Елена Селиванова - Встать, суд идет!

• Название: Встать, суд идет!
• Автор: Елена Селиванова
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1977

Автор этой книги Е. Селиванова — юрист, член Союза журналистов СССР. Ее судебные очерки неоднократно публиковались в газетах «Известия», «Советская Россия», «Челябинский рабочий», в журнале «Советская юстиция».

В очерках и коротких зарисовках, публикуемых в настоящей книге, нет остросюжетных хитросплетений, присущих детективам. Написанные на конкретных материалах, они носят строго документальный характер. К оценке того или иного факта автор подходит с точки зрения его общественной значимости, с позиций нашей этики и морали.

Содержание очерков имеет социальное звучание, дает повод для размышлений. Вместе с тем, читатель убедится, какая большая роль принадлежит общественности в предотвращении правонарушений, в воспитании личности в духе уважения к советскому законодательству.

---

После похорон отвел детишек в детский дом. В заявлении указал:

«Временно сыновей определяю. Не с кем их дома оставить; работаю шофером, все время в командировках».

Прошел месяц, за ним второй, третий…

Как-то вечером постучали в двери. Потом звонок раздался. Опять, наверное, соседка со своими байками про женитьбу. Так и есть. Да еще не одна, а с женщиной какой-то не очень молодой, на вид не красавицей.

— Чего не приглашаешь пройти?

— Да неудобно как-то гостей принимать, когда в доме не прибрано.

— А ты не стесняйся! Мы с Валентиной мигом порядок наведем. Она хозяйка отменная, ребята твои с ней горя знать не будут. Она им не мачехой, а матерью станет.

Как в воду смотрела соседка. Навела ее подруга в квартире такую чистоту, что хозяину и не снилось. И сама потребовала, чтобы мальчишки из детдома вернулись домой. День и ночь от них не отходила. Шила, перешивала, кормила вкусно, одевала красиво. Вначале они звали мачеху мамой Валей, а потом просто мамой стали звать…

Валентина не настаивала, чтобы Владимир юридически оформил с ней брак. Понимала, что жену ему забыть сразу трудно. Не упрекала, что подолгу на работе задерживался, не обижалась, что альбом с фотокарточками часто в руки брал.

Сама Сережу в первый класс повела. Помогала готовить уроки, аккуратно посещала родительские собрания. Гордилась отметками мальчика. Ласкала его, на занятия по фигурному катанию водила.

Мимо магазина, бывало, не пройдет, чтобы конфет не купить. Продавцы, завидев ее, спрашивали:

— Чего сегодня ваши сынки желают?

А когда с мужем на работе стряслась беда — оторвало четыре пальца правой руки — как за младенцем ухаживала. И руку перевязывала, и другие врачебные предписания помогала выполнять. Не ждала, что отблагодарит. Только однажды сестре проговорилась:

— Эх, сестренка, видно, правду старые люди говорят, что когда нет любви, ее не вымолишь.

Прошел еще год. Сережа перешел во второй класс, Саша в среднюю группу детского сада ходил. Втроем коротали вечера. Радовались, когда соседка забежит.

— Чего это твоего все дома нет? Больно длинные у него командировки стали… Уж не завел ли себе другую?

— Не знаю. Может, и так. Мне ничего не говорит.

…В ту ночь Владимир пришел поздно. Постелил себе на полу. Валентина присела на краешек постели. Так до утра и просидела. Только утром, приготовив завтрак, решила спросить:

— Сегодня опять к ней пойдешь?

— Пойду. Ничего с собой сделать не могу. Да ты не серчай, мы тебе квартиру оставим. Заберу только кое-какие вещи и уеду с ней к моей матери на Кавказ.

— Думаешь, примет?

— А куда денется. Мать ведь родная, не мачеха.

— А я — мачеха? Детям твоим я мачеха, да?

Слово за слово и начался скандал. Владимир стал бить не только Валентину, но и детей. На крик Сережи «Не бей маму!» прибежали соседи.

…А потом был суд. За избиение Валентины и сыновей Владимира приговорили к полутора годам лишения свободы.

Он попросил адвоката:

— О мальчишках моих позаботьтесь. Ведь что стало? Ко мне от мачехи не идут. Родную мать мамочкой не звали, а ее зовут…

Да, не всякая не родная мать — мачеха.

ПОДЛОСТЬ

Утро пришло веселым. В раскрытое окно ворвалось солнце, и ветер заиграл с тюлевой шторкой.

Настроение в семье Малиных было приподнятым: Раиса Ивановна готовилась к предстоящему концерту в клубе, где она много лет была руководителем художественной самодеятельности. Михаил Петрович подшучивал над женой, уверяя, что сегодня ей не 56 лет, а два раза по 28 и что румянец у нее не обычный, а такой, как сорок лет назад, когда они встретились впервые.

— Вам телеграмма! — раздался голос с лестницы.

И не успела девушка-почтальон показать, где надо расписаться, как будто плетью повисли руки женщины, подкосились ноги. Рухнув на пол, вскрикнула:

— Женя! Доченька!

Собрались соседи. Из рук в руки стал переходить бланк со словами:

«Умерла Женя похороны 27 Галя».

