Макс Фриш - Синяя борода

• Название: Синяя борода
• Автор: Макс Фриш
• Жанр: Классическая проза

Поздняя повесть Макса Фриша, в которой его необычный талант соединяется с уже зрелым литературным мастерством. "Синяя Борода" - история немолодого мужчины, волей случая оказавшегося на скамье подсудимых...

---

— Вы господин Шаад?

— Да.

— Ваше имя Герман?

— Да.

— Вы отец оправданного?

Предостережение судьи о том, что ложные показания караются тюремным заключением, в тяжких случаях сроком до пяти лет, излишне, когда допрашиваются мертвые.

— Вы помните историю с кроликом? Феликсу было девять лет, и вы подарили ему кролика. Это верно? Серого кролика...

Документы — письма, фотографии, дневники и т. д.— я должен лично получить в полицейском управлении Цюрихского кантона; у них же останется мой галстук в качестве вещественного доказательства.

— Ваш сын, господин Шаад, оправдан...

Прогулки по окрестностям — вот что помогает. (Альбис.)

Мой отец был учителем:

— Ты знаешь, что такое нагельфлю?

— Нагельфлю — это скальная порода.

— Так ли?

— Вот это нагельфлю, сразу видно — многочислен­ные вкрапления мелких камней, причем они круглые, эти камни, как галька в ручье, и потому ясно, что они попали сюда издалека и по пути отшлифовались; Альбис частично состоит из нагельфлю.

— Что же такое нагельфлю?

— Морена.

— Правильно.

— Все эти камни когда-то упали с горных вершин на глетчеры, когда они еще существовали, потом их несла вода таявших глетчеров, обкатывала их, поэтому они такие круглые, а потом глетчеры исчезли, но за миллионы лет камешки успели спрессоваться, поэтому нагельфлю твердый, как скала, но это не скала, а нагельфлю.

— Что ты еще знаешь?

— Нагельфлю типичен для нашей родины.

— А что еще у нас можно встретить?

— Песчаник и известняк.

— А еще?

— Сланец.

— Я сейчас другое имею в виду.

— Но сланец тоже есть...

Ты не догадываешься, что я имею в виду?

— Когда-то глетчеры покрывали всю нашу родину, поэтому остались их следы на скалах и нагельфлю, эти места годятся для гравийных карьеров.

— А что же еще у нас есть?

— Озера...

— Мы говорим о горных породах, Феликс.

— Не знаю...

— Что мы видим здесь, в лесу?

— Это вот ледниковый валун.

— Правильно!

— Да, они у нас тоже попадаются, но только редко.

— А что такое ледниковый валун?

— Ледниковый валун — это настоящая горная поро­да, но он откуда-то занесен, это тоже связано с глетчерами, которые потом исчезли, а валун остался, когда ледниковый период кончился, потому что глетчер не унес его дальше, этот ледниковый валун, например, из сланца.

— Разве это сланец?

— Нет.

— Что же это?

— Ледниковый валун.

— Это гранит? 

— Нет.

— Что такое гранит?

— «Кварц, шпат, слюда — не забуду никогда».

— Правильно.

Письмо из Кении:

«До скорого! Твоя Ютта». 

Я уже опорожняю пепельницы.

— Вы, значит, считаете, фрау Шаад, что это, в общем-то, счастливый брак, если я вас правильно понимаю, свободный брак: вы пользуетесь личной свободой и никоим образом не чувствуете угрозы со стороны Феликса Шаада, вашего супруга...

— Совершенно верно.

— Вы называете его настоящим рыцарем...

Алкоголь тоже перестал помогать.

— Вы мать Феликса Шаада?

— Да-да.

— Вы состарились, фрау Шаад, вам почти восемьде­сят. Тем не менее вы, может быть, помните какое-нибудь происшествие той поры, когда Феликс ходил в школу...

— Да-да!

— Сперва вас допросит господин прокурор...

Мертвые тоже могут ошибаться:

— Сколько лет ему тогда было?

— Семь или около того.

— И отчего же умер его кролик?

— Феликс так ревел.

— Вы видели эту бритву?

— Да-да.

— И что вы подумали?

— Он произвел вскрытие кролика, да-да, так он мне сказал, да-да, он хотел посмотреть, почему кролик умер...

Обычно я вовсе не думаю, что кто-либо следит за моей игрой на бильярде потому, что знает мою историю; но вдруг я замечаю: человек смотрит совсем не на то, как катятся шары, а на мою руку — на руку возможного убийцы, а когда я поднимаю на него глаза, он уходит в бар.

К этому тоже привыкаешь.

Уехать отсюда означало бы почти признание.

— Вы, значит, утверждаете, что ничего такого вам не пришло в голову, когда самолет приземлился и Ютты на нем не оказалось. Вы не рассердились, что она в который раз отложила свое возвращение? Вы говорите, самолет прилетел с опозданием, а когда стоишь у выхода, и перед тобой проходят только незнакомые пассажиры, и нет никакой Ютты, конечно, бываешь несколько разочарован...

