Владилен Травинский - Поединок с гестапо

• Название: Поединок с гестапо
• Автор: Владилен Травинский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Он умер трижды — и родился четырежды. У него было пять имен, две матери и два отца. Он был агрономом, офицером, шахтером, рабом, политическим деятелем и заключенным. Будучи коммунистом, он стал «правой рукой гестапо», в лагере Бомон ему удалось быть одновременно «капо» и партизаном, защищать Францию на Донце, а Россию — на Луаре, командовать немцами, русскими, украинцами, поляками, чехами, сербами и французами. Его знают тысячи людей от Урала до Пиренеев, его памятники стоят под Киевом и Парижем. Малой толики его дел хватило бы, чтобы наполнить иную столетнюю жизнь, однако ему самому в день смерти было только двадцать четыре года…

---

Семья была бедняцкая — опора Советов. Это о таких семьях пеклась новая власть, им она снижала налоги и выделяла ссуду, к ним апеллировала и их звала в сложную минуту очередных социальных конфликтов. Василий родился уже при своей рабоче-крестьянской власти, в своей рабоче-крестьянской стране, он знал об этом с детства, — это было его первое социальное знание.

Глаза и уши его жадно вбирали сведения о большом и заманчивом мире, пришедшем в маленькую Соломирку. Мальчишки двадцатых — тридцатых годов понимали мир как радостную стройку, как большущий добрый дом, где им работать, разделять величие и гордость своей России, наперекор всему враждебному миру провозглашавшей право на счастье.

Они не знали тогда, как трудны дороги к нему, — да и кто мог знать об этом в те годы. Величайший всплеск народной энергии — главное достижение революции — крушил все преграды. На голом месте стремительно подымался гигант мировой экономики: социалистическая промышленность СССР.

В перешитых отцовских портках, в латаной рубахе бегал по Соломирке не просто рыжий, веснушчатый мальчишка, а гражданин первого, единственного в мире, самого лучшего, самого могучего государства, оплота мировой революции, очень любящего Ваську Порика, заботящегося о нем и зовущего Ваську скорее расти, лучше учиться и побыстрее браться за огромные и прекрасные дела.

Эти мальчишки становились коммунистами и интернационалистами даже раньше, чем вступали в отроческий возраст.

Незаметно и прочно, через разговоры с отцом, чтение книг и газет, легенды о героях гражданской войны, через всю атмосферу тех кипящих лет укладывалась в голове система нравственных навыков социализма: любовь к СССР, сочувствие всем угнетенным и униженным за его пределами, неприязнь к любым формам эксплуатации, готовность к борьбе, вера в победу добра над злом.

А потом пришла школа, Журавновская семилетка в соседней деревне, неказистая еще, бедная, но школа, целая вселенная знаний, навыков, фактов, эдакое окно в мир, энергичная, деловая школа российских тридцатых годов.

Нина Ивановна Соколова помнит Ваську. Был он умен, хотя и горяч, и не без баловства. Ученье давалось нелегко: Вася рано впрягся в хозяйство, уроки учил между множеством дел полевых, по саду, по дому. «Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то: отец мой да я». К тому же и старенькая церковь соломирская с колоколенкой его, заядлого голубятника, весьма интересовала…

Но учился основательно, не то чтобы с большой любовью, а, скорее, с чувством долга и с любопытством ко всему неизвестному. Любил мальчишескую компанию, верховодил в ней обычно, уважал физический труд, и в «зеленые дни» старательно высаживал вокруг школы березы, покрикивая на нерадивых.

Так и шли его детские годы: и в школе, и в поле, в беспредельных степях украинских, где, однако, не затерялась Соло-мирка, где жила она полной, неотделимой от страны жизнью в тяжелые и славные тридцатые годы — в годы коллективизации. И сын колхозника посреди мирка своего — уменьшенной копии всего российского мира — рано повзрослел, как рано взрослели все его сверстники, которых звала к делу страна.

Начинались пятилетки: их дерзкая романтика захватывала сердца. За границей свирепствует глубочайший в истории кризис 1929–1933 годов, за границей выплавка стали падает до уровня 1800 года, за границей — 50 миллионов безработных, отчаяние и ожесточение, а мы рвемся вперед! У нас не хватает рук, у нас не залеживаются капиталы, работай, работай, работай!

Мог ли догадаться паренек из Соломирки, что скоро — как скоро! — он лицом к лицу столкнется с Европой, и детали ее политической жизни приобретут для него самое жизненное значение?

Маршируют чернорубашечники в Италии, горит рейхстаг в Германии, пятая колонна проникает во французский Генеральный штаб, Уолл-стрит и Сити ведут тройную и десятерную игру, подталкивая и подталкивая Гитлера на Восток, а Вася Порик кончает школу, Вася Порик поступает в техникум, еще не догадываясь, что все это — против него, против России и лично Васи Порика, что СССР и каждый его житель в отдельности вскоре примут на себя судьбы мира, и в этом принятии доля Василия Порика окажется не из легчайших.

