Владилен Травинский - Поединок с гестапо

• Название: Поединок с гестапо
• Автор: Владилен Травинский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Он умер трижды — и родился четырежды. У него было пять имен, две матери и два отца. Он был агрономом, офицером, шахтером, рабом, политическим деятелем и заключенным. Будучи коммунистом, он стал «правой рукой гестапо», в лагере Бомон ему удалось быть одновременно «капо» и партизаном, защищать Францию на Донце, а Россию — на Луаре, командовать немцами, русскими, украинцами, поляками, чехами, сербами и французами. Его знают тысячи людей от Урала до Пиренеев, его памятники стоят под Киевом и Парижем. Малой толики его дел хватило бы, чтобы наполнить иную столетнюю жизнь, однако ему самому в день смерти было только двадцать четыре года…

---

Вася Порик лихорадочно ищет связь с подпольем. Подполье есть, Порик ни минуты в этом не сомневается. Он вспоминает все, что слышал о Франции: Жанна Лябурб, Народный фронт, Торез, Дюкло, Жорес… Газетным петитом набранные имена придвинулись вплотную. Компартия Франции? В подполье где-то едут ее связные, где-то условным стуком стучат в двери ее конспиративных квартир! Может быть, я уже смотрел в ее глаза? Не ее ли неслышный приказ вызывает стремительно возникающие забастовки? Не из ее ли подпольных запасов наших ребят в шахтах подкармливают французские шахтеры? Не ее ли демонстрация встречала наш эшелон во Франции?

В шахте он работает вместе с французом Шарлем и поляком Юзефом. Шарль молчалив и нетороплив, Юзеф, наоборот, разговорчив. Каждое утро Шарль вынимает из бездонных карманов шахтерских штанов тонкий пакетик для Порика. В пакете два ломтика хлеба с маргарином и сигарета. Так повелось с третьего дня их совместной работы. Вася ни о чем не просил, Шарль ни о чем не спрашивал. Только один раз в ответ на Васину благодарность Юзеф перевел слова Шарля: «Ешь, силы тебе еще понадобятся».

Когда отходит штейгер, первым бросает работу Шарль. Все трое усаживаются на глыбы породы, и с помощью Юзефа начинается тягучая беседа о жизни, детях, хлебе, женщинах, осторожная вначале, все более откровенная со временем. Слух у Шарля превосходный, он раньше всех слышит шаги штейгера, делает знак, и они берутся за молотки. Но однажды француз что-то пробурчал, Юзеф, молча кивнув, быстро вышел из штрека, и вскоре урчание воздуха в отбойных молотках оборвалось. «Перерезал шланг», — понял Порик, подмигнул вернувшемуся Юзефу, тот, бледный, подмигнул в ответ, и они просидели до конца смены без дела, пока техники искали место обрыва шланга и устраняли его.

Шарль себе на уме — это понятно. Он приглядывается к Порику. И Юзеф приглядывается. Ну, приглядывайтесь, приглядывайтесь, не тяните, вот он — весь я, свой, ваш, в полной готовности. У меня — пропуска, пайки, полиция, у меня связи с гестапо, в СС, в жандармерии, — дайте мне знак, не тяните, у меня все на мази, я готов к делу. Где ты, компартия?

Он физически чувствует, как концентрируется на нем внимательный, осторожный, недреманный глаз невидимого, но всеведущего подполья.

Однажды утром, привычно сунув руку в карман куртки, он нащупал там какую-то бумажку. Вынул, развернул. Екнуло сердце. У него на ладони лежала листовка. Внизу была подпись: «Группа советских патриотов лагеря Бомон».

Сквозь лабиринты засад

Когда уже бежали и армия, и правительства Франции, когда над Дюнкером последние английские дивизии были придвинуты к морю, когда все власть имущие Запада уже расписались в полном бессилии, — тогда, перед самым падением Парижа, ЦК ФКП в последний раз обратился к правительству. ЦК требовал защищать Париж, «изменить самый характер войны, превратить ее в национальную войну за свободу и независимость Франции».

Но уже некому было внять. Исчезла власть, рухнул государственный механизм, будто «построенный на песке». Развалился аппарат военной организации, съедавший солидную толику национального дохода. Государство Франция исчезло.

В уставе национал-социалистской партии Германии говорилось: «Основа партийной организации — это принцип фюрерства. Народ не может управлять собой прямо или косвенно».

Вторая мировая война — кроме всего прочего — была еще и войной самоуправляющихся народов против принципа фюрерства. Стала она такой и во Франции после французского поражения.

Исчезло государство Франция, но французский народ не исчез.

Единственная неразгромленная, единственная умеющая драться в подполье, единственно неистребимая в силу глубины ее рабочих корней, компартия создала Сопротивление, объединив вокруг себя всех и вся.

Возник фронт национального освобождения, возник Главный штаб ФТП — франтирёров и партизан, возникла всефранцузская организация Сопротивления, — куда более стойкая, действенная и выносливая, чем государственная организация довоенной Франции.