Трудно дважды пережить подобное горе. Когда погиб сын летчик, Михаил Петрович, долго успокаивая жену, еще мог найти слова утешения. Но что он мог сказать ей, потерявшей единственную дочь, сейчас?

Много людей отозвались на беду Малиных. Кто-то сбегал на работу и оформил им отпуск, кто-то долго звонил на вокзал, договариваясь о билетах на первый поезд, кто-то дал телеграмму-молнию из Караганды в Челябинск, чтобы задержали похороны до приезда родителей. Телеграмму эту получила… сама Женя, со дня на день ожидавшая первого ребенка. Забыв о строгом предупреждении врачей не уходить далеко от дома, она обошла всех родных и знакомых, чтобы выяснить, кто умер. И невдомек ей было, что чья-то злая рука похоронила при жизни ее, Женю.

Когда она увидела постаревших и осунувшихся родителей и поняла, кого они приехали хоронить, то забилась в тяжелом приступе. Врачи едва привели ее в чувство.

Кто мог так «подшутить» над беременной женщиной, надругаться над ее родителями? Почему, во имя чего?

Прокуратура установила, что телеграмму дала не «Галя», а Зинаида Карагина, подписавшаяся чужим именем. Познакомившись с заключением графической экспертизы, она не стала отпираться. Да, это она послала ложную телеграмму. Да, она знала, что родители, конечно, приедут из Казахстана на Урал на «похороны» дочери. Знала, что причинит им горе. И говорит об этом хладнокровно. В прищуренных глазах — злоба.

— Что я вам сделала плохого? — спросила ее Раиса Ивановна.

— Ничего, — отрывисто отвечает Карагина. — Но вы не волнуйтесь! За ваши билеты я как-нибудь рассчитаюсь, если суд присудит. Однако учтите, что платить я не обязана, так как в телеграмме нет слова «Приезжайте». Ну, а если вы будете настаивать, чтобы меня судили в уголовном порядке, то и пяти рублей не получите! Понятно?

Деньги? Да разве в них дело? Деньги можно вернуть, а кто излечит травму, причиненную безжалостным, бездушным человеком?

— И все-таки почему вы так поступили? — спросил прокурор.

— Я просто разозлилась и решила отомстить. Я такая по натуре, что всем мщу! — с вызовом заявила Карагина.

— За что же вы мне мстите? — вырвалось у Жени.

— Подумай и вспомни! Тебе что, трудно было привезти костюм для моей дочери? Или боялась, что я тебе денег не отдам?

— Но я же не обещала… Да и денег свободных у меня не было.

— Обещала — не обещала… Какое это имеет теперь значение? В следующий раз будешь обещать, — процедила сквозь зубы Зинаида.

Непостижимо, что столь ничтожная причина могла породить такую дикую злобу. И тогда сослуживцы Карагиной вспомнили: замкнутой была Зинаида, никогда общей радости не радовалась, чужой беде не сочувствовала. Всегда завидовала успеху других.

Коллектив цеха, где работала подсудимая, направил в суд общественного обвинителя.

— Нельзя прощать подлости, — сказал он, обращаясь к судьям. — Человек, посягнувший на наши нравственные устои, должен нести строгое наказание.

…Подсудимая отказалась от последнего слова. Что она могла сказать? Подлости нет оправдания.

ТРАГЕДИЯ В ДОМЕ № 49

Произошел редкий случай. Сын поднял руку на отца, учинил скандал. Кого не возмутит это?! В конце концов, если тебя обидели, позови соседей — они помогут.

— Почему же ты не позвал на помощь? — спросил подсудимого прокурор.

— Не мог…

— А бить отца мог?

— Я виноват и не прошу оправдания.

Оправдать его, действительно, невозможно. Но как произошла трагедия в доме № 49? Почему? И один ли подсудимый в этом виноват — надо еще разобраться.

…Жестянщика Баранова знали на кондитерской фабрике как отменного специалиста. Смотреть со стороны как он работает — глаз не оторвешь. За мастерство и прощали ему многое. После очередной выпивки приходил в цех хмурый, ни на кого не глядел. Только ворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Вырастил сыночка на свою голову… Вчера две поллитровки в унитаз вылил! Молокосос! Попробовал бы заработать. Техникум закончил, диплом получил. Грамотеем стал. Так что, от отца лицо воротить надо?! Кто тебя одевал, кормил?! Мать?! Много она на свою зарплату сделает! А тоже еще заступница выискалась: повышенную стипендию Вася получает, видите… Подумаешь, стипендия… Да я ее за два дня халтуры заработаю…

— Ты с кем это разговариваешь, Михаил Петрович? — подошел начальник цеха.

— Раз один, значит, с собой! А что, нельзя?

— Почему нельзя? Ты после смены загляни ко мне. Есть разговор с глазу на глаз.

— Знаю я эти разговорчики! Что, опять премии лишите, а то цеховое собрание созовете? Мол, незачем было Мишку-пьяницу в четвертый раз принимать на фабрику — только коллектив позорит… Так уж гоните сразу. Меня везде примут. А почему? Да потому, что работу свою твердо знаю и товар лицом завсегда покажу.