Зия Самади - Избранное. Том 1

• Название: Избранное. Том 1
• Автор: Зия Самади
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1986

Зия Самади — один из известных советских уйгурских писателей, автор ряда романов и повестей.

Роман «Тайна годов», составивший первый том избранных произведений З. Самади, написан на достоверном жизненном материале. Это широкое историческое полотно народной жизни, самоотверженной борьбы против поработителей.

Автор долгие годы прожил в Синьцзяне и создал яркую картину национально-освободительной борьбы народов Восточного Туркестана против гоминьдановской колонизации.

В романе показано восстание под руководством Ходжанияза, вспыхнувшее в начале 30-х годов нашего века. В этой борьбе народы Синьцзяна — уйгуры, казахи, монголы — отстаивали свое право на существование.

---

— Спасибо, тага, насладились вдоволь, — поблагодарил Ходжанияз.

— Копыта только разогрелись, теперь бы пуститься в бег! — ответил старик, вытирая рукавом потное лицо.

— Вы, оказывается, увлекаетесь песнями и танцами, — заметил Пазыл.

— Как говорится, вороны криком радуют себя, а чем же еще можем радовать себя мы?

— Не сглазить бы, но это, наверное, и называется счастливой семьей…

Тем временем скатерть разостлали снова и на большом деревянном блюде принесли хорошо прожаренного, желтого, как урюк, джейрана, рядом поставили блюдо с вареным мясом.

— Палтахун!

— Да, отец!

— Подойди, сынок, и отрежь для Ходжи-ака самого хорошего мяса. — Старик вынул из ножен, свисавших с пояса, нож и протянул Палтахуну.

— Саитнияз-тага, — сказал Ходжанияз, попробовав от поданного Палтахуном куска вареного мяса, — что, если мы разделим одного джейрана по обычаю — на десять частей?

— Хорошо, хорошо, мой Ходжа. Кто будет перечить гостю?

— Ну, тогда вот вам нож, вы и делите.

— Смогу ли я, что вы? — опешил старик, но нож взял. Призадумался. Потом сказал: — Бисмилла, пусть будет отрадой для души…

Он разделил тушу на десять частей: передние и задние ноги, грудинку, боковые ребра, шейную и спинную части. Теперь предстояло самое трудное. Нужно было раздать куски десяти наиболее уважаемым из присутствующих, но так, чтобы доля каждого соответствовала его достоинству. Сделать это было тем труднее, что приезжих старик не знал. Все затаили дыхание… Саитнияз взял спинную часть и, сказав, что вся сила в спине, протянул ее Ходжаниязу, грудинку — Пазылу, задние ноги — Сопахуну и Самсакниязу, передние ноги — еще двум охотникам, спинной хрящ — Палтахуну, ребра — двум другим своим сыновьям.

— Мне полагается только шея, — заявил он.

— Удивительно, тага. Только тот, кто многое повидал, сможет сделать такое. Вы разделили правильно, не ошиблись, — похвалил Ходжанияз.

— Ну, ешьте. Горам будет стыдно, если вы не опустошите блюдо, — начал потчевать хозяин.

«Истинные уйгуры», — думал Пазыл, вгрызаясь зубами в кость.

Когда гости насытились, их потянуло ко сну. Да и рассвет уже приближался. Но старик никак не мог угомониться, продолжал говорить без умолку и, кажется, готов был начать все сызнова. Поэтому Ходжанияз, поблагодарив за угощение, сказал:

— Кони отдохнули, пустим их на луг, а сами ляжем спать.

Утро выдалось безоблачное, солнечное. Яркий свет, бахрома свежей зелени, отары овец на склонах, свежий, чистый воздух напоминали об идиллических радостях горной жизни. Хозяева, что вчера так веселились, уже давно заняты были каждый своим делом. Пазыл встал позже всех. Пока он умывался холодной горной водой, на лужайке забелела скатерть. Готовились подавать чай.

— Позавтракаем и будем добираться до пастбищ. Было бы хорошо, мой Ходжа, если бы вы остались пока с нами, — сказал старик во время чаепития.

— Спасибо, тага. Мы хорошо погостили. Бог даст, приедем на несколько дней на джайляу. А вы не задерживайтесь из-за нас, — ответил Ходжанияз.

— Да, если не двинемся пораньше, пастбища захватят переселенцы, тогда намучаемся…

— Неужто они и на земли вана-ходжи забираются?

— Эх, сынок… Вначале они притесняли народ… А теперь настал черед и вана-ходжи!

— А что ван-ходжа? — спросил Пазыл.

— Что до смерти других тому, кто привык только от своей головы мух отгонять? А нечестивцы чиновники очень уж жмут. Как избавиться нам от этих голодных волков?

— Можно и подумать, как…

— Вот-вот, — прервал Пазыла старик, — как у овец, так и у людей должен быть вожак.

— Все дело в вас, тага.

— Когда добро отнимают, обидно, но когда еще и издеваются, душа надрывается…

— Дался вам этот разговор! — вмешалась старуха. — Что-то совсем заболтались!

