Михал Витковский - Марго

• Название: Марго
• Автор: Михал Витковский
• Издательство: Изд-во Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89059-143-2

Написанная словно в трансе, бьющая языковыми фейерверками безумная история нескольких оригиналов, у которых (у каждого по отдельности) что-то внутри шевельнулось, и они сделали шаг в обретении образа и подобия, решились на самое главное — изменить свою жизнь. Их быль стала сказкой, а еще — энциклопедией «низких истин» — от голой правды провинциального захолустья до столичного гламура эстрадных подмостков. Записал эту сказку Михал Витковский (р. 1975) — культовая фигура современной польской литературы, автор переведенного на многие языки романа «Любиево».

В оформлении обложки использована фотография работы Алёны Смолиной

Содержит ненормативную лексику!

---

Ни одна из уважающих себя звезд не любит эти новогодние вечера, потому что всё в прямом эфире, полно накладок, из носа капает, потому что мороз, а как тут вытрешь нос, если фотошопа нет и с морды осыпаются все слои макияжа, из пасти пар валит, к счастью, все пьяные и накладок не заметят.

Стареющая Звезда, которой я неосмотрительно раскрыл секрет моей пасты и которая в связи с этим, к сожалению, очень много этой моей пасты за последнее время выжрала (Вальди, дай лизнуть!), в результате чего паста почти что кончилась, и осталась у меня только отложенная на черный день баночка, — короче, паста дала Звезде почувствовать топот и ощущение третьей молодости. На коленях умоляла меня, чтобы и ее пригласили, чтобы я поставил такое условие, что, дескать, без нее не буду выступать. Весь этот разговор происходил в Ломянках, у нее, в большой ванне с пузырьками и джакузи, щиплющем за задницу. Я пытался объяснить ей на основе собственного опыта жизни в деревне, что она совсем не такая бедная, что у других гораздо хуже, но всё об стенку горох и только «устрой, устрой хоть что-нибудь для легенды своей молодости».

Глава двенадцатая: сетования Звезды. Копия, выход номер один

— Вальди, для тебя это пустяк, а мне каково? Посмотри, какая-то там Козидрак — сколько она уже лет на сцене? То-то. Однако народ ее любит. Но ведь и меня тоже по радио пускают, и я тоже могла бы так вернуться и, вместо того, чтобы под котлету для Плитки из Опочно и Унитазов из Ожарова, новогодние вечера заполнять собою; а что, есть и «Модерн Токинг», и Саманта Фокс, я ведь тоже в восьмидесятые годы (ну ладно, ладно, пусть под конец семидесятых) начинала! — После чего тянется к бокалу шампанского отнюдь не из «Лидля», а из «Мира вин» и: — Выпьем за наш успех!

Интрига следующая. За месяц до новогоднего бала моя Звезда (а сцена снова разыгрывается в подваршавском, скажем так, «городе-саде» Ломянки) стала меня уговаривать, чтобы для более благоприятного для нее фона пригласить одну бедняжку; оно конечно, в «Золотой коллекции» у нее есть свое место, но последний ее хит относится к середине семидесятых, а теперь она не то чтобы не выглядит звездой, она по сути ею не является. Моей Звезды ровесница, всегда соперничали друг с другом, теперь моя победила, потому что пасты, как мы знаем, нажралась и хотела, чтобы ее блеск той ночью, ее великий comeback[105] получил соответствующий фон из дерьма.

— Она даже не знает, что такое микропорт! Она даже не затронула период микрофона без кабеля, просто не представляю, что будет!

Все коммунистическое время бессовестно копировала меня. Я на первой, она на второй программе, я в золотом, она — в серебряном, я себе прядки, она на другой день всю башку в пергидроль, я о семье запою, она тут же что-то о папе сбацает!.. Где она? Пропала, пятнадцать лет уже не показывается. Пригласим ее, а уж я так сделаю, чтобы она, падаль вонючая, раз и навсегда усвоила, кто оригинал, а кто копия. Недавно видела ее в «Сефоре», в торговом центре «Аркадия», выглядит как собственная бабушка, зубы неотбеленные, какую-то дешевку покупала. Меня увидела, как я выложила на кассе крем «La Prairre» за тыщу, она тогда вернулась и какой-то самый дешевый тоже взяла! Надо же так докатиться, чтобы и в «Сефоре» копировать! Пригласим ее — чмок-чмок — а я дам тебе ботинки от «Папроцкого & Бжозовского»[106].

Двадцать лет они так толкались на фестивалях советской песни, что приходилось их разделять, потому что одна другой выхлопную трубу картошкой забила, а вторая первой песку в микрофон насыпала, каблуки подпилила… А что на фестивале солдатской песни делалось, когда солдаты приходили к ним в гостиницу вроде как «с цветами»… Настоящие войны вспыхивали на предмет чей лучше: типа твой — копия моего, только плохая копия, подделка… Нет, вы только посмотрите, кто это говорит! Через нее уже весь военный оркестр Польского радио прошел!

Я, конечно, сделал ей, как она просила, а режиссер даже обрадовался, потому что эта моя на сцене просто динамит, только с поводка спустить, народ балдел. Да и нас уже вместе воспринимал после Ополя. Хуже дело обстояло с копией, потому что она жила где-то то ли в Таргувеке, то ли в Брудно, рядом с самым большим в Европе кладбищем, но в качестве анекдота можно и ее публике продать. Получилось.

