Александр Прозоров - Тайна князя Галицкого

• Название: Тайна князя Галицкого
• Автор: Александр Прозоров
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-62810-0

Продолжение нового цикла Александра Прозорова, автора легендарных «Ведуна» и «Ватаги»! Убрус – полотенце с отпечатком лика Христа – загадочным образом связывает царского посланника боярина Басаргу Леонтьева с его отдаленным потомком Евгением, который всего-навсего служит аудитором Счетной Палаты. Святыня привлекает как заурядных бандитов, так и агентов иезуитского ордена, которые хотели было лишить православную Русь ее величайшего достояния. И если у Басарги есть крепкий кулак и острый меч, то у Евгения только ум и красивая девушка Катя, которая знает больше, чем говорит…

---

На струге забегал, засуетился Тришка-Платошка, перед отъездом тоже обривший голову и купивший яркую атласную рубаху бирюзового цвета. Холоп принял от волочильщиков веревки, отмотал свою, причальную, отступил, чтобы не мешать. Прочих холопов видно не было. Вестимо, в каюте дрыхли, пока хозяев нет.

Этот маленький кораблик боярин Леонтьев купил по случаю. Хотел нанять какое-нибудь судно, чтобы добраться до Ваги, и наткнулся у причалов на татарина, что попытался продать купцам свой «каяк» – как он называл тесовую лодку примерно пятнадцати шагов в длину и трех в ширину, почти на всю длину обшитую сверху кожей. Басарга прошел бы мимо за ненадобностью, да холоп радостно крикнул:

– Глянь, боярин! Струг, как был у моего отца. Токмо наш открытый.

Этим все и решилось.

Платон, выросший на Шексне, управлялся с лодкой неплохо, в безветрие четырех весел вполне хватало, чтобы идти даже против течения. Единственным недостатком оказалось то, что в каюте, спрятанной под крышей из кожи и кошмы, было всего две лежанки. Бояре, опасаясь нападения, спали на них по очереди. А вот холопам приходилось дремать кому где получится. А ныне, похоже, они пользовались удачным моментом, чтобы вытянуться на тюфяках во весь рост.

В гавань вошел еще один ушкуй, приткнулся носом к влажному торфяному берегу, и корабельщики скинули сходни. На сушу, опираясь на посох, спустился чернобородый монах в черной с синим отливом рясе, опоясанный толстой матерчатой лентой с серебряными наконечниками. Размашисто перекрестился, жестом позвал за собой оставшихся на палубе людей. Видать, был на судне за старшего. Бритую голову служителя Господа укрывала чермная тафья с бисерной вышивкой, из-под подола выглядывали глянцевые носочки хорошо начищенных сапог. Посмотрев, как сноровисто артельщики играючи разместили струг на полузатопленных салазках, монах указал посохом на харчевню и вслед за попутчиками отправился наверх.

Вскоре под пологом стало шумно и тесно. Два десятка путников простонародного вида заняли целых четыре стола: некоторые сразу стали кричать в сторону кухни, чем хотят подкрепиться, другие требовали браги и пива, третьи спрашивали, что у хозяев имеется. Половые, каким-то непостижимым образом разбираясь в этом гомоне, спешили вынести на столы глиняные кувшины и деревянные миски, блюда с жареной рыбой и лотки с заливным.

Самым последним, не торопясь и с достоинством, к харчевне поднялся монах. Выглядел он отнюдь не старым: голубые глаза, густая и черная, но подозрительно короткая и ровная борода, причем тщательно вычесанная. Словно служитель Божий вопреки обычаям ее подстригал, не боясь небесной кары. Кожа лица была гладкой, однако вокруг голубых глаз и на руках были заметны морщинки.

– Сюда иди, отче! – окликнули монаха сразу несколько шумных путников. – Мы тебе тут место заняли, батюшка! Мы тебе меда заказали холодного! Не побрезгуешь по корцу с каменщиками опрокинуть?

Похоже, среди простолюдинов священник успел заслужить немалую любовь и уважение.

– Отчего не выпить с добрыми молодцами, людьми православными. – Монах занял отведенное ему место на отдельной скамье, у центрального стола, поднял налитую до краев кружку, степенно кивнул: – За мастерство ваше, дети мои!

– Любо игумену, любо! – дружно и весело ответили каменщики, зашевелились: – Дозволь угостить тебя, батюшка? Чего к столу желаешь?

– Да ушицы рыбьей похлебать, мне более и не надобно.

– Уху! Уху! Уху! – вразноголосицу закричали суетящимся у печей стряпухам ремесленники.

Легкий струг побратимов тем временем уже поднимался по склонам. Быки, бредущие по кругу, его веса, похоже, и вовсе не замечали, а пятерка артельщиков заметно отстала от убегающих салазок.

– А чего там с бабой этой далее было, отче? – подливая монаху меда, поинтересовался молодой кудрявый каменщик в красной косоворотке и зеленых шароварах.

