Уильям Нэйпир - Собирается буря

• Название: Собирается буря
• Автор: Уильям Нэйпир
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-057571-8, 978-5-403-00538-8

Аттила.

Великий полководец — и безжалостный завоеватель, которого христиане именовали «бичом Божьим» и Антихристом.

Человек, объединивший дикие племена кочевников-гуннов в могущественную армию, не знавшую себе равных.

В юности Аттила по ложному навету был изгнан из родного племени, долгие годы странствовал в далеких краях, а тем временем его народ становился все слабее.

Но теперь Аттила возвращается, чтобы мечом вернуть себе то, что принадлежит ему по праву, и повести своих воинов на Запад, в богатые земли Римской империи…

Читайте вторую книгу увлекательной исторической эпопеи Уильяма Нэйпира!

---

Аэций хранил молчание.

— Христос сказал своим последователям, что не мир принес, но меч. Правильно! Мужик, не тряпка!

Теодорих прикоснулся рукой к эфесу убранного в ножны меча, лежавшего рядом на скамейке, даже хотя во дворце царила тишина и спокойствие. Это оружие король получил по наследству. На готском языке его называли «Тиларидс» — Атакующий. Таинственный меч украшали рунические узоры из серебра, которые были вычеканены на кованом железе.

— Тот Христос, Он сказал, что пришел, желая принести огонь на землю! Сжечь язычников и неверующих, а также проклятых гуннов, как мне кажется. Правильно! Тот Христос, Он был не бледным рабом, Он презирал все канцелярские дела, разве нет? Настоящий воин!

Аэций кашлянул.

— Существует толкование, которое я…

— И Его еврейские предки, конечно, являлись великими борцами. Как и мы. Мы, визиготы, степной народ готов. И я, Теодорих, сын Алариха, вел своих людей к победе в битвах, как и подобает истинному королю, разве нет? Не уподоблялся женщине и не кричал во время боя. А сражался с той по-прежнему непобедимой силой — Богом. Сейчас все мои подвиги в прошлом, осталась лишь эта бесконечная словесная баталия, непрекращающаяся борьба в глубине моего сердца с вечным и не сдающимся противником. Его я считаю достойным своего меча, о владыка-Бог! И я наконец-то отправлюсь вечером в постель победителем.

Теодорих склонил свою седую голову.

— О, мой римский друг, разве нужны еще сражения? «Воля богов нелегка, и лишь умножает печали. Плачу, любимая, я оттого, что война завершится едва ли…» Старый стишок, непреложная истина. Никогда я не уклонялся от своего долга сражаться, ни как мужчина, ни как король. Но сейчас… Должны ли мы выступить против гуннов, наших заклятых врагов? И в союзе с Римом? — Теодорих зарычал, словно медведь. В любую секунду он мог заорать. Однако король заговорил спокойно, задумчиво. — История против такого союза, друг Аэций. Ты знаешь, что я имею в виду. К гуннам Ульдина, а теперь этого Аттилы, кто бы он ни был, я не испытываю привязанности. Они бесстыдно гоняли нас по земле, с востока на запад, и мы скрывались, не зная, куда еще пойти. Где преклонить головы ночью, где разбить лагерь. Нас лишили оружия, мы были отчаявшимися и жалкими беженцами. Как мы можем противостоять им? Мы повсюду искали убежища, на нас стрелы летели градом. Любой человек сделал бы то же самое. Гунны были степными демонами. Издревле враждуют наши люди и эти степные демоны.

Теодорих погладил свою длинную седую бороду, в которой еще попадались желтые полоски.

— Но вражда с гуннами не обязательно означает дружбу с римлянами. Мой народ до сих пор помнит, как Рим обращался с ним, когда мы были нищими переселенцами, постыдно лишенными даже чести.

Аэций тихо ответил:

— Рим может поступить несправедливо. Ни один город или империя, ни одна цивилизация или народ не обладают совершенством. Даже доблестные визиготы.

Теодорих забормотал:

— Гунны сражались против готов, когда вождем был Атанарих. «Имб Вистлавуду, хирдум свордум» — в лесах у реки Вислы мы схватились за крепкие мечи. Тот печальный день по-прежнему жив в народных песнях. При свете луны гунны перешли Вислу и напали на наш фланг, словно волки. И много смелых всадников полегло в тот день.

Любовники и танцовщики вдавлены в грязь,
А смелые мужчины, фехтовальщики и всадники, где они сейчас?
Лишь гордо бродит старый нищий:
Ведь до распятия Христа за честь его считали предки
Прислуживать их матерям, отцам и детям.

Аэций терпеливо слушал. Конечно, он знал все подробности этой истории. Но такова была древняя традиция готов — повторять песенку снова и снова, пока она не станет священной. Кроме того, не хотелось уходить из солнечного дворика, из маленького, спокойного, уединенного местечка, хоть старый король и рассказывал о том, что не делало Риму чести. Ведь потом долго отдохнуть не удастся…

— Это случилось три поколения назад, — произнес Теодорих. — Атанарих и его люди бежали на юг, хотя и были храбрыми людьми, можешь не сомневаться.

