Владлен Анчишкин - Арктический роман

• Название: Арктический роман
• Автор: Владлен Анчишкин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В «Арктическом романе» действуют наши современники, люди редкой и мужественной профессии — полярные шахтеры. Как и всех советских людей, их волнуют вопросы, от правильного решения которых зависит нравственное здоровье нашего общества. Как жить? Во имя чего? Для чего? Можно ли поступаться нравственными идеалами даже во имя большой цели и не причинят ли такие уступки непоправимый ущерб человеку и обществу?

---

— На окре работает ремонтная бригада, — сказал Лешка; он начинал злиться. — А когда на земле праздник… Мне надо быть в шахте.

Когда он злился, мог придумать что-нибудь сносное лишь по работе.

Романов молчал. Он не удерживал Лешку.

— Какая кошка пробежала между вами? — спросила Раиса Ефимовна.

Она стояла, опираясь о поручень, поглядывала на Александра Васильевича, на Лешку, щурясь:

— Ро-ма-нов?!

Александр Васильевич словно не слышал ее — пошел вверх по лестнице.

Нет. Я ни за что не женюсь на такой женщине, как Новинская. Раиса Ефимовна прекрасный хирург, хорошая жена, мать. Но я не женюсь на такой, будь она к тому же раскрасавица. Мне хочется защищать женщину, а не отбиваться от нее постоянно. Воинственность — не женское дело.

— Пошли! — велела Раиса Ефимовна, пропуская Ольгу вперед.

Лешка не собирался в шахту. Я видел: он не хочет уходить, потому и злится. Но что я мог сделать? Александр Васильевич не позвал Лешку к себе, а Новинская — не Дудник: ее не провести, — она не отпускала Ольгу. Я знал: теперь, назвавшись груздем, Лешка пойдет и в шахту.

— Не забывай, что тебе завтра в первую, — сказал он так, как не говорил со мной никогда, как разговаривал с бригадирами, мастерами, когда сердился.

Я посмотрел на Лешку. Он отвернулся, отдал Ольге туфли, ушел.

Фонарь на столбе возле нашего дома не раскачивался, а дергался под ударами ветра. Дергалась тень от жестяного абажура на косогоре. Ольга зябко куталась в воротник.

Возможно, потому, что Лешка вдруг надел новый костюм, а Ольга оживилась, когда мы отделались от Дудника, я посмотрел на нее не только как на дочь Юрия Ивановича, а и как на девушку. Может быть. Но я не помню не то чтобы в своем поведении, но даже в мыслях ничего, что давало бы Лешке повод разговаривать со мной повелительно, набивая себе цену в присутствии Ольги. Из солидарности к Лешке я не собирался идти на Птичку… Я пошел.

Мы пили черный кофе с коньяком, разговаривали, дурачились. Когда Ольга наклонялась к чашечке, легкая белая прядь, свернутая спиралью, свисала на лоб. Ольга поднимала голову — прядь оставалась на лбу. Она шла ей. Ольга знала об этом, потому и не убирала — не прикасалась к ней. Она отставляла нижнюю губу, дула прядь отклонялась в сторону, подымаясь к волосам, подбитым пушком на лбу; лишь прекращала дуть — прядь возвращалась на прежнее место. Ольга вновь дула… Игра с прядью привлекала внимание. Ольга знала и об этом. Она играла как бы между прочим, как Жора Березин играл с кольцами дыма. Девчонки — артистки от рождения.

Раиса Ефимовна вышла на кухоньку, отгороженную невысокой деревянной переборкой, Александр Васильевич вынул из-под стола бутылку коньяку и налил в чашечки, показав на чашечки Ольге, приставив палец к губам. Ольга тоже приставила палец к губам, согласно закивала головой. Я выпил с удовольствием, мне хотелось выпить. Ольга очень охотно вошла в заговор и так старательно разыгрывала соучастницу, то и дело поглядывая на Раису Ефимовну: «Заметит или нет?», что Новинская, лишь посмотрела на нее, тотчас поняла, что произошло за время ее отсутствия. Раиса Ефимовна принялась за Романова — тоже играючи, но Александр Васильевич будто не слышал ее, хотя минутой раньше и изображал заговорщика.

Я рассматривал Ольгу.

Без пятнадцати двенадцать Раиса Ефимовна выставила нас. Двенадцать часов для Новинской священны: позже она не ложится спать, укладывает к двенадцати и Романова. Это закон семьи, установленный Раисой Ефимовной.

— Придешь домой, Оля, — сказала она, провожая нас коридором к выходу, — позвони мне. Войдешь в комнату и сразу позвони. А ты, Вовка, звони от себя; на коммутаторе мне скажут, откуда ты звонил… из дому или из клуба. Я не смогу уснуть, пока не буду знать, что все хорошо… Спокойной ночи.

Мы прошли по деревянному тротуару вдоль больницы.

Была ночь, звезды на небе уже погасли, кружились снежинки в завихрениях ветра, на берегу гудел накат, долбили полярную тьму кларки ДЭС. Нас было двое, никого поблизости не было. Я поддерживал Ольгу под руку, она зябко куталась. Мы разговаривали, смеялись.