Старик замолчал. Если бы не старуха, он рассказал бы о многом, о том, например, как пять дней назад солдаты, до смерти избив пастуха-уйгура, отобрали у него двух коней, как у чабана-казаха забрали трех верблюдов…

— Отец, какие-то странные всадники! — крикнул Палтахун.

— Что еще за напасть! — вскинулся старик.

Ходжанияз, Пазыл тоже вскочили на ноги.

— На головах рогатые малахаи. Видимо, араторукцы, — сказал Ходжанияз — он оказался самым зорким.

Всадники галопом миновали ложбину и, не обращая внимания на бросившихся к ним злых собак, подскакали прямо к Ходжаниязу. Лошади их дышали с трудом. У одной ударила из ноздрей кровь, и она повалилась замертво.

— Что за беда случилась с вами? — спросил с беспокойством Ходжанияз.

— Ой, Ходжа-ака… Капиры насильно забирают девушек…

— Что? Каких девушек?

— Таира… дочь…

— Вай-вай… — схватился за бороду старик.

Ходжанияз вскипел так, что потерял самообладание.

— Сопахун! Седлайте коней! — крикнул он.

— Вот насильники! Теперь нам осталось одно… — вздохнул Саитнияз.

— У вас сколько ружей, тага?

— Два, — ответил старик.

— А кто из сыновей метко стреляет?

— Я! — сказал Палтахун.

Ответь он в другой раз вперед отца, крепкий получил бы нагоняй. А сейчас старик был доволен сыном.

— Вы не возражаете, если сын пойдет с нами?

— Для чего же дитя, если не помогать, когда у народа горе? Чего говорить, пусть идет, — торжественно ответил старик.

— Да исполнит-бог ваши желания, тага! Пусть весь народ будет таким, как вы! — Ходжанияз поцеловал руку старика.

— Трех сыновей с лошадьми отдаю вам!

— Спасибо, отец! Пусть ваше начинание будет всем примером, — проговорил Пазыл.

— Дети мои, — старик взял в руки поводья, когда все три сына вскочили на коней, — если вражеская пуля попадет кому-нибудь из вас в спину, значит, вы не стоили материнского молока.

Саитнияз, высоко подняв руки, молитвой напутствовал девятерых всадников во главе с Ходжаниязом. А старуха, пожелав доброго пути, вылила перед ними ведро молока…

Глава четвертая

1

На улицу вышли все жители Араторука, как говорится, от семи до семидесяти лет. Долго они крепились, молчали, терпели, но вчерашние события стали той каплей, которая переполнила чашу терпения измученного народа. Даже женщины, обычно не поднимавшие глаз и лишь плакавшие в горе, на этот раз слали проклятия насильникам. А молодежь роптала: «Как можно терпеть эти издевательства? Чего еще ждать? Лучше смерть, чем такой позор!» Джигиты группами ходили по улочкам, вооруженные дубинами, топорами, ружьями. От решительных действий их еще удерживали назидательные слова стариков: «Подождите, дети, потерпите, вот приедет Ходжанияз-ходжа, тогда и решим, что делать…» Но эти старики и сами втихомолку уже повытаскивали припрятанные ружья — «на всякий случай».

— Ее-ду-ут! — крикнул джигит с возвышения.

Люди заспешили к дому Таира. Сюда же направились девять всадников, суровые, сдержанно-строгие. Во дворике Таира Ходжанияза чуть ли не на руках сняли с лошади.

— Горе, мой Ходжа, горе! — с этими словами старый Таир бросился к ногам Ходжанияза, а вокруг раздался горестный плач.

И от этого плача будто бы жалобно заржали лошади во дворах, заскулили собаки. Годами множилось это горе, накапливался в сердцах этот плач, — так подготавливаются те большие изменения в жизни, которые до того скрыты даже для внимательного глаза, они — тайна годов. Но вот наступил момент, и прорвалось наружу скопившееся горе, и в такие минуты приоткрывается таинственная завеса времени…

— Мы ждем от вас совета, Ходжа, — сказал один из старейших аксакалов, собравшихся в комнатушке Таира, — мы ждем от вас помощи.

— Невмоготу так жить! Теперь нам нечего жалеть… — добавил другой.

— Требовали скот — дали. Требовали землю — дали. Подати, налоги — все дали. А теперь что им отдавать — жизнь?

— Не торопись, и жизнь потребуют. Девушку ведь уволокли…

— Мы только называемся людьми, а на самом деле рабы. Что может быть тяжелее, чем рабство и поругание? — вставил свое слово Пазыл. — Народ разгневался, час пробил…

— Правильно говоришь, окям!

— Все дело в нас. Если хотим избавиться от насилия, нужно подниматься, — сказал Ходжанияз, внимательно выслушав остальных. Давно ждал он этого часа. Подобно тому как слой за слоем нарастает кожура на луковке и накапливает все больше и больше горечи, от которой слезятся глаза, так и в сердце Ходжанияза народное горе слилось с собственным и копилось годами. Разве не китайские чиновники восемь лет тому назад забили до смерти его отца за то, что он будто бы не уплатил налога? Тогда Ходжанияз задумал поднять народ против гнета, но это не удалось. Каждое дело имеет свой час. И вот теперь народ сам ждет его решения… — А что решили вы сами? — спросил Ходжанияз.