— Я не сомневаюсь, — сказал Аэций. Стратег видел готов в бою.

— Они бежали на юг, через Карпаты к берегам Дуная, и попросили помощи у Рима. А тогдашний император Валент согласился ее оказать. Была проведена огромная подготовительная работа, чтобы многие тысячи наших людей могли пересечь территорию империи. Но потом римляне потребовали сложить мечи. Вмиг мы лишились оружия. Тогда римляне приказали платить дань. Те, у кого были владения на границе, и чиновники вашего жадного государства — как они любили золото!

Аэций посмотрел в глаза старого короля.

— Самые знатные воины из нашего народа, даже одетые в красные плащи визиготские волки-вожди, оказались в бедственном положении. Ими торговали, их пускали в обмен, словно быков. И по-прежнему визиготам не разрешали пересечь Дунай. С севера и востока прибывали все новые беженцы. Им предлагали продавать собак, собственных жен и детей. Говорили, делается это, чтобы оплатить проход в желанную империю. Люди умирали от голода. У них отбирали все. Желудки у детей, как у стариков и женщин, прилипали к позвоночнику. Торчали скулы. Из глаз лились слезы. Ты слышал такие крики? Хотя те несчастные и не принадлежали к твоему племени, однако они были людьми. Мужчины — такие же, как мужчины твоего народа, а дети голодали и страдали, как твои дети. Ты принял их? Нет. Ты смотрел через реку на тех жалких беженцев из-за темных стен своей укрепленной Европы. А ты видел лишь… что? Врагов? Демонов? Опасность? Опасность столь слабую, что она едва могла шевелить ногами. Какая же это опасность? Все люди будут братьями. Это одна старая готская поговорка. Именно этому учил Христос: «Будут братьями». Заметь, употребляется будущее время. Это молитва, а вероятно — пророчество. Но уж точно не описание того, что есть на самом деле.

Теодорих сделал глоток вина.

— Наконец, моих людей довели до отчаяния, и тогда началась война. Они снова схватились за мечи, вскочили на лошадей и бежали. Твой Рим послал карательную экспедицию против нас в Адрианополь в 378 году, чтобы наказать умирающих от голода и оскорбленных, которые осмелились поднять восстание против бесчеловечности. Наши полководцы, Алатей и Сафрак, командовали уставшими и изнуренными всадниками и копьеносцами. Но, несмотря на все ожидания, Рим в тот день был разрушен. Конечно, Христос сражался на стороне визиготов. Твоего императора, самого Валента, убили на поле боя, а лучшие части римской армии разгромила наша презренная и жалкая варварская кавалерия. И я не думаю, что римские легионы уже забыли об этом.

Аэций неожиданно наклонился вперед.

— Присоединяйся сейчас к нам, — произнес он низким, но настойчивым голосом. — Ты нужен Риму, ты нужен всему цивилизованному миру. Каким бы ни было прошлое, сейчас христианский мир нуждается в тебе, в твоем последнем королевстве на Западе, в волках-вождях в красных плащах с длинными ясеневыми копьями. Ты бы предпочел, чтобы победителями стали гунны вождя Аттилы? Или же Рим — христианский Рим?

— Сейчас, — прорычал Теодорих, — никто. Пусть готы остаются независимыми.

Аэцию не понравился такой ответ. Он вцепился в запястье короля стальной хваткой. Глаза стратега внезапно загорелись той страстью, которая похожа на тихое негаснущее пламя, спрятанное где-то глубоко внутри под холодной, замкнутой и строгой оболочкой. Теперь оно стало ослепительно-ярким, словно экваториальное солнце, появившееся из-за облака.

— Мой господин, — произнес Аэций настойчиво. — Я не льщу вам, вы прекрасно знаете. Но это будет не обычная стычка между римлянами и варварами, я уверен. Я ведь не раз видел Аттилу. Это тот мальчик, с которым я сражался и играл в лагере гуннов, когда еще давным-давно попал в заложники.

— Ах да, припоминаю. Непростая история.

Теодорих задумался.

— Странно. И теперь этот твой друг детства ведет вражескую армию к твоим границам.

— И более того, — сказал Аэций, — я прекрасно его знал. И знаю. Тридцать лет в изгнании, а вот теперь Аттила вернулся. Я знаю, как он ненавидит Рим и мечтает разрушить империю.

Теодорих покачал головой.

— Все это грустно и странно, словно какая-то старая баллада.

Аэций нетерпеливо оборвал раздумья Теодориха.

— Это не просто глава в длинной истории Рима. Это финал. Разве ты не видишь? От этой битвы, от этой войны зависит, выживет ли христианская цивилизация. Я говорю тебе правду. От нее зависит дальнейшее существование нашего общества и нашей империи. Скоро на нас обрушится вражеский гнев и мощь. И если мы проиграем, весь мир, включая королевство визиготов, включая все то, что мы знали и о чем заботились, канет в забвение. Настанет новый Темный Век.