— Это верно.

— Но вы не рассердились?

— Я забеспокоился.

— А что вы потом сделали, господин Шаад?

— Поехал домой.

— Сразу?

— Я не торопился.

— Почему вы поехали к гравийному карьеру?

— Не знаю...

— Вы хотели прогуляться?

— Я остался сидеть в машине...

— Сколько времени вы так просидели?

— Потом я пошел в кино...

— Это верно, господин Шаад, есть доказательства ~ вас видели на сеансе между пятнадцатью ноль-ноль и семнадцатью пятнадцатью, справа в последнем ряду.

— Возможно.

— Какой фильм вы смотрели?

— Не помню.

— Феллини.

— Возможно.

— Почему вы не досмотрели его до конца?

— Я подумал, может быть, дома есть телеграмма — так оно и оказалось. Я почувствовал облегчение. По крайней мере я узнал, что Ютта уже в Женеве.

— Вы почувствовали облегчение...

— И что сегодня она приедет!

— Это было, значит, вчера.

— Да.

— А почему Ютта осталась в Женеве?

— Самолет делает промежуточную посадку в Жене­ве, я это знал, и, конечно, после семичасового полета она вышла, чтобы размяться, это можно понять.

— А почему о шепотом не полетела дальше?

— Потому что опоздала на самолет.

— Согласно телеграмме.

— Да.

— Но есть ведь и поезда из Женевы в Цюрих.

— Ютта чувствовала себя слишком усталой.

— Она переночевала в отеле...

— Согласно телеграмме.

— А почему Ютта не позвонила вам из отеля?

Гравийный карьер заброшен. Он зарос травой, гусе­ничный транспортер все еще стоит там, но он совсем заржавел, как и вывеска «Вход воспрещен». Хотя на­гельфлю здесь еще очень много. Решето для гравия валяется в коричневой луже. Неподалеку куча серого гравия. С позавчерашнего дня дождя не было: на глине еще отчетливо виден след моей машины — четкий рису­нок шин, мой позавчерашний поворот.

— Когда вы узнали, что он оправдан, фрау Шаад, вы, значит, находились в Кении и ждали, когда пойдет дождь...

— Совершенно верно.

— Вы работаете в кино?

— Да.

— В качестве ассистентки кинооператора?

— Собственно говоря, я монтажница, но у нас ма­ленькая съемочная группа — кинооператор и звукоопе­ратор плюс этнолог и шофер. В такой маленькой группе приходится делать то одно, то другое.

— Понимаю...

— Я была незаменима.

— Понимаю. /

— Конечно, я обрадовалась, когда узнала об оправ­дательном приговоре, можете себе представить, как я обрадовалась, я плакала, как ребенок!

— От радости...

— Можете спросить у группы.

— Вы не подумали, что будете нужны оправданно­му, когда он вернется домой после долгого предваритель­ного заключения и суда?

— Наши съемочные работы затянулись.

— А вы были незаменимы...

— Собственно говоря, монтажница при съемках еще не нужна, это верно, но Герберту важно было, чтобы я присутствовала с самого начала съемок, это было обусловлено в договоре, он хочет, чтобы монтажница видела не отснятый уже материал, а следила за всем процессом. „

— Кто такой Герберт?

— Наш кинооператор.

— Значит, съемочные работы затянулись...

— Мы ждали, когда пойдет дождь.

— Без этнолога...

— От обоих писем Феликса веяло скорее покоем: он сидит в своем кабинете, и у него наконец есть время для чтения, он играет на бильярде, да и я тоже написала ему довольно большое письмо.

— О съемочных работах...

— Да.

— Позавчера, когда вы вернулись из Кении, фрау Шаад, и оправданный встречал вас на аэродроме, его вид поразил вас?

— Он похудел.

— А еще?

— И постарел, да, и это тоже.

— Оправданный утверждает, что вы испугались, когда увидели его, и вы позволили поцеловать себя только в щеку.

— У меня было так много багажа.

— Верно ли, что у него дома было припасено шам­панское, чтобы отпраздновать встречу, и что в этот первый вечер, то есть позавчера, вы не хотели ничего рассказывать о Кении?

— У меня просто не было сил.

— Поэтому вы не пожелали выпить шампанского?

— Я теперь не пью.

— Вы хотели спать...

— Да.

— Почему вы легли в комнате для гостей?

— Мы так давно не виделись.

— В последний раз вы виделись в суде.

— Когда Феликс упомянул, что он продал свою практику, меня это очень испугало, и я, конечно, спросила, как же он представляет себе свое будущее.

— Что же он ответил?

— Он пожал плечами.

— И вы пошли спать...

— Я не могла уснуть...

— Почему не могли, фрау Шаад?

— Он, по-моему, сидел в гостиной и один пил шампанское — я слышала, как били часы,