Мною овладело настроение, которое часто приходит, когда оказываешься наедине с женщиной, вызывающей симпатию. Я дурачился, дразнил — подзадоривал, Ольга поддерживала игру, не отнимала локоть, когда я прижимал его будто ненароком.

Мы сошли с лестницы на тротуар против застекленной веранды нашего дома. Ветер дергал фонарь на столбе, дергалась тень от абажура; снежинки вспыхивали в свете фонаря, проносясь стайками и в одиночку.

— Видишь… газовые гардины, а за ними два окна? — сказал я, остановившись, поворотив Ольгу лицом к окнам нашего дома.

— Ваша комната? — спросила Ольга.

— Теремок… В нем темно, и там волк. Сейчас мы подымемся по лесенке на второй этаж, войдем в теремок…

— И прогоним волка, да?

— Да… Мы включим свет — волк убежит. Волки боятся света… Недавно в Кольсбее был «Адам Мицкевич», он возвращался из «загранки», и я выменял у матросов пластинки… Мы будем пить шампанское…

— И слушать музыку, да?

— Да… И танцевать будем. Ты будешь танцевать, как танцуют индианки…

— Босая, на ковре?

— Да… А я буду говорить тебе то, что говорят царевнчи в сказках.

— А потом я кончу танцевать, вы скажете все красивые слова, и мы увидим, что только вдвоем, замолчим: будем стесняться даже смотреть друг на друга, да?

— Мы позовем волка на помощь…

— А потом нас разыщет Зинаида Ивановна, и мы скажем ей, что решили пожениться на время, пока будем жить на острове, да?

Я смеялся, как не смеялся давно.

— Все это я уже слышала, Владимир Сергеевич, — сказала Ольга. — Мужчины слишком много откровенничают между собой и поэтому часто повторяются.

Я хохотал.

— В двенадцать сменится с дежурства Зинаида Ивановна и надерет обоим нам уши, Владимир Сергеевич…

Мне сделалось легко и просто с Ольгой. Теперь я взял ее под руку так, словно мы знали друг друга давно и близко.

Мы прошли к дому, в котором жила Ольга, на углу свернули; шли вдоль глухой стены с единственным окном на втором этаже. Я обнял Ольгу за плечи.

— Здесь плохо видно и можно споткнуться, упасть ненароком.

В эти минуты я полностью разделял Лешкино кредо: «Девчонки затем и существуют, чтоб обнимать их и целовать. Они даже обижаются, если не делают этого с ними, — называют парней, которые слишком скромны, «лопухами».

— Не нужно, Владимир Сергеевич, — сказала Ольга, не вырываясь, не обижаясь, но освобождая плечи от моей руки. — Вы сегодня выпили, а завтра вам неловко будет встречаться со мной.

— Я бедовый, — сказал я. — И нахальный… Мне Юрий Иванович однажды сказал даже: «Се-терь-рь-рьва…»

— Папа рассказывал мне и много хорошего…

Мы прошли до угла и свернули за угол. Дом стоял фасадом к фиорду. Дорожка в две доски шла по камням к крыльцу, подымающемуся на цыпочках в сторону берега. На причалке крыльца горела электрическая лампочка; опорный столб бросал тень на дорожку.

— Почему ты говоришь мне «вы» и называешь по имени и отчеству? — спросил я.

— Так вы же старше…

— Когда между девушкой и парнем разница в шесть лет…

— Ого! — сказала Ольга. — А мне через три недели будет только восемнадцать.

— Мы друзья…

— Вы инженер…

— Я рабочий.

— Ага. Все равно инженер.

— Говори мне «ты».

— Мне неудобно, Владимир Сергеевич. Вы аж на шесть лет…

Мы поднялись на крыльцо, прошли по коридору; у двери в коридорчик, распахнутой настежь, Ольга остановилась:

— Спокойной ночи вам, Владимир Сергеевич. Спасибо, что проводили.

— Скажи «ты», — сказал я.

— Неудобно.

— Тогда я поцелую тебя, а девушки после этого сразу переходят на «ты».

— Ага. Девушку нельзя целовать, если она не хочет. Кто поцелует девушку против ее воли, тому не будет счастья, Владимир Сергеевич.

— Говори «ты».

— Ага. А потом вы скажете: «Обними меня…»

Я взял ее за плечи, повернул к себе и потянул. Она уперлась руками в грудь.

— Что вы делаете?..

Но я знал — девчонки все так: когда пытаешься поцеловать ее, она царапается, кричит, а потом вдруг затихает, смирно ждет, когда поцелуют еще раз. Я потянул Ольгу сильно — ее руки не выдержали… и я осторожно прижал ее к себе.

— Владимир Сергеевич… Как вам не стыдно? Она вырывалась, отворачивалась. Я нашел губы и поцеловал. Она вздрогнула, обмякла и уж не сопротивлялась. Я отступил. Баловать девчонок ведь тоже не рекомендуется, а то они сразу вообразят невесть что — поспешат и на шею сесть, как Раиса Ефимовна… Ольга перекатилась спиной по косяку двери — исчезла в коридорчике. Я подождал несколько, для выдержки, и шагнул через порожек.