Николай Байтов - Проблема адресации

• Название: Проблема адресации
• Автор: Николай Байтов
• Жанр: Современная проза

---

41

— Это вы мне подкладывали? — выкрикнул я злобно, надвигаясь на него (он стоял на уступе над пропастью, бежать было некуда).

— Нет! Боже упаси! Боже упаси! Я только хотел посмотреть. Я, видите ли, сам стихов не пишу, но мне очень интересно… очень интересно…

— Как же! А первый тайник, в дупле? Кто подложил туда, а? Вы, значит, ходите за мной? признавайтесь!

— Ох, да, признаюсь: я видел тот тайник, видел тот тайник, залезал в него. Ну что ж, если на то пошло, я следил за вами. Я просто признаюсь: вы заинтересовали меня. Но в тот тайник подложил не я, а Марой, ваш приятель.

— Марой?

— Да. У него тоже проблемы с адресацией, как и у вас. А вы не знали?

42

Если, поэт, ты думаешь, что

муза — девушка… или что

ты у нее ты у неё, по крайней мере,

первый столь

искусный любовник, — тогда позволь

предупредить, чтобы ты не…

Впрочем, каждому — по его вере,

также и мне.

43

Позже я видел его на богослужениях весьма тщательно выполняющим все надлежащие упражнения. Да, он этого не скрывал. Может оттого и пошёл слух?… Но если он был читающий хавий (я всё-таки проговариваюсь, иначе не получается), то почему скибы не убрали его из монастыря? — Нет, понятно: такого уникума надо было беречь — и в этом опять свидетельство потайной мудрости скибов. И хотя мудрость их обычно являлась в смешных (для меня) формах, в данном случае, однако, ни с какой стороны я не видел бы, как ни крути, над чем здесь можно усмехнуться.

44

Меня выпустили, и я пошёл вниз по тропе. Двести метров крутой скалы, отделяли ворота монастыря от площадки, где заканчивалась автодорога. Моя невеста не приехала встречать меня, но я объясняю это не тем, что она постеснялась (не такова она была!), а просто её не успели предупредить: слишком быстро всё решилось со мной… Часа два пришлось подождать монастырского автобуса, но зато я успел всё хорошенько обдумать и кое-что всё-таки понять…

45

Клапк обладал уникальным поэтическим даром: его стихи были лишены запаха. Поэтому он беззаботно носил листочки рассованными по карманам — благо они были невелики: он писал только восьмистишия. Два я уже вставил в тех местах, где они вспомнились к слову. Они принадлежат к громадной, даже бесконечной серии, которую он условно называл «Поэт и ты», хотя там всюду есть ещё одно лицо — «я», а «поэт», в общем-то, присутствует не обязательно. Вот например:

Сцеживать звенья нудных цепей

тихо умею всегда и теперь.

Вот ты блаженствуешь,

ибо я пуст, как звук.

Жесты легли, поступки молчат,

ты путешествуешь

в разных морях,

якорь сорвав и рядом со мной заснув.

Я пытался докопаться до его тайны, она меня очень интересовала. Я спрашивал: «Клапк, а ты, когда сочиняешь, что ты испытываешь?» Он пожимал плечами: «Ну, как — что?» — «Нет, но — ты холоден или горяч? Восторг, так сказать, поэтический, он — есть?» — «Конечно! Без него — какой смысл?» — «Нет, но… я имею в виду напряжение: ты — напряжён? Может быть, ты мастурбируешь?» — «Ну ещё бы! Отлично мастурбирую! Как все, так и я. А что тебя смущает?» — «А то ты не понимаешь! Запаха-то нет!» Он поджимал губы: «Ну, не дал Бог. Что дальше?» На самом деле он это не воспринимал как преимущество: честно считал, что его поэзия не настоящая в каком-то смысле.

46

И впоследствии, когда я вернулся из монастыря и некоторое время ещё жил дома (до смерти мамы), мы с сестрой ни разу не заводили разговора о стихах. Я доставал книги, изучал их, а от неё прятал… Хотя она знала, — ведь я всё-таки послал одно письмо, и она его даже хранила, как я потом узнал, — нашёл это письмо в её заветной шкатулке. О, какой нестерпимый стыд я испытал при этом! — стыд, но и что-то вместе с тем… что-то, что-то другое…

47

— Неужели никогда, ни разу ничего такого?

— Нет, а почему…

— Но вы же говорили, она живёт без мужа?

— Да. Он сбежал. Бросил её с маленьким ребёнком… В принципе, я мог бы его разыскать, но зачем? Морду набить? — Нет в этом никакого смысла…

— Так наверное, она уж что-нибудь… Во всяком случае, могла бы попробовать…

— Нет, ну, о чём ты… Там не до стихов. Это мы здесь позабыли уж, как люди крутятся, высунув язык, целый день! — А у неё мать больная на руках, сыну два годика, — какие там стихи!

Недоверчиво мотнул головой, хмыкнул.

