Владлен Анчишкин - Арктический роман

• Название: Арктический роман
• Автор: Владлен Анчишкин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

В «Арктическом романе» действуют наши современники, люди редкой и мужественной профессии — полярные шахтеры. Как и всех советских людей, их волнуют вопросы, от правильного решения которых зависит нравственное здоровье нашего общества. Как жить? Во имя чего? Для чего? Можно ли поступаться нравственными идеалами даже во имя большой цели и не причинят ли такие уступки непоправимый ущерб человеку и обществу?

---

Я только что прилетел из Москвы в Симферополь, проехал автобусами от Симферополя до Фороса; утомленный качкой, жарой и бесконечными поворотами дороги, стоял возле кирпичной сторожки — ждал, когда вахтенный закончит изучать мои документы… За воротами послышался шум мотора, сигналы клаксона и призывный, требовательный голос:

— Дядя Федя-а-а!..

Кричала женщина… Вахтенный сунул мне в руки путевку и паспорт — прихрамывая, заспешил к воротам. А через минуту-две, подкатившись вплотную к моему чемодану, у сторожки остановилась «Волга». За рулем сидела женщина в очках, в пестром платье. Ее полные руки, коротковатая шея были розовы от загара; высоко подстриженные светло-русые волосы — в тщательно продуманном беспорядке. С первого взгляда ей можно было дать не более тридцати пяти. Она смотрела на меня требовательно; я делал вид, что не замечаю чемодана, оказавшегося у нее на пути.

— Раиса Ефимовна, может, прихватите товарища? — спросил женщину вахтенный, заглядывая в боковое оконце машины. — К нам, — указал он в мою сторону, — отдыхать приехал… лечиться.

На заднем кресле «Волги» полулежал мужчина, откинув голову к спинке; казалось, дремал.

— Уберите этот груз с дороги, — сказала Раиса Ефимовна вахтенному, кивнув на мой чемодан. — Положите в багажник.

Разглядывала меня внимательно. Я молчал. У нее были зеленые злые глаза. Но умные. Я старался не замечать ее взгляда.

— Дядя Федя! — крикнула Раиса Ефимовна. — Там с правой стороны пакет, перевязанный ленточкой… это для вас.

По тому, как вела себя эта женщина, по белым чехлам на сиденье, занавесочкам на окнах было видно, что машина принадлежит ей. Но мне было удобнее считать машину государственной. Не хотелось ставить себя в положение человека обязанного, тем более этому строптивому «шоферу» в юбке. Да и вообще я ненавижу это чувство — обязанности. Оно, как и зависимость от чего-то, кого-то, переламывает человека в пояснице — делает рабом.

«Волга» плавно скользнула по темному асфальту дороги, покатилась вдоль заросшего деревьями косогора вниз, быстро набирая скорость. На крутом повороте она вильнула так юрко, что я потерял равновесие — ударился локтем о дверцу.

— Вы всегда так катаетесь? — спросил я, бегло взглянув на соседку.

— Когда мне хочется убить кого-нибудь из своих пассажиров, — был ответ.

Раиса Ефимовна бросала машину то вправо, то влево, то резко тормозила, то поддавала газу. Бросало и меня в кабине; начинало мутить.

Машина с трудом уворачивалась от скалистых стен и обрывов, то и дело появляющихся на пути. Я ждал того отрезка дороги, который мог оказаться нашей последней нормальной опорой.

— Вы слышали притчу о том, как зять рассердился на тещу и, чтобы насолить ей, выколол себе глаз? — сказал я. — Он сделал это затем, чтоб все говорили потом: «Во-о-он… пошла та, у которой зять одноглазый».

На заднем сиденье послышался сдержанный смех, похожий на стон. Машина вильнула, едва не задев железобетонный столбик над обрывом. Смех оборвался, словно выключили радио.

— Прелесть как остроумно, — сказала Раиса Ефимовна. — Сразу видно человека интеллектуального труда… Только вам нужно было просить путевку в другой санаторий… для тех, кто удачно трудится над стиранием грани между умственным трудом и идиотизмом… подобно некоторым, — кивнула она на заднее сиденье.

Дорога была похожа на маршрут гигантского слалома с его неожиданными и крутейшими поворотами. Раиса Ефимовна смотрела сквозь очки напряженно, вся, казалось, отдавалась машине, скорости, дороге. Но в том, как она сидела — упрямо, по-мужски выгнув шею, чувствовалось напряжение и иного характера.

— Моя фамилия Романов, — сказал мужчина с заднего кресла.

Меня бросало по-прежнему — внутри уже переворачивалось все, но фамилию назвавшегося я услыхал; уголком глаза посмотрел на «шофера».

— Упирайтесь посильнее ногами и спиной: это придает устойчивость, — посоветовал Романов.

Машина в это время вылетела из зарослей — в овальном зеркальце над ветровым стеклом я заметил пытливые и насмешливые мужские глаза. Они щурясь смотрели на меня — наблюдали за мной, вероятно, не первую минуту.