Ее многосоттысячная структура опиралась на простейшую людскую молекулу: тройку. Во главе тройки стоял четвертый — командир. Члены тройки знали только своего командира, еще связного, вернее, пароль связного: связные часто менялись. Командир взвода знал через связных командиров своих троек, но командира роты уже не знал, как тот — командира батальона. В одной комнате могли собраться закадычные друзья и не подозревать, что они состоят в одной роте или даже в одном взводе. Они узнавали об этом крайне редко: когда руководство собирало силы для крупной операции. После такого сбора состав троек и командиров опять перемешивался. Так до минимума свели возможность массовых провалов.

И вместе с французами по неписаным, но безусловным канонам международной рабочей взаимопомощи в Сопротивление с самого его истока влились иностранные рабочие.

Их было три миллиона еще до начала войны: Франции издавна не хватало рабочих рук. Их стало гораздо больше после 1941 года: товарные составы с Востока подвозили и подвозили… До войны иностранных рабочих возглавлял особый отдел компартии: МОИ. Он тоже ушел в подполье. В нем создали русский сектор: поначалу туда вошли русские, давно жившие во Франции, — дети белоэмигрантов, порвавшие с семьей и перешедшие к коммунистам, эмигранты русские, украинские и белорусские, ветераны испанских интернациональных бригад. Работой среди советских людей, попавших во Францию, в МОИ по поручению ЦК руководил старый член ФКП Гастон Ларош.

Чуть-чуть отвлекитесь от привычной терминологии. «Работой…» — «среди советских людей» — «руководил» — вдумайтесь, что это была за работа, среди каких людей, где и каким образом руководимых? «Работа» — это подполье второй мировой войны, кровь и слезы, риск и смерть. «Советские люди» — это лагерники гражданские или военные, во вшивых бараках, за колючей проволокой или в шахтах и секретных подземельях, вымирающие от голода и битья. «Руководить» — это сквозь лабиринты гестаповских тайников и засад вползать в концлагеря, выискивая несдавшихся, спасая погибающих, поддерживая отчаявшихся.

Он недавно умер, Гастон Ларош, один из очень малого числа коммунистов, перенесших кромешный ад подпольной войны с разведкой Германской империи. До последнего дня он рассказывал миру, он предупреждал мир, пытался уберечь от того, чтобы вновь когда-нибудь был допущен на планете Земля хоть какой-то, хоть самый приближенный вариант фашизма. Светлая память Гастону Ларошу и его бестрепетным товарищам по подполью, память и благодарность от всех нас, соотечественников тех пятидесяти тысяч несчастных, которым помогли, которых спасали французские интернационалисты начала сороковых годов XX века.

Ибо именно от них протянулась и в лагерь Бомон тонкая прочная ниточка конспиративных отрядов. Сложная хитроумная машина тайной связи работала — и вот уже вынимает Василий Порик из кармана листовку подпольщиков.

* * *

Прежде чем в куртке старшины лагеря Бомон дерзко появилась листовка, должно было произойти множество событий. Надо было, чтобы бывший политрук Марк Яковлевич Слободинский угодил бы в тот же Бомон, что и Порик. Надо было, чтобы в Бомоне он, как и Порик, мечтал связаться с компартией. И, конечно, самым важным «надо» была встреча Марка с Артуром.

Встретились Марк и Артур, как тогда встречались все бомонцы с французами: в шахте, в штреке, в забое. Угольная компания Дурж, владелица аррасской шахты 6-бис, не подозревала, конечно, что на дне ее угольной ямы человек № 336, он же советский коммунист Марк, и французский коммунист Артур сразу же найдут общий язык.

Марк медленно поднимался по ступеням иерархии французского подполья. Марка проверяли и перепроверяли, выслушивали и опять проверяли. Артур свел его с Батистом, низовым активистом компартии. Батист — с Даниэлом, или как звали его в подполье — Жермэном Лоэзом, майором Сопротивления, ответственным за Аррас.

Грохочут по радио немецкие военные марши, Паулюс прорывается к Сталинграду, Роммель — на пороге Египта, вовсю работают печи Освенцима, «новый порядок» безумного государства победоносно марширует по дорогам Европы и Африки, японские подлодки уже подымают свои перископы у мадагаскарского побережья, мир задыхается под тяжестью 1942 года, самого тяжелого года второй мировой войны, — а в аккуратном домике на окраине Арраса, уже не боясь друг друга, уже веря, Жермэн Лоэз и Марк Слободинский вершат свое партийное дело, намечая задания для партийной группы Бомона

Их было немного вначале: Александр Черкасов, Алексей Крылов, Борис Шапин, Василий Адоньев, Михаил Бойко, еще два — три человека… Сплошь молодежь: 17–20 лет. Никакого опыта подпольной работы, тем более в условиях концлагеря.