Ж. Славинский - Заря Айваза. Путь к осознанности

• Название: Заря Айваза. Путь к осознанности
• Автор: Ж. Славинский
• Издательство: ОАО "Издательская группа "Весь"
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9573-1994-8

---

– 10 –

Следующие несколько лет растаяли в моей памяти, как караван из плотных картинок. Мой образ жизни отец скорее всего назвал бы нормальным, за исключением того, что у меня не было постоянной работы. Я зарабатывал больше, чем Лидия на полной ставке, и это вводило его в ступор. Для него работа считалась чем-то твердым, как религия. И когда его друзья интересовались, где и кем я работаю, то он нервно отвечал, что я был «фрилансером». Однажды мать мне рассказала об этом.

Когда я вспоминаю это время, то по большей части вижу себя рядом с Ненадом. Я провел с ним замечательные дни. Я водил его в парк по утрам, терпеливо кормил, вел пустые разговоры с матерями других детей. Передо мной проплывают живые образы того, как я сижу на скамейке в парке, отвечаю на вопросы собравшихся вокруг меня женщин, которые расспрашивают о еде, которую я ему даю, о вакцинации и детских болезнях. Помню, как я потерял всякое отвращение к запаху фекалий и мочи, когда менял памперсы.

Однажды, после стольких лет с Ненадом, я очень сильно испугался, когда он подавился во время еды. Я до сих пор могу видеть его розовое лицо и вспоминать, как дрожали мои ноги, когда я встряхивал его и стучал кулаком по спине, пока он не выкашлянул тот кусок мяса. До того, как он родился, я тешил себя тем, что мне неведомы страхи, что я освободился от них, но затем я стал бояться за него, и я не хотел избавляться от этого ощущения.

Каждое воскресенье я брал Стевичу с собой в клуб по стрельбе из лука, что располагался в Калемегдане, после чего, к обеду, мы возвращались домой. Казалось, у меня начиналась нормальная жизнь, от которой я получал удовольствие. Жизнь протекала беззаботно до тех пор, пока не заболел Ненад. Я не хочу признаваться в этом, однако я все же опасался того, что его болезни, которые окружающим людям казались обычными для ребенка, могли быть смертельными. Под давлением таких опасений я становился нервным, кричал на мать и Лидию, спрашивал совета у множества различных докторов. Я не мог сознаться, что боялся его смерти, однако такое чрезвычайное беспокойство выражалось мной как возможность, что «что-то могло бы случиться с ним».

Чувство облегчения постепенно и неосязаемо перерастало в чувство беспокойства. Когда я пребывал в хорошем настроении, то рассматривал свое чувство тревожности как духовную чесотку, из-за которой иногда впадал в депрессию. Воспоминания от Стокгольма начали рассеиваться, так что я смотрел на себя как на оккультиста в отставке. Иногда меня даже посещала мысль, что вся моя духовная жизнь закончилась операциями, которые я провел с Гунилой Бериман. С каждым годом давние воспоминания становились для меня все ценнее. Это касалось не только ритуальной инициации, которая сейчас приобрела волшебную затуманенность чудесного полузабвения, но и разговоров в доме у Астрид Монти, дружеских отношений с Джимом и слов алхимика, которые, словно вырезанные на твердом дереве, навсегда остались со мной. Интересно, что с ним случилось, через какие переживания прошел этот необычный человек? Время, проведенное в его доме, казалось мне теперь наиценнейшим подарком. Возможно, я мог бы попросить у него разрешения отправиться вместе с ним в путешествие, или хотя бы попробовать спросить. Я упустил свою золотую возможность, получив взамен лишь сожаления, которые сейчас в жизни, подобно рыбешкам в аквариуме, только приумножились.

Моя репутация оккультного эксперта возрастала, и я получал письма от неизвестных людей, нуждавшихся в совете. Случалось и так, что кто-то неожиданно появлялся у меня, желая просто поговорить. Поначалу такие вещи доставляли мне удовольствие, однако со временем они стали выводить из себя. Люди приходили в воскресные вечера, даже иногда под ночь, извинялись, но были в то же время настойчивы в своем устремлении принять их и выслушать проблемы.

Я делал пожертвования журналу Игоря Виславского, а также время от времени писал для трех остальных известных еженедельников. Я давал лекции на открытых спикерских трибунах, появлялся несколько раз на телевидении, начинал писать, говорить и думать о вопросах, о которых лишь где-то прочитал и с которыми сам лично не сталкивался. Если вкратце, то я рассчитывал только на библиотеки, обсуждая вопрос не с глубинной, внутренней точки зрения, а лишь передавая информацию, без личных озарений.

А затем я принял поворотное решение. Я завершу то, что так долго откладывал. Я допишу книгу о Юнге, Кроули и Райхе и положу конец такой жизни. Я направлю себя к новым переживаниям и объединю их каким-либо образом со своей настоящей жизнью. Отдавайте кесарево кесарю, а Божие — Богу. Без второго моя жизнь была бы вялой и несчастной.

Казалось, мое решение запустило цепочку событий, в которой каждая предыдущая ситуация формировала последующую. Друг детства, Йовица Сокич, предложил мне бесплатное жилье в доме в Котез Неймар. Пожилая тетя Йовицы, с которой он жил, скончалась, и он уезжал в Новую Зеландию на два года. Мне понравился дом: просторные комнаты, уставленные старинной мебелью, прекрасный сад с огромным и славным вишневым деревом посередине. Дом располагался в центре тихого района. На тот момент мы жили в двухкомнатной квартире, которая досталась Лидии от завода, но когда Ненад пошел в школу, мы начали чувствовать себя стесненно.

Мы въехали в дом накануне Нового года, сразу после ее похорон. В качестве одолжения Йовица попросил нас устроить сороковины. Я согласился, но, обещая ему, у меня было странное ощущение, что я проигнорирую эту просьбу. Мимолетное чувство вины казалось более выносимым, чем те усилия, которые я должен был предпринять для поминовения.

Мы наняли для помощи домохозяйку и создали все условия для того, чтобы я, наконец, закончил книгу. Несмотря на это, период затишья продолжался. Было совершенно неважно, приносила ли мне Иванка кофе и ставила его тихо на стол, проводил ли я за работой полдня в тишине, наслаждался ли видом на тихую улицу... Лишь одно очень странное событие смогло разбудить меня от затянувшейся апатии.

О Юнге я в основном узнавал из его автобиографии. Большую же часть времени тратил на изучение его оккультных и мистических переживаний. Описывая период затянувшегося одиночества после разрыва с Фрейдом и всем психоаналитическим обществом, Юнг говорил, что в его доме царило напряжение. В доме днем и ночью появлялись привидения, которых он интерпретировал как манифестацию своей встревоженной психической энергии, раздавались необычные звуки, которые иногда становились громкими. Однажды вечером, как пишет Юнг, вся его семья сидела в саду и попивала кофе. Большой колокольчик у ворот, за веревочку которого надо было тянуть одной рукой, начал звонить сам по себе. Однако у ворот никого не оказалось. Сразу после этого события Юнг пустился в глубокий медиумический транс и, пребывая в таком состоянии, получил текст для своей необычной книги «Семь проповедей к мертвым». Он не был готов к тому, чтобы опубликовать книгу под своим именем, и опубликовался под псевдонимом «Василид из Александрии», а студенты, дабы не навредить его репутации, годами держали в секрете настоящее имя автора этого мистического и медиумического послания.

Я жаловался Лидии, что пишу о переживаниях Юнга, когда сам не испытывал ничего подобного.

— Что ты хочешь этим сказать? — с нескрываемым сомнением спросила Лидия. И в один момент меня осенило — я понял, что мои слова о том, что я не испытывал ничего подобного, были далеки от правды. В канун Нового года, на второй день после нашего въезда, стакан с водой из толстого стекла, стоявший на столе между нами, внезапно взорвался.

— Такое явление обычно говорит о том, что кто-то в семье только что умер, — сказал я Лидии и в тот же миг позвонил ее и моим родителям, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. После того вечера с чердака стали довольно часто доноситься какие-то странные звуки, будто кто-то волочил битком набитый мешок, стучал, скрипел или щелкал кнутом.

— Кажется, бабушка жалуется на то, что мы не стали проводить поминовения, — сказала как-то вечером Лидия. С тех пор, как только мы слышали странные звуки, мы стали приговаривать, что это снова были проделки бабушки. Иванка, наша домработница, была одной из здравомыслящих женщин на деревне. И когда Лидия поведала ей о тех странных звуках, что были слышны всю ночь, она рассмеялась и сказала:

— Мадам Лидия, вы же образованная женщина, как вы можете верить в такие-то вещи?

На дворе стоял конец февраля, но выдался по-весеннему теплый полдень, нападавший за прошлую ночь снег начинал подтаивать. Одурманенный лучами теплого солнца, я окунулся в сон. Во сне мне послышался громкий звонок, однако он меня не разбудил. Иванка прибежала ко мне в комнату, вся белая от страха, и, тряся меня, начала будить. Она практически кричала:

— У двери никого нет!

Я не мог понять, о чем она говорила. Дверной звонок продолжал трезвонить. Я подошел ко входной двери. Через ее стекло виднелись кучи грязного снега в саду и продолжавший трезвонить электрический звонок. У двери действительно никого не было. Иванка мыла посуду, когда этот звонок зазвонил, и когда она поняла, что у двери никого нет, ее рационализм мгновенно исчез, превратившись в сильный страх. Это был очень старинный звонок, так что мне пришлось раскручивать его несколько раз, чтобы отключить звук.