Заявка

Сын потомственного крестьянина, выросший в деревне, пахарь с детства, воочию убедившийся, как нужно селу новое, грамотное земледелие, как туго колхозам без образованных кадров, Василий после семилетки поступает в Бобринецкий сельскохозяйственный техникум на агрономическое отделение.

…Они почти все — из бедных украинских семей. Несколько десятков отроков «от сохи», как говорилось тогда, от старых хат и первых колхозных полей, сменивших недавнее чересполосье, призванные советской властью к науке, — первые группы советского, появившегося на свет после революции студенчества. У них широкие грубые ладони, чистые загорелые лица, ясные, практичные головы. И благоговение перед наукой. И еще — истинно юношеский идеализм и патриотизм послереволюционного поколения.

Он и здесь учится старательно, Вася Порик. Он помнит, что послан колхозом, что нужен колхозу. Он честно грызет гранит науки, хотя возиться на грядках ему явно больше нравится, чем читать учебники. Он еще мальчик, не знающий о своем призвании.

Но эпоха властно напоминает о себе. «Открыл я с тихим шорохом глаза страниц, и потянуло порохом со всех границ».

Он тоже глядел в эти глаза, он тоже чувствовал этот запах, как и миллионы его сограждан. Япония вторглась в Китай. Италия напала на Абиссинию.

Фашистский путч в Испании. Безоружные республиканцы против немецких танков. «Но пасаран!» — «Не пройдут!» звучит на десятках языков интернациональных бригад. Пароходы с испанскими сиротами в Одессе…

И Вася Порик — в военкомате. Невысокий крепыш взволнованно мнет фуражку: ему очень нужно в Испанию! Пошлите его в армию. Он хочет воевать с фашизмом!

Военком неумолим. У военкома много работы: в Испанию просятся не только шестнадцатилетние… Подрасти, Порик, мал еще. Агрономы тоже нужны, учись. Люди и без тебя найдутся. Иди, Порик, иди, не мешай!

Но он не хочет уходить. Призвание, призвание солдата на перевале отрочества и юности уже посетило его.

Два года он учится — и ждет. Грядки опытного поля кажутся ему окопами, учебные винтовки без магазинов восхищают его. Уроки военного дела — любимые уроки. Он сдает зачеты, пишет курсовые работы, и от учебника по почвоведению кидается к свежей газете.

Сданы зачеты. Диплом агронома на руках. Порику — восемнадцать лет. И он опять в военкомате.

Райвоенком придирчиво рассматривает упрямого юношу. Опять пришел? Романтика тебя заела? Форма, поди, нравится? Армия, друг мой, это не парад — это работа. Ты же только что диплом получил, иди трудись, место тебе предлагают приличное. Международное положение тебя тревожит, говоришь? Пожилой сдержанный офицер внимательно слушает. Нужды в людях нет: тысячи таких вот, «тревожащихся», идут и идут в военкоматы. Но этот, кажется, парень серьезный… Есть в нем что-то такое… непреклонное. Говорит коротко, толково, с требовательными интонациями. Под рыжими вихрами глаза смотрят смело, с суровинкой… Ишь ты, как мы их воспитали — тревожатся…

А Василий объясняет: Хасан, Мюнхен, Испания… Не такое сейчас время, когда он, Василий Порик, может быть агрономом, он чувствует, понимаете — чувствует, что его место в армии, он хочет быть в первых рядах, понимаете — в первых, там его место…

— Пиши. — говорит военком и кладет на стол лист бумаги. — Пиши, Вася.

«Заявка. Прошу послать меня в Одесское военное училище. Василий Порик».

Это было четвертого апреля 1939 года, за пять месяцев до начала второй мировой войны.

Он не ошибся, районный военком кануна второй мировой войны. Он взял стоящего новобранца. Он не выдал Порику путевку в жизнь, — он послал его на смерть и бессмертие.

…3 сентября 1939 года танковые клинья немцев врезаются в тело Польши — последнего союзника Франции. Это — война, общеевропейская, мировая, самая большая за пять тысяч лет война. Мобилизация. Войска тянутся на линии Мажино. Англичане высаживаются в Нормандии.

12 мая 1940 года англо-французский фронт прорван. Полтора месяца паники, унижения и позора. Самая большая европейская армия без боя сдает Париж, без боя отступает, откатывается, бежит. Нет штабов, нет приказов, правительство перебралось на юг. Правительство добровольно отдает власть Петену. 22 июня 1940 года в том же Компьенском лесу, в том же вагоне, где двадцать два года назад подписали капитуляцию немцы, теперь подписывает французскую капитуляцию представитель маршала Петена — генерал Хюттингер.

Гитлер — хозяин Западной Европы.

Но он рано радуется.

В Одессе, Москве, Тбилиси, Омске — на одной шестой части нашей планеты миллионы советских людей готовятся встретить Гитлера. Мы не ведаем, какова она будет, Победа, скольких из нас она потребует за себя. Мы о многом не догадываемся, но это решительно ничего не значит: коса все равно найдет на камень.