– Это, с княжной той страшенной? – переспросил святой отец. – То, не поверите, случай вышел просто сказочный…

Басарга, выпрямившись, стал прислушиваться к разговору. Бояре Илья и Софоний с тревогой переглянулись, Тимофей Заболоцкий тихо выругался себе под нос. Монах же хлебнул хмельного меда, пригладил свою короткую ухоженную бородку и продолжил хорошо поставленным на молебнах голосом:

– Приехала этим годом в Кирилло-Белозерскую обитель княжна одна московская. Уж не ведаю, чем она либо родители ее Всевышнего обидели, однако же видом своим страшна была до нестерпимости. И рябая, и пучеглазая, и тощая, ровно Кощеева невеста, прости меня, Господи. И вы представляете, какой милости она вымолить в сем святом месте пожелала? Любви запросила от добра молодца, да чтобы честной была и бескорыстной!

Ремесленники с готовностью расхохотались, однако монах остановил их взмахом руки:

– Да что же вы ржете, окаянные?! Грешно разве девице юной любви страстной возжелать? Не о том сказываю, о другом речь веду! Угадайте, чем Всевышний на молитвы ее ответил?

– Слепого послал? – тут же догадался один из каменщиков.

– Старика ветхого? – предположил другой.

– Урода такого же, как сама она?

– Больного лишайного?

– Нет, дети мои, даже таких молодцев не смог сыскать для нее Господь на всем белом свете, – уныло развел руками священник. – Настоятель Федор поведал, что Всевышний ее через месяц лучшим местом в свите царской возвысил. Откупился по немощи, ибо молодца для такой бабы даже ему найти не по силам оказалось!

Ремесленники зашлись в оглушительном приступе смеха.

– Наверное, надо… – не выдержал подобного поругания даже миролюбивый обычно Тимофей.

Илья только осклабился и подтянул к себе за краник опустевший бочонок.

Басарга поднялся молча, быстро пробрался к столу рассказчика, аккуратно вынул из рук монаха кружку, снял тафью с его головы и вылил мед на бритую макушку. В наступившей тишине ласково поинтересовался:

– Еще чего рассказать не хочешь?

– Ах ты гнусный прыщ! – Божий слуга вскочил, подхватил посох и попытался с размаху огреть боярина по голове. Но на близком расстоянии сделать это оказалось непросто: Басарга легко отклонился и с наслаждением вогнал кулак в темную бородку. Святоша кувыркнулся через скамью, но почти сразу сбоку заорали: «Бей его!!!» – и досмотреть, как там выглядит монах после преподанного урока, боярин не смог.

Басарга, оборачиваясь на крик, успел увернуться от кулака, снизу вверх ударил в ответ, после чего сзади навалились сразу несколько каменщиков, хватая за руки и за шею, еще трое, мешая друг другу, принялись бить его спереди, но не очень успешно: лицо почти до глаз закрывали лапы висящих сзади ремесленников, а ударов по телу боярин Леонтьев почти не ощущал. Броня и поддоспешник пришлись как нельзя кстати.

Сбоку в толпу врезался Илья Булданин, колотя бочонком куда придется, и отвлек на себя несколько человек, сзади подступил Тимофей Заболоцкий и по очереди оприходовал каждого из висящих на Басарге смердов могучим кулаком по макушке. После такого каменщики сразу обмякали и сползали вниз. Боярин Леонтьев, почуяв облегчение, ринулся вперед, опрокинув увлекшуюся тройку ремесленников и вколотив каждому нос в лицо. За спину он больше не опасался – на Тимофея Заболоцкого простолюдины хоть и напрыгивали, но с опаской, одолеть не надеялись.

Из-под стола наконец-то выбрался монах, вскинул посох, удерживая хватом посередине – и тут в драку вмешался боярин Софоний, громко рявкнув:

– А ну, ш-ша!!! – и взмахом сабли разрубил принесенную служителю Божьему миску с ухой. – Охолонись!

Блеск обнаженного клинка подействовал на драчунов отрезвляюще – махать руками они перестали, хотя кулаки все еще и сжимали и поглядывали друг на друга с ненавистью.

– Стыдись, святой отец! – покачал головой боярин, глядя на монаха. – В игуменах ходишь, а треплешься, ровно баба базарная! Как можно в звании твоем о женщине набожной пакости всякие прилюдно сказывать? И вы тоже, люд православный! Нешто нехристей на ваш век не хватает, меж собой драки затеваете?

– А ты кто таков, чтобы меня стыдить, человече? – повел посохом в его сторону монах.

– Боярин Зорин я, сирота московский. Софонием в церкви нарекли.

– Сирота… – хмыкнул святой отец, однако посох опустил. Попробовал ладонью окровавленные губы, поморщился. – Безбожники окаянные!

– Пошли, братья, – позвал за собой друзей «московский сирота». – Струг наш ужо вниз поехал. Догонять надобно.

– Бояре, бояре! – встрепенулся, пользуясь затишьем, половой. – Гривенник с вас за все!

– Лови! – бросил ему пятиалтынный Басарга. – И векошников корзину к стругу принеси!

Побратимы отступили к гавани, в которой уже качался на воде их маленький корабль. Впрочем, никто из окруживших монаха каменщиков преследовать их не пытался. Слуга из харчевни принес на берег корзину с горячими пирогами.

– Это вам, – поднимаясь на борт, указал холопам на угощение Басарга. – Давай, Тришка, отчаливай!