Глава тринадцатая: не для него уж этот свет…

В день новогоднего бала каждая звезда, а уж тем более Слегка Стареющая Звезда, с самого утра лежит в ванне, сидит у косметичек, держит масочки на волосах и лице, на руках и груди, делает лазерную депиляцию ног и пьет минеральную воду. Так что в тот день я смог немножко отдохнуть от своей. Скажу честно: мне нравится вся эта предконцертная суматоха, что я там, а они внизу, на морозе, Гражина Торбицкая[107] в манто из чернобурок ведет передачу, пар изо рта, микропорт прилеплен пластырем к макияжу… Звездочки, конфетти, парча в волосах, шампанское вокруг, на фоне Рыночной площади… И я все это вижу, лежа в ванне, в отеле «Панорама II». Врубил телек на полную катушку, вроцлавский канал, чтобы проверить. Действительно, ни о чем другом не говорили, только про новогодний бал на Рыночной площади и кто должен быть, моя дает интервью в кафе «ПНР». А я курю в номере запрещенные СМИ сигареты, скоро стилист придет на консультацию. А тут — упс! — кончилась паста, и все у меня упало. Нет, не то, что вы подумали. Баночку, что оставил на черный день, пока не хочу начинать, потому что знаю, что черный день, черный час, он все ближе и ближе.

Одеваюсь как обычно: джинсы и темные очки, шуба и шапка, чтобы меня никто не узнал, шарф до самого носа, и иду, кузницу ищу. Выясняется, что если кто-то зимой напялит солнечные очки, то каждый норовит проверить: может, это кто известный. «Где здесь кузница?» — спрашиваю я, а молодежь думает, что я про какой-то новомодный клуб спрашиваю, и сразу вопли: «Вальдек! Боже! Вальдек на Доминиканской площади!» Хватают меня за шубу, мобильники щелкают, не знаю, бывает ли ситуация более идиотской, чем когда тебя узнают, а ты как раз не хочешь, чтобы тебя узнавали. Другое дело, когда ты официально едешь на открытой машине, как какой-нибудь Папа Римский, и толпа орет, тогда всё ОК.

Холодно сделалось, да и отлить захотелось. Вижу: какая-то забегаловка, называется «Café de France». Соединенная с курсами французского, сортир в ней там, где и курсы, на втором этаже. Тут же меня попросили поставить автограф на стене, кофе я получил бесплатно, иду отлить. А Вроцлав по сравнению с этой сломанной русской чудо-печкой Варшавой — просто ФРГ. И теперь такой мотив: вхожу я в кабинку, достаю своего дружка, делаю свое дело, ну и пора выходить. А там уж собралась группка парней, человек шесть, пописать хотят и ждут перед этой кабинкой, когда она освободится. А я чувствую весь идиотизм момента, как это будет выглядеть с их перспективы, когда дверь кабинки откроется и из нее выйдет остановка, плакат, телевизор, их SIM-карта, уличная реклама и биллборд, словом — выйдет Вальдек Мандаринка. Вот и не мог я выйти. Меня как заклинило, замуровало: не подарю я им этот сюр, откажу им в этой травме, а то еще нормальным хорошим пацанам после урока французского покажется, что сошли с ума. А тем временем я сам начинал сходить с ума. Дождался я того момента, пока они не сочли, что кабинка не работает, на что ушло добрых двадцать минут. Я выскочил на улицу через другую дверь и влетел прямо в биллборд с моим рылом, что, дескать, новогодний бал в Городе Встреч! Меня аж трясет — только бы не узнали — вернулся в отель окольными путями, ныряя в подворотни, когда кто-нибудь проходил рядом. Хоть и морозно было, я запыхался, ноги от снега мокрые, тут же пошел в номер, бросился на кровать, достал из мини-бара свой опознавательный знак — «Baccardi Brizzer». Знал я, что обычное хождение по улицам — не для меня. Слишком много нервов. Так что я в этом номере заключен как в золотой клетке. Да и вообще расхотелось мне участвовать в этом новогоднем шоу. Больше всего я радовался бы, если бы смог там стоять, внизу, мерзнуть и наворачивать колбаски, пить на остановке игристое вино из «Лидля» с двусмысленным названием «Шампанское» и чтобы никто на меня не обращал внимания.

Но случилось нечто противоположное: в закрытом по этому случаю кафе происходила моя встреча с режиссером и продюсером, их ассистентами; Гражина — воплощение красоты и культуры, Томаш Каммель[108] — воплощение галантности, пьем кофе, курим сигареты, атмосфера весьма куртуазная, обговариваем подробности, кто какую шутку когда скажет в конферансе, что будем делать, если кто-то будет петь под фонограмму, а в этот момент начнет бить двенадцать, как это уже раз с нашей Додой случилось; радуемся, что есть у нас теплый поддув на сцену, что у нас бараки-люкс, или такие контейнеры за сценой, с большим плазменным экраном, с кейтерингом, со всеми чудесами. В Цифровом Польсате и на Первой кнопке мы в прямом эфире, зрители из так называемой «провинции» должны выслать дорогущие эсэмэски с пожеланиями для бегущих строкой внизу экрана, типа приветы для всей семьи Витьков из деревни Помяновице; у них на кону сто тысяч выигрыша, а у нас — триста, причем без игры, самое дорогое рекламное время, а поскольку я принимаю участие в этих рекламах, то буду и в перерывах программы.