Кирилл Кожурин - Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

• Название: Протопоп Аввакум. Жизнь за веру
• Автор: Кирилл Кожурин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03454-9

Протопоп Аввакум Петров (или Аввакум Петрович, 1620–1682) принадлежит к числу наиболее ярких фигур русской истории. С необыкновенной мощью явил он миру те качества, в которых отразился русский человек во всём многообразии его характера, — несокрушимую волю, силу духа, страстность, готовность к самопожертвованию во имя великой идеи. Помимо прочего, Аввакум — несомненно, гениальный писатель, на столетия опередивший своё время. Написанное им в пустозёрском заточении автобиографическое «Житие» — жанр прежде немыслимый в отечественной литературе! — одно из самых сильных произведений не только русской, но и мировой словесности. Представленная в серии «ЖЗЛ» книга о нём во многих отношениях необычна. Прежде всего потому, что она принадлежит перу старообрядческого историка и даёт именно старообрядческий, во многом непривычный и неожиданный для неподготовленного читателя взгляд и на биографию «огнепального» протопопа, и на церковный раскол второй половины XVII века, и на всю русскую историю этого и последующего времени.

---

Обычно принято считать, что власти, отдавая этот приказ, хотели ужесточить режим заключения пустозёрских «сидельцев» и пресечь их связи с внешним миром. Однако, как убедительно показал историк П.В. Седов, такое предположение представляется сомнительным. «Замена жестокого заточения в яме Пустозёрского острога на жизнь в монастыре, даже и “под самым крепким началом”, была бы громадным облегчением для узников. Так держали в монастырях десятки сосланных, виновных подчас в весьма незначительных преступлениях. Царский указ предполагал самый обычный режим их содержания лишь с тем, чтобы они не могли писать за монастырские стены. Да, похоже, и это теперь волновало власти меньше, чем прежде, поскольку перевод лидеров старообрядцев из удалённого от центра Пустозера ближе к Москве не мог преследовать цель отрезать их от сообщников».

«Устрашённый загробной участью своего отца и окружённый в первые годы царствования тайными сторонниками старой веры, царь Феодор, видимо, колебался. Именно в это время было задумано облегчить участь Аввакума и его соузников. Возможно, к этому же времени относится и челобитная Аввакума царевне Ирине Михайловне…» (Седов)

Обращаясь к царевне, Аввакум просит её «взыскать старая вера» и предлагает наказать никониан за отступление от отеческих преданий: «Ты у нас по царе над царством со игуменом Христом, игумения. Якоже он, надежа наша, изсек римскою властью любоплотный род еврейский, подобает, государыня, и здесь любоплотным по тому же уставу быть. Не страша же глаголю, но предлагаю законопреступникам збывшееся издревле во Израили. Егда в законе поблядят, тогда и разорение, егда же обратятся ко Господу Богу, тогда им милость и ужитие мирно и безмолвно. Но виждь, предобрая, что над собою и греки учинили, ко псу ездя, на Флоренском соборе, истиннее рещи на сонмище жидовское, руки приписали, Мануилович [75] с товарищи, что наведе греческой державе? Помнишь ли, свет, реченное или запамятовала?»

Далее Аввакум просит, чтобы ему дали с «никонияны» суд «праведный», без притеснений и насилий, на котором бы каждая сторона, не стесняемая ничем, могла бы свободно и полно изложить свою веру: «да известна будет вера наша християнская и их никониянская». «Воистинну, государыня, никониянская вера и устав не по Бозе, но по человеку. Умыслил Никон оружием и пищальми и со дрекольми на противныя, не разумех пророка вопиюща: “не на лук бо мой уповаю и оружие мое не спасет мене”». Осуждая Никона и его последователей за применение силы к не принявшим «новшества», Аввакум выступает сторонником веротерпимости.

В конце письма Аввакум рисует перед царевной символическую картину боя Христова воинства с тёмными силами дьявола, изображая её как борьбу с «турским» «Салтан-царём»:

«Иду, раб ваш, братися с турским по Святей Божии Церкви, взявши братию мою страждущих повсюду. Не надобе нам ни пищали, ни сабли, ни ино что от таковых, но токмо облецемся в ризы священныя; попы и дияконы со кресты и с фимияном. а черньцы в черныя ризы и схимы. И всяк возраст мужеска полу и женска плачюще и восклицающе горце: “Владыко, не остави нас сиры, но прииди и стани с нами, да воспоем песнь раба Божия Моисея: ‘Коня и всадники фараоновы вверже в море, избранныя всадники потопи в Чермном мори’ ” и прочая. Надеюся на Господа, яко Ияков Никейский прогнав перскаго царя комарами.

А никонияня, патриархи и митрополиты и архиепископы со архимандриты и игумены, пускай против варвара своим сонмом пойдут. Как знают, так и молят по-своему Бога. В молитвах их напечатано: “Молимся тебе, дух лукавый”. Пускай оне с лукавым духом, а мы, християне, со Христом Исусом. Нам оне, поганцы, в товарищы не надобны. Мы пойдем на турская полки от десных, в руках победное оружие, крест, держа, а никонияня пускай да идут о левую, с крыжами и с партесным пением. Оне пускай против воевод идут турскаго, а мы на самого диявола и Салтана-царя. Я хощу о Христе Бозе моем, яко Давыд на Голияда, тако и Салтана-царя патрахилию обязав, в Москву притащу ти и пред царя моего поставлю, яко пса, и благословение царю-государю подам.