— Семь километров — семьдесят семь поворотов, — дружелюбно сообщил Романов. — Самая подлая дорога на Южном берегу Крыма. Но когда за рулем Раиса Ефимовна…

Я вновь покосился…

— …волноваться не стоит, — продолжал Романов, — мы доедем… если не в морг, то в артель инвалидов обязательно.

Меня перестало мутить. Или я больше не замечал этого? Поглядывал вдоль плеча осторожно, рассматривая… Бледность проступила на щеках Раисы Ефимовны. «Волга» мягко остановилась между двумя поворотами.

— Что? — навалился на спинку переднего кресла Романов.

Только теперь я понял, что меня раздражало, кроме всего прочего, всю эту «подлую» дорогу: в машине пахло спиртным перегаром.

— Левое заднее колесо спустило, — сказала Раиса Ефимовна. — Руль тянет в сторону, — сказала и тотчас как-то устало обмякла, примирясь с обстоятельствами.

— Та-а-ак!.. — протянул Романов. — Доигралась, значитца. — И вышел из машины.

«Волга» резко рванулась вперед — дверца захлопнулась сама по себе. Я перебросил руку через спинку сиденья и посмотрел в заднее окно. Высокий и стройный, уже начинающий полнеть мужчина стоял на середине пустынной вечерней дороги, спокойно прикуривая от зажигалки. Его прищуренные глаза смотрели нам вслед насмешливо. Крутой поворот скрыл Романова мгновенно…

— До санатория, наверное…

— Полтора километра, — злорадно оборвала меня Раиса Ефимовна. — Тысяча восемьсот шагов.

«Волга» стремительно скользила вниз, виляя на поворотах.

Я смотрел на Раису Ефимовну: ни примирения, ни усталости в ней не было. Я понял, в чьей машине оказался случайно. Понял и то, на кого все это время злилась Раиса Ефимовна. Во мне поспешно взыграла мужская солидарность.

— Остановитесь, — сказал я.

Тормоза завизжали.

— Вам плохо? — спросила Раиса Ефимовна.

Я открыл дверцу и ступил на асфальт.

— Дайте ключ от багажника.

Где-то вверху, за деревьями, пел Романов.

— Не валяйте ваньку, — сердито сказала она.

— От женщин я предпочитаю уходить прежде, чем они бросают меня…

— У вас большой опыт в этом? — Раиса Ефимовна прищурилась, — точно так же, как щурился Романов: насмешливо, пытливо.

— Дайте ключ!

— Багажник открыт.

Я не успел подойти к багажнику: «Волга» скользнула вперед. Отъехав метров пятьдесят, машина остановилась, из кузова высунулась женская голова и голая до плеча рука.

— Э-э-эй! — крикнула Раиса Ефимовна и что-то поставила на асфальт, рядом с машиной. — Возьмите! Это, говорят, помогает!.. Только не оставляйте тому — грузу! Он уже стер грань… Вы здорово похожи на своего отца, Афанасьев!

Дверца захлопнулась, «Волга» ушла. В тихой, душной тишине вечера где-то внизу, за колючими порослями кустарника, слышался сердитый шум мотора.

На середине дороги стояла отпитая до половины бутылка белого портвейна с маркой крымского винтреста «Массандра», на пробке бутылки лежала шоколадная конфета.

Я никогда не встречался с этими людьми — Романовым и Новинской. Я лишь слышал о них: за вечерним чаем отец иногда рассказывал о новом своем помощнике и его жене. Он никогда не осуждал их, не хвалил, — передавал лишь то, что слышал от Романова в поездках по угольным бассейнам страны. Комментировала события мама. Она недолюбливала Романова и сочувствовала Новинской. Женщины всегда горой стоят друг за дружку, если дело касается их женской доли. Но комментарии давала мама. Она мать! Я верил маме и невольно заражался ее отношением к Романову, Новинской. Теперь я знаю эту семью. Однако…

Как-то в полдень мы с Романовым зашли в бильярдную, постояли в очереди, взялись за кии. Когда партия была на середине, в бильярдную вошла Раиса Ефимовна. Она отозвала меня в сторону от толпившихся у стола курортников, предупредила:

— Культпоход на ужин отменяется.

— Почему? — спросил я, стирая мел с пальцев.

— Будем меня пропивать — оптом и в розницу: сегодня мне тридцать.

А я давал Раисе Ефимовне на пять лет больше.

— Дежурного врача по вашему корпусу знаете?.. Веру Федоровну?

— Знаю.

— Ровно в двадцать один тридцать у нее на квартире… Опоздавшему мыть посуду. Усвоили?

В угловой, квадратной комнатке было два окна, нас — четверо, — дым стоял коромыслом.

— У нас есть плохая Рая и хороший Саша. Потому что Рая постоянно думает о здоровье мужа, своих детей, печется об их благополучии, а Саша в это время думает сразу обо всем обществе — строит коммунизм. Так?

С тарелкой только что помытого винограда, Раиса Ефимовна наступала на Романова: