Эльхан Мирзоев - Мои останкинские сны и субъективные мысли

• Название: Мои останкинские сны и субъективные мысли
• Автор: Эльхан Мирзоев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вдруг Черкесов переменил тон с пламенного на елейный, и я забеспокоился за ребят.

— Дети, вы должны и сами принимать участие в борьбе с наркотиками. Как настоящие патриоты! — дядя генерал вытаскивал пряник. — Вот у нас работает круглосуточный «телефон доверия». Вот — 621-43-91. Сообщайте нам. Мы сразу же примем меры!

Послышался смех, а кто-то из детей из задних рядов не выдержал и крикнул:

— Стучать? Мы должны будем стучать?

Определение ребенка задело за живое бывшего чекиста. Но его опередил Доктор Бранд. Он громко, на весь зал, засопел и загремел:

— Кто сказал стучать? Кто это сказал?

Ребята сразу испуганно затихли. Директор школы схватила ручку и стала что-то записывать в блокнот. Потом стала хвалить гостям толи своих учеников, толи себя.

— Наши ребята все хорошие. Не пьют и… не курят. Мы все против наркотиков. Мы все так считаем. Правильно, дети? — сказанное прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

И тут Черкесов показал кнут.

— Надо и в школах начать проводить добровольные тесты на употребление наркотиков. Чтобы родители могли контролировать своих детей, — сказал он, обернувшись к президиуму, и запутался в понятиях. — Не хочет проверяться — есть повод насторожиться.

«Так добровольно или принудительно?»

— Вполне возможно, вполне — скоро день школьника будет начинаться с прохождения теста, — теперь он снова говорил «в зал», тряся указательным пальцем.

Самые маленькие весело зашушукались, все, кто постарше — затихли ещё больше.

«Да, ребята. Это и есть жизнь».

Все эти предложения были разумные, если бы только работали. Если бы все другие законы в стране тоже всегда работали. А в жизни получится — от результатов этих тестов тоже можно будет откупиться. Этот жизненный урок ребята пройдут позже.

К трибуне подошёл Доктор Бранд, а я решил прогуляться. Я-то знал по своему подростковому прошлому, где пульсирует настоящая школьная жизнь.

На заднем дворе, под школьными окнами, кучковались подростки — смолили и ругались как взрослые. Шёл обмен важной информацией — о старшекласснице Свете, которая «у всех берёт». Некоторых ребят я уже видел в зале. Отметил себе лидера среди них. Белобрысый худощавый, но жилистый паренек, со стрижкой «под ноль».

— Тебя как звать?

— Саша, — парень стал меня оценивать взглядом. — А ты что — журналист?

— Угу. Здесь учишься?

— Ну, да, — в голосе и во взгляде появился четкий вызов. — Хожу иногда.

— Иногда? Что — подвигов ищешь?

— Да нет, — парень не ожидал, но посмотрел с доверием. — Жизнь такая.

— Не такая уж сложная, — я вспомнил себя и друзей подростками.

— Наверное, — помедлил. — Ты бригаду смотрел?

— Какую бригаду?

— Фильм такой.

— А! ну да.

— Это про меня. Саша Белый это я — про меня сняли.

— Ну, смотри, — не хотелось учить парня. — Не ошибись.

Молча покурили.

— Что-то я тебя в актовом зале не заметил. Был там?

— Да пошли они в жопу! — «бригадир» зло кивнул в сторону школы. — Что я — про наркоту не знаю?

— Употребляешь?

— Нет. Ты что? — сразу опешил. — Раз попробовал — не моё героин. Водка лучше. По-мужски. Даже пиво!

— А что — можно здесь героин достать?

— Да легко, — фыркнул парень. — Да везде. Вот прямо на соседней улице — на Карбышева (улица Карбышева в Балашихе). Ещё тут же! Рядом со школой — на улице Пионерская. Сразу две точки.

— И почем опиум для народа? — вырвалось у меня.

— Опиум для народа — это не здесь, — едва не обиделся на проверку трудный подросток. — А героин для народа дешевый — 300 рублей за чек. Ну, за дозу.

— Что ж ментам не скажете?

— А я что — стукач? — зло и серьезно посмотрел он на меня и уронил сигарету.

— Разве об этом разговор!

— Да пойми ты — менты сами знают, — загорелся он. — Да вот на Фадеева (улица Фадеева в Балашихе [2]) — «ментовка» стоит. А прямо на их улице точка. И что — они не знают?! Они всех барыг объезжают за своей долей.

— А в вашей школе кто-то героин употребляет?

— Человек 10, это только про которых я знаю, «сидят» на игле, — поразил цифрой паренек. — Не каждый день, но «сидят».

— Точно не употребляешь?

— Я же сказал — не моё! План могу покурить. А все остальное — не для меня.

Миссия главы Госнаркоконтроля на сегодня подходила к концу. Не знаю — как мои коллеги, но я так не думал. С оператором и звукооператором заняли позицию во дворе школы. Стоим, ждём. А в голове кружится фраза того парня. Одни верят власти — их двойной игре, показухе, лжи, другие терпят: «Да пошли они в жопу».

Из дверей школы показался Черкесов. Довольный! Свои-то задачи он решил. Торопится. Преподнесли букет цветов. Взял. Быстренько мимоходом попрощался с учениками и администрацией.

Между дверями школы и своим кортежем глава Госнаркоконтроля напоролся на нашу засаду. Дополнительное общение с журналистами не входило в его планы. Черкесов был очень недоволен. Были бы мы одни, он своей охраной может и отбился бы от нас.

— Ну что? Удачная у Вас была поездка? — я старался не выдавать себя сразу и ждал, пока остальные коллеги подбегут к нам.

Получился брифинг. Последним подошел Доктор Брант, важно и торжественно двигаясь. Черкесов вздохнул и стал отвечать.

— Да, очень удачная. Мы договорились с руководством школы — о наркотиках будут рассказывать на уроках ОБЖ.

«Преподаватели детям или дети преподавателям? — едва не вырвался у меня вопрос, но я не стал сразу ёрничать.

— Вы предлагаете представителям ряда профессий проходить добровольное тестирование…

— Да, да. Я считаю обоснованным и полезным вплоть до законодательного закрепления добровольного тестирования на наркозависимость…

— Но это же нарушение прав. Начнут с ряда профессий, а закончат всеми.

— С чего Вы взяли? Тестирование на наркозависимость не нарушает прав человека, — Черкесов перешёл на государственнический пафос. — Потому что государство обязано защищать общество от наркоугрозы!

— Зачем принимать закон о тестировании, если оно добровольное? Всё-таки! — продолжал я цинично его мучить. — Тестирование — добровольное или принудительное?

У Черкесова задрожали губы, мелко-мелко. Лицо побледнело. Только что это был довольный жизнью, неплохим началом дня человек. Он уже представлял, как его слова будут обсуждать, смаковать, спорить о них. Маховик закружится. А тут… Его ход конем не продержался даже часа, дорогую сердцу пиар акцию топчут сапогами прямо в его присутствии.

— Эти тесты — не станут ли новым источником для коррупции и имитацией борьбы с наркотиками? — допрос продолжался.

— А вам какое дело? — сказал он спесиво и зловеще.

Глава Госнаркоконтроля смотрел на меня и, видимо, с тоской думал — попадись я ему, когда он был следователем 5-го отдела ленинградского Управления КГБ. Конечно, если бы не присутствие коллег, через некоторое время допрашивали бы меня.

— Я сейчас разговаривал со школьниками, говорят, здесь везде продают наркотики.

Это уже было слишком. Теперь Черкесов задрожал всем телом.

Вдруг кто-то мощным толчком с фланга оттеснил меня от жертвы. Это была Майя Иванова. Теперь я понимаю, за что ей дали звание полковника.

— Это заказ? — зашипела она, вцепившись мне в рукав и вытолкнув подальше от начальника.

— Что? Какой заказ?

— Скажите. Ну, пожалуйста, — полковник-пресс-сек попыталась меня завербовать «по-хорошему». — Ну, честно!

Я едва не перешел с ней на «ты», сказав: «Ты что — дура?». «Плохо, плохо работаете», — подумал я. И тут на мгновение в душе у меня началась борьба. Боролись деликатность и злорадство.

«А что? Почему бы не поиздеваться. Ну, например, над манией преследования Черкесова?» — уговаривало злорадство.

«Не опускайся до уровня этого маньяка в погонах», — пыталась удержать деликатность.

«Они этого не стоят. Не церемонься. Подыграй, он поверит — потому что ждёт что-то в этом роде», — напирало злорадство.

И я «раскололся».

— Майя, только Вам, — зашептал я ей с очень серьезным лицом. — Это — специальное задание от руководства. Вчера вечером получил от начальства — сделать черный пиар Черкесову. Так и сказали: «Надо его с дерьмом смешать!» Вопросы мне специально расписали…

Я помедлил. Убедился в попадании в цель и добавил.

— Но только между нами. Я на Вас рассчитываю.

— Спасибо, — она смотрела снизу вверх мне в глаза и читала в них, надеюсь, я хорошо играл, искренность и честность. — Спасибо.

Осеклась, едва не добавив что-то вроде «Родина вас не забудет».

— Не надо благодарностей, — помог я ей. — Мне самому неприятно это делать.

Майя Иванова протянула мне руку для рукопожатия, пытаясь сделать это как можно крепче. Там, рядом, за нашими спинами, но как будто где-то далеко, продолжалась жизнь — что-то говорил Черкесов, громко сопел Доктор Брандт, слушали и записывали коллеги. А мы, мы на мгновение оказались одни, вдвоем, как два человека, достигших состояния прекрасного человекодружия. Обычный пресс-секретарь и обычный журналист, смотрели друг другу в глаза и пожимали друг другу руки. Одна с благодарностью, другой — с подлыми намерениями.