяин квартиры Полисский. У него была круглая голова, узкие плечи, ладони маленькие, розовые. Рассказывая о случившемся, Полисский не мог отыскать точки, на которой можно было бы остановить взгляд больших, навыкате, карих глаз: руки смиренно лежали на коленях, ладонями вниз. Батурин смотрел на него плоскими глазами, молчал. Полисский нервничал, излагая обстоятельства дела:

— У Светки… извините… у моей жены, — говорил он, — вчера была именинница теща… извините… моя теща… В общем, я не помню, с чего началось: мы с Владимиром Сергеевичем Афанасьевым стали пить водку. У нас были две тонкие рюмки. Высокие. Мы пили без рук. Надо было брать рюмку со стола губами и опрокидывать. И надо было поставить на стол без рук… Я не хотел, Константин Петрович… Мне, конечно, хотелось, чтоб первым опьянел Владимир Сергеевич. На именинах была Светка… жена моя. Мне хотелось, чтоб она видела: я не хуже сына замминистра. За столом была вся моя бригада. Светкины подружки из столовой. Мне не хотелось, чтоб навальщики и девушки думали, что меня не оставляют на третий год потому, что я хуже… Мне было обидно, Константин Петрович. Два года я работал честно, — старался, чтоб на мою смену не обижались… Я вижу: других итээровцев — не лучше меня — оставляют на третий год, если они попросят, а меня… Потому, что Владимир Сергеевич сын замминистра СССР, со мной можно и не считаться. На мое место ехал сын… для него расчищали место. А то, что я работал два года на этом месте и сделал его первым на руднике… И только что женился, но и с тем, извините, никто не хочет считаться. А жена не хочет уезжать раньше своего срока: хочет все два года пробыть на острове. Она говорит, что это я такой, что со мной могут и не считаться… Мне хотелось, чтоб Владимир Сергеевич опьянел первый. Чтоб все видели: он не лучше меня, не умнее… Чтоб все поняли: мне не разрешают оставаться на третий год не потому, что я такой человек, а потому, что на мое место приехал Владимир Сергеевич… А утром сегодня, когда я проснулся… В общем, жена рассказала, что у Владимира Сергеевича порвалась рубашка. Дома у них разбилось окно. Графин упал на улицу… Этого я не хотел, Константин Петрович. Я говорю все, как есть… Не надо только наказывать Светку… жену мою. Она ни при чем… И не пишите в характеристику плохо. Я честно работал два года. Разрешите мне уехать тихо… И Светке скажите, чтоб она ехала. Мы только поженились, а она еще на год останется на острове. Без мужа. Вы сами понимаете… Я виноват во всем, Константин Петрович. Я знаю. Я честно… Не сердитесь…

Батурин не задавал вопросов, когда Полисский рассказывал, не делал замечаний, молчал. Слушал, смотрел и молчал. Когда Полисский закончил, кивнул в сторону тамбура с двойной дверью для звуконепроницаемости, велел:

— Погоди в приемной, маленько. Позови инженера… Не успел жениться, одурь тульская, уже под бабий каблук угодил. Иди в приемную!.. Шахтер…

Вошел Гаевой. Он сел на стул; уперлись локтями в колени, уставился в пол. Русые, коротко подстриженные волосы на крепкой голове торчали ершом. Он весь как бы ощетинился, был бледный. Туго сплетенные пальцы сделались красно-белыми от напряжения.

— Во всем виноват я, — сказал он. — Я сказал Вовке, что мы не можем не идти к ребятам, если нас приглашают, — говорил резко, отрубая каждую фразу кивком головы. — Вовка не знает рабочих-шахтеров: он не работал с ними, не жил. Нам нельзя было идти на вечеринку теперь, пока мы еще не знакомы с ребятами. Но мы не могли не пойти: нам два года работать и жить с ними, — они с первого раза должны знать, что мы друзья им, а не турки. Нам всю жизнь работать с ними и жить. Я не жалею, что мы пошли… Ребята приняли нас не за тех, кто мы есть. Я не виню их. Нельзя винить и Вовку: он попался на удочку по неопытности — он слишком доверчив… Он опьянел. Я отвел его в нашу комнату. Мы боролись, и я случайно порвал на нем рубашку. Ему было жарко. В нашем окне нет форточки. Я выбил стекло… Повторяю: во всем, что случилось, виноват я. Если вам нужен щедринский Ивашка, чтоб было кого сбрасывать с колокольни, берите меня — всех других наказывать не за что.

Батурин не прерывал Гаевого; когда он закончил, сказал рассерженно:

— Погуляй в приемной… ин-же-нер!.. Позови этого — бандюгу воркутинского.

Гаевой вышел. Батурин спросил Романова:

— Что это за «щедринский Ивашка»?

Романов объяснил. Батурин крякнул, голубая жилка над правым глазом вздулась.

Вошел Остин — кряжистый, скуластый парень с узким разрезом широко поставленных наглых глаз. На толстых губах широкого рта играла улыбочка. Вошел, переваливаясь с ноги на ногу, сел едва ли не рядом с Батуриным. Вел себя, как человек, который сам решил уехать с острова первым же пароходом, — решил позабавить начальника рудника перед отъездом. Батурин не прерывал и его, смотрел, молчал. Но Остпна не смущали ни взгляд, ни молчание Начальника рудника.

Рассказ Остина. Разве горные инженеры бывают такими, Константин Петрович: на локтях ямочки, губки бантиком?.. У нас в Воркуте был один такой пижон — из Ленинградского горного института. Только приехал, ему сразу: «Извольте, мусье: вам должность начальника добычного участка не маловата будет?» Батя у него кем-то в Ленинграде. А он… думающий парень: то для него не так, то не то — все дураки, — один он умный. Евгений Онегин на поверхности. Дошло до шахты — осел. Лопаты держать не умеет, лавы боится. Материал собирал для диссертации, как говорил главный. «О том, как содрать семь шкур с одного телефонного аппарата», — по телефону любил руководить малый. Главный у него спрашивает: «Как работает трансформатор?», а он «Гу-у-у…» — гудит, значит. Через год его только и видели…

Это я приволок министерских инженеров на вечеринку. Я устроил им канкан. Такие, когда трезвые, дипломаты; подвыпьют — коромысла гнут, — сразу видно, что за Евгении Онегины. Надо было, чтоб вся бригада просила оставить Полисского еще на год. А Гаевой сам не пил и Афанасьеву не давал.

Я вспомнил, как Александр Васильевич подрядился тащить магнитофон инженеров. Светка закричала: «Хочу танцевать!.. Ребята, не жалейте музыки!» Получилось в аккурат: за магнитофоном пошел Гаевой. Я налил две тонкие рюмки, поставил перед Полисским и Афанасьевым: попробуйте по-шахтерски — без рук. Кто из вас больше шахтер…