Олег Суворов - Очаровательна, но упряма

• Название: Очаровательна, но упряма
• Автор: Олег Суворов
• Издательство: Новости
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7020-1138-4

Чудесным майским днем преподаватель философии медучилища увидел из окна автобуса очаровательную брюнетку и влюбился с первого взгляда. Если бы он знал тогда, какой упрямицей окажется девушка его мечты, может, и не выпрыгнул бы из автобуса…

---

«Благородному человеку — наверное, мне, — предстоит действовать, но если он выдвинется вперед, то заблудится, отступив же назад, обретет повелителя». Интересно, кого? Дальше так:

«Спокойная стойкость — к счастью. Если ты наступил на иней, значит, близится и крепкий лед. Хоть и не готовишься, не будет ничего неблагоприятного».

— А это что значит?

— Видимо то, что в ближайшее время ты мне никакой свиньи не подложишь.

— Дурак! — И я был удостоен сердито-ласкового толчка в бок.

— Читаем дальше: «Опять наступает некий кризис. Человек может обладать самыми прекрасными качествами, но время не благоприятствует ему. Поэтому он должен затаить свой блеск. Затаи свой блеск, и сможешь пребывать стойким». Ну, это понятно, у меня как раз возник определенный кризис — уже год ни одной книги не выходит. Поэтому надо лишь подождать — и все будет прекрасно. «Желтая юбка. Изначальное счастье». У тебя есть желтая юбка?

— Нет.

— Ну, значит, это не про тебя. Дальше тут всякая ерунда: «Завяжи мешок. Драконы бьются на окраине. Хулы не будет, хвалы не будет». Бросай теперь ты.

Гексаграмма, которая получилась у Алины, называлась «Мын», то есть «недоразвитость».

— Фу, какая чушь! — немедленно наморщила она нос. — Я брошу снова.

— Дважды не рекомендуется, — заявил я, любуясь своей собеседницей. — Подожди, дай я хоть почитаю, что это значит. Вот смотри: «Не я стремлюсь к юношам, а юноши стремятся ко мне». Ну разве это не про тебя? А вот еще: «Ввести в дом жену — к счастью». Впрочем нет: «Не надо брать женщину в жены — она увидит богача… — ну да, принца на белом «мерседесе», — и не будет владеть собой. Ничего благоприятного. Божественная недоразвитость.»

— Нет, мне это не нравится, дай брошу еще раз.

— Валяй. Ага, теперь у тебя получилось еще лучше — «У-ван», то есть «непорочность». Смотри, как здорово все совпадает — недоразвитость и непорочность.

— Я сейчас обижусь!

— На меня или на китайцев? «Весь смысл данной гексаграммы — в совершенстве непорочности, в ее естественности… Из непорочности данной ситуации возможно и необходимо правильное развитие». А вот это уже точно про тебя: «В положении непорочности существуют три качества — непреклонность, умение всегда быть на своем месте и отсутствие личных половых связей».

— Так и написано?

— Ну, насчет половых я пошутил — просто личных связей. «Если сможешь быть стойкой — хулы не будет». Ну, дальше тут не очень интересно: «Не принимай лекарств — будет радость. Беспорочность уходит. Будет беда, вызванная по своей вине». Ну, и как тебе старинная китайская мудрость?

— Чушь собачья!

В последний день работы над дипломом я поехал провожать ее на тачке до самого дома. Мы вышли пораньше и медленно пошли пешком.

Все было странно, таинственно и создавало какое-то неопределенное настроение. Хотелось чего-то такого, что могло бы озарить этот вечер всплеском необычных, ярких, запоминающихся эмоций. Но трудно было понять, чего именно хочется, зачем вообще нужна эта жизнь, эти встречи и расставания, эта прогулка по тусклым улицам родного города с красивой, любимой и молчаливой девушкой. Где тот порог, предел, пик, начиная с которого все станет ясно и наступит успокоение? Где та мечта, юность, бессмертие, без которых невыносимо и немыслимо жить? Меня охватило то странное, неутолимое возбуждение, которое появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, не оставляя ничего, кроме воспоминания о чем-то желанном, недоступном, невысказанном…

— Все-таки зря ты устроилась на работу не в своем институте, а черте где, — прервал я молчание, когда мы уже подошли к ее дому.

— Мне туда ездить ближе.

— А там я был бы рядом!

— Ты думаешь, это повлияло бы на наше будущее?

— А у нас есть будущее?

Она неопределенно пожала плечами, слабо улыбнулась и скрылась в подъезде.

* * *

Защита диплома состоялась в мае. В тот день я встретил Алину на остановке и, едва она сошла с троллейбуса, невольно вздохнул — с распущенными волосами замечательного темно-русого оттенка, в темно-бордовом платье до колен, черных ажурных колготках и черных лакированных туфельках, она была удивительно хороша… Впрочем, никакие слова не могут передать всю свежую прелесть Алины. Как же сильно мне хотелось нежно-нежно и медленно-медленно поцеловать ее всю — от маленьких ножек до пышных волос…

— Ну и как? — поинтересовалась она, подойдя ближе.