Пойду в пустыню, куды очи несут, направляем Христом и Пречистою Богородицею, а избранное Христово воинство, куды кто хочет, туды и поди, Бог благословит. А никонияня назад не возвратятся, тако глаголет Дух Святый, истреблени будут, яко Мадиям и Сисара и Авим в потоце Кисове, со иноплеменники брашася, погибнут вси, потребятся, яко древле во Аендоре, будут яко гной земный. Да больше того полно говорить, будет так, яко же рекох».

Основной целью этого обращения протопопа Аввакума к влиятельной старшей царевне, сочувствовавшей старой вере, было добиться «праведного суда» над сторонниками Никоновых реформ, чтобы ниспровергнуть возведённую на старообрядцев клевету, закреплённую решением «разбойничего» Собора 1666–1667 годов. Такого же «праведного суда с никонияны» требовали в свое время в челобитных царю инок Авраамий, поп Лазарь, диакон Феодор и другие вожди староверия.

5 октября 1676 года от имени «соловецких остальцев» с челобитной о возвращении старой веры к царю обращается ещё один лидер староверов — чёрный диакон Игнатий Соловецкий. «Похвално же в доброй воле к покаянию прибегати, — писал Игнатий. — Мы же, бедныя, вины благословныя своей пред царем своим самодержцем никаковы вины не знаем, ни же крымскому, ни турскому, ни к литовскому, ни к немецкому, ни к коим иноверцам не прибегаем и вестьми о управе и жалобами не пересылаемся и никоего злохитрства над царством вашим ни помыслити нам невозможно. К своему царю, самодержцу, к вам прибегаем, о всяких своих нуждах возвещаем, помышляя обрести пристанище тихое и покров крепок, и в скорбех настоящих и напастех ищем обрести расправу разсудну. Единова просим и молим у него — благаго дара получити».

Любопытно, что Игнатий Соловецкий был также автором жития святой благоверной княгини Анны Кашинской, канонизированной незадолго до начала раскола в 1650 году. «В начале царствования Фёдора Алексеевича это житие стало предметом оживлённой полемики, — пишет П.В. Седов. — В 1675–1676 годах был создан сборник из четырёх литературных памятников: житие Анны Кашинской, жены тверского князя Михаила Ярославича, и статей с дополнениями о явлении княгини пономарю Герасиму, обретении и перенесении её мощей из деревянной церкви Успения в кашинский Воскресенский собор. В житии было указано, что при обретении мощей правая рука святой была “согбена, яко благословящая”, то есть двуперстно».

19 ноября 1676 года царь Феодор Алексеевич отправляется в свою первую дальнюю поездку — в Троице-Сергиев монастырь и Переславль-Залесский. Оттуда царский поезд должен был ехать в Углич, Кашин, Дмитров и Звенигород. Весьма характерно, что в приказных документах этот поход называется «кашинским», поскольку именно Кашин был главной целью. «Кажется, кто-то в ближайшем окружении царя подталкивал его к возврату двуперстного крещения. Вид мощей святой Анны, чьи персты во гробе были сложены по дониконовскому обряду, мог произвести огромное впечатление на юного царя» (Седов).

Однако резко ухудшившееся здоровье не позволило царю посетить Кашин. Царский поезд вернулся в Москву, и пока Феодор Алексеевич болел, патриарх Иоаким не терял времени зря и нанёс упреждающий удар. Он отправил в Кашин комиссию во главе с митрополитом Рязанским и Муромским Иосифом и архиепископом Тверским и Кашинским Симеоном. 24 февраля 1677 года комиссия доложила о результатах осмотра мощей святой благоверной княгини Анны на церковном соборе. Собор исключил Анну Кашинскую из лика святых и издал постановление, чтобы её память не почиталась и с молитвой к ней не обращались. Житие Анны Кашинской было объявлено ложным. Иконы и покров с изображением святой предписывалось взять в Москву для рассмотрения, а церковь во имя святой Анны была переименована в церковь Всех Святых [76].

В этот же день царь (видимо, не без влияния патриарха) приказал вернуть Аввакума обратно в Пустозёрский острог: «И февраля в 24 день, по памяти из Стрелецкого приказу послана великого (государя) грамота в Пустоозерский острог к воеводе. Велено, как Аввакума протопопа с товарыщи из монастыря в Пустоозерский острог привезут, и их велено посадить по-прежнему о тех тюрм, где преж сего сидели. Воиводе сее учинить по грамоте, какова прислана будет из Стрелецкого приказу». Из-за дальности расстояния московские власти не знали, что вожди староверов не только ещё не были переведены в монастыри, но что даже царские грамоты об этом переводе не были получены в Пустозёрске — они дойдут только 14 марта 1677 года!

Тем самым надежды на восстановление старой веры рухнули. Вскоре умерла крёстная мать Феодора Алексеевича царевна Ирина Михайловна (1679), и её место занял давний оппонент Аввакума, униат и иезуитский выученик Симеон Полоцкий. В июле 1680 года молодой царь женился на полячке Агафье Грушецкой, окончательно подпав под влияние нового окружения. Он начал активно внедрять в государстве западные порядки и обычаи: уже через несколько месяцев после свадьбы последовали изменения в мужской и женской одежде, «начали в Москве волосы стричь, бороды брить, сабли и кунтуши польские носить, школы польские и латинские закладывать». В ближайшем окружении царя появились иностранцы.