— Вдохновение от этого не зависит, — заявил он, — праздность наша здесь не при чём. Даже наоборот: бывает что при самых немыслимых, затёртых, сдавленных обстоятельствах оно как раз и начинает переть вдруг из человека… Но почему ж вы не поинтересовались? — Послали б раз что-нибудь своё, — может и её как-то вызвали б на откровенность?

— Да ты… как ты смеешь мне… куда это ты зарываешься? — от изумления и гнева я вдруг растерялся. — Ага, и чтобы я потом с тобой обсуждал, тебе давал читать, — ты это имеешь в виду, да? этого ты хочешь? –

Но мои угрожающие выпады его не смутили. Он только опустил глаза и досадливо отмахнулся от моего крика:

— Эх, знали вы о чём говорите!..

— О чём?…

— Да просто вы… — И тут он взглянул на меня прямо и тяжело, с совсем необычной для него серьёзностью: — Запомните хорошо мои слова: я уверен, что так будет: очень скоро все лучшие поэты будут женщины! Всё к тому идёт. Мужская поэзия — ничтожна и исчерпала себя. Мужская поэзия рядом с женской — это вроде рисунка чертёжника рядом с полотном живописца!

— Вот как?

— А что касается — я прочту, вы прочтёте, — так неужели вы ещё не поняли… Не выпутаетесь никак из монастырского идиотства…

Он отвернулся с горечью и, подняв шишку, стал отшелушивать чешуйки и бросать на снег, как белка.

48

От него я впервые услышал про Клапка, я уже писал. Но прошёл ещё год, наверное, прежде чем мы познакомились. Клапк был изгоем, и мой «читатель» тоже. А я не мог преодолеть монастырские предрассудки: против «общества» оказался слабоват… Да и предрассудки ли это — кто скажет? В них что-то вечное, может быть, жизненно важное, как в каких-нибудь древних санитарных нормах, которые животное выполняло инстинктивно, а человек, очнувшись, переносит свято, не думая, в свои заповеди…

Как бы там ни было, а я не мог, например, допустить, чтобы кто-нибудь из моих знакомых — да тот же Марой — увидел меня разговаривающим с «читателем». Я чувствовал зависимость от этого густого мнения, разлитого вокруг, — безличного, деперсонифицированного, как «святость места», а потому и обязательного. — Мы встречались тайно, далеко за пределами обычных прогулочных маршрутов — у третьего тайника, который я сделал, чтобы можно было ему передавать стихи и письменно договариваться о встречах… «Три тайника — как три духовника»… Довольно глупая строчка, но навязчивая. Вот так и засела…

49

Поскольку ясно, что лишь на волне происходящего мы вздымаемся… движемся: волна несёт нас, но мы можем возрастать в направлении против неё, скользить по её склону вверх, — опять же, конечно, лишь используя её энергию (или информацию, если угодно)… — постольку, таким образом… Да, то есть нет: всё это пока именно только образы, образы, образы… Метафоры, — хоть и довольно универсальные…

50

С кем я разговаривал о поэзии, — так это с Оранисом, моим племянником. И немного горжусь этим: ведь он стал известен как поэт (в отличие от меня), а, по сути, учил-то его я — он никогда не бывал в скибских монастырях… Жизнь прошла, — что сделано — непонятно, бумажек вонючих не собрать, не вспомнить. А вот есть этот юноша, — по привычке считаю его, а ему уж за сорок, — и всё-таки как бы не всё это зря… Хотя пишет не сказать чтобы… Какие-то слабовольно-слащавые стихи у него… Ну, это на мой вкус. По-моему — так лучше Клапка никто никогда не писал. Скоро я найду случай ещё что-нибудь процитировать.

51

Щуплый, небольшого роста, вечно взъерошенный, в круглых очках — Клапк в миру был миллиардером, даже не точно знавшим, сколько именно у него миллиардов. Этот мальчишка, которому на самом деле было сильно за сорок, стоял во главе громадной империи, объединившей под своей властью производство и сбыт всех видов порно-продукции. Фильмы, книги, журналы, игрушки, — бесконечная и безразмерная сеть секс-шопов по всему миру (в некоторых странах невидимая, ибо нелегальная). Всё, кроме борделей, которые принадлежали другой империи, с которой, как он сказал, у них шла бесконечная, острая война — на смерть. Война, как он сказал, не за «деньги», а из концептуального разномыслия. А то бы давно нашли обоюдоудобные условия слияния — так надоела изнурительная безысходная схватка, пожирающая миллиарды той и другой стороны… Но вдруг оказалось, что есть третья сторона. И она вмешалась. — Скибы… Клапк уверял меня, что они похитили и изолировали всю верхушку воюющей с ним империи тоже. Ему передали информацию об этом. Где изолировали? — никто не знал. У нас их не было… Но есть же, наверное, другие монастыри? — Где-то есть. Может быть, совсем здесь близко, в горах…