— Ты великолепна. А я не смогу присутствовать на твоей защите?

— Я этого не хочу.

— Но почему?

— Я буду еще сильнее волноваться, если ты будешь сидеть в аудитории.

— Странно, — пожал я плечами. — С каких это пор мое присутствие стало тебя волновать? Ну, если так, то выходи за меня замуж!

— С ума сошел?

— А что такого?

— Более подходящего случая не мог найти?

— Так это самый подходящий и есть — сегодня защитишь диплом и у тебя начнется новая жизнь — новая работа, новые знакомые…

— И старый муж!

— Какой же я старый?

— Не обижайся, я шучу.

— Не обижусь, если согласишься.

Мы дошли уже до входа в институт и остановились чуть поодаль.

Она покачала головой, встряхнула запястье и озабоченно взглянула на часы.

— Мне пора.

— Ну хоть на прощанье-то поцелуй, — как-то жалобно попросил я, и тогда она с улыбкой поцеловала собственный указательный палец и лукаво прислонила его к моей щеке.

— Все, пока, звони.

— А что звонить, раз ты мне отказала!

— Ну тогда не звони.

Она скрылась в дверях, но я даже не посмотрел ей вслед, потому что уже переходил улицу, чтобы немного пройтись и успокоить взвинченные нервы.

Все оставалось неопределенным, неясным, тревожным и… таким волнующим и заманчивым. Но теперь острое чувство влюбленности буквально брало за горло, и я не представлял себе дальнейшей жизни без Алины.

Да, сейчас она мне в очередной раз отказала, но разве не настойчивость является главным качеством влюбленного? Ведь иных поклонников у нее вроде бы нет, так зачем же оставлять ее именно сейчас, когда все еще может измениться? Ну, окажусь я опять одинок, буду мучиться, пьянствовать и изнывать от тоски — и что? Любая девушка рано или поздно выходит замуж, и если сейчас, после стольких лет ухаживания, я вдруг откажусь от этой столь чудесной и стройной цели, то следующий поклонник Алины сможет добиться ее достаточно быстро — она будет помнить о печальных последствиях своего слишком долгого упрямства и… Так что — ждать, пока она согласится… или вдруг влюбится в кого-то другого? Черт, как жаль, что я лишен дара предвидения!

9

Словно по законам все той же синусоиды, после максимального сближения, вызванного написанием диплома, началось отдаление. Алина устроилась на новое место работы — теперь уже в качестве дипломированного инженера-экономиста. Это был районный телефонный узел, находившийся на другом конце города — неподалеку от станции метро «ВДНХ».

Естественно, что в первые месяцы она сильно уставала — теперь ей приходилось работать каждый день с девяти до половины шестого, да еще тратить два часа на дорогу. Видеться мы стали гораздо реже — я был «прикован» к компьютеру, она — к своему рабочему месту в отделе кадров.

Как-то постепенно отошли в прошлое наши свидания в собственном смысле этого слова — когда мы встречались ради самой встречи. Теперь я пару раз в месяц подъезжал к ней на работу, чтобы повидаться и отвезти ее — усталую, бледную, полусонную — домой на тачке. Подобная встреча занимала меньше часа времени, после чего мне предстояло долгое возвращение домой, в процессе которого я постепенно напивался, чтобы хоть на время заглушить свою тоску по «нормальной, семейной» жизни.

Но моя страсть не угасала, и тому была одна очевидная причина. Думая об Алине, я вспоминал ее не такой, какой она стала сейчас — измученной, порой небрежно, «по-рабочему» одетой (в какие-нибудь бесформенные черные брюки или уродливые туфли на толстой подошве) и малособлазнительной, — а такой, какой она запечатлелась в моей памяти в самые яркие моменты наших встреч — например, в день защиты диплома, во время посиделок у сестры и т. д. Более того, я не просто вспоминал, насколько хороша она может быть — я как бы мысленно «примерял» ее образ на те изумительные пейзажи и интерьеры, свидетелем которых был когда-то. Например, представлял себе, как мы сидим с ней в кафе на площади Сан-Марко, и я с гордостью говорю официанту:

— Это моя жена. Красивая женщина, правда?

А он улыбается, кивает и отвечает:

— Bellissima!

Наверное, мужская и женская память придерживаются разного принципа избирательности — мужчины вспоминают все лучшее, ибо это их возбуждает. О женщинах, к которым не испытываешь ни малейшего желания, вспоминать неприятно и бессмысленно. Сами женщины, напротив, почему-то предпочитают вспоминать худшее, словно бы для того, чтобы не чувствовать себя ни чем обязанными. Возможно, мне не стоит обобщать, однако Алина вспоминала нашу историю именно таким образом. Порой у меня даже складывалось странное впечатление, объяснения которому я не находил — она словно бы принуждала себя думать обо мне плохо, чтобы вызвать нечто вроде ненависти, — но зачем?