Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1

• Название: Мечи Эглотаура. Книга 1
• Автор: Эдуард Мухутдинов
• Жанр: Юмористическое фэнтези

---

— Наверно, сегодня надо выспаться как следует, — предложил я. — Завтра с утра, как только станет светло, двинемся наверстывать упущенное.

Жуля согласилась и тут же устроилась на ночлег. Первую половину ночи бодрствовал я, вторую — она.

Снов в этот раз я не видел никаких.

Утро оказалось холодным, мрачным и пасмурным. Низко сгустившиеся облака постепенно превратились в тучи. Солнце почти не пробивалось из-за этих хмурых небесных странников, но освещение позволяло двигаться. Что мы и сделали.

Когда река скрылась из поля зрения, ощутилось похолодание. Может, прав был Ровуд, говоря, что здесь теплые северо-западные ветры натыкаются на скалистую громаду Махна-Шуй и не согревают южную половину гор, может, циклон какой пришел, не знаю; факт — становилось все холоднее. Возможно, все причины наложились друг на дружку, и потому температура снижалась буквально на глазах. Только что мы были налегке, а вот уже едем, по уши закутавшись в теплые рубахи и свитера.

Дорога становилась хуже. На лошадях передвигаться стало опасно, мы предоставили их самим себе — по желанию Пахтана. Получился негласный уговор: я страхую Жулю, Пахтан страхует кобылицу. Как, кстати, ее зовут? Все никак не удосужусь спросить.

Температура стремительно опускалась. Вскоре на камнях обозначился лед, стало скользко и противно. Тропа тянулась уже по очень опасным местам, часто приходилось преодолевать участки шириной не больше шага, слева от них отвесно нависала скала, а справа — зияла пропасть; на дне далеко внизу быстро несла свои воды горная речка. Другая речка, не та, в которой мы купались. Потом опять завалы камней, там сам черт ноги сломит — но только не мы… И снова скально-пропастный пейзаж, в том же порядке или наоборот. Это насчет того, с какой стороны что находится…

Пробираться по скользким камням и узким тропкам было очень неудобно и опасно. Я в который раз уже сожалел, что в сумке не нашлось веревки. Хотя, может быть, веревка только повредила бы в данном конкретном случае. Жуля меня не удержит, а я сам — могу в свою очередь не удержаться на льду, если что-то нехорошее произойдет. Остается уповать на удачу.

И вот когда преодолевали очень узкий участок, с особенно скользким настом, удача наконец оставила нас, и оставила капитально. Сразу двое — Жуля и Пахтан — поскользнулись и полетели в пропасть. Жуля могла бы еще остаться на тропе, если бы не хлопнула машинально по стене, пытаясь восстановить равновесие. Хлопок получился сильным — и только придал дополнительное ускорение…

В следующее мгновение я обнаружил, что лежу в исключительно неудобном положении на тропе, изогнувшись подобно знаку вопроса, упираюсь грудью в скользкие камни у самого обрыва, а руками удерживаю невесть как пойманных горе-парашютистов. Глаза у Жули были широко раскрыты, она явно была парализована от ужаса, и это хорошо; если бы начала дергаться, полетели бы вниз все вместе. Пахтан — умница конек — висел спокойно, хотя я схватил его за копыто, и ему наверняка было больно.

Я не шевелился несколько секунд, давая возможность бедолагам прийти в себя, а потом почувствовал, что потихоньку соскальзываю. Я хриплым шепотом позвал Жулю и велел забираться вверх по мне.

Жуля покраснела — удивительно, она даже здесь может смущаться! — и послушно начала перебирать руками, сначала подтянувшись по моей руке, потом цепляясь за одежду, ноги. Сильная девочка… В конце концов она оказалась наверху. Я за это время еще немного съехал, теперь край обрыва упирался мне в середину груди. Еще немного — и конец…

Пахтан умными глазами посмотрел на меня; я ясно прочитал в его взгляде: «Не рискуй так, отпусти меня. Ты нужнее миру, чем я»…

Я собрал все силы и принялся подтягивать Пахтана вверх. Он стал помогать задними ногами, упираясь ими во все попадающиеся выступы; впрочем, таких оказалось немного. Жуля удерживала меня за ноги, стараясь хоть немного помочь, и это оказалось не зря, скорость сползания уменьшилась.

Тем не менее, скоро я со всей очевидностью понял, что Пахтана не спасти. Оставалось только отпустить его — или вместе лететь в пропасть…

Сильным рывком я почти наполовину вытащил Пахтана из пропасти, сам на ту же половину провалился. Пахтан резко забрыкался, хватаясь и толкаясь копытами, подтягиваясь и карабкаясь… Наконец, он выбрался.

Жуля изо всех сил тянула меня назад. Пахтан и кобылица попытались ухватить зубами за одежду, но не успели… Я схватился за какой-то камень, но сведенные судорогой от испытанной нагрузки пальцы соскользнули; другой камень просто вырвался со своего места… Все происходило медленно, я видел, как выворачивается булыжник из выемки, мелкие камешки сыплются вниз. Гора приблизилась и ударила меня в лоб, но боли не было. Тут же мир перевернулся, и я полетел вниз. Где-то в середине полета вслед донеслось истеричное ржание и восклик страха.

Появилась глупая мысль: а ведь я так и не узнал, как зовут кобылицу…

Река жестко приняла меня в ледяные объятия. Если упасть с такой высоты без одежды, то можно запросто разбиться; а так — кучи меха смягчили удар, и я только был сильно оглушен. Река оказалась глубокой, но я достиг дна и даже больно ударился об него; впрочем, эта боль оказалась весьма слабой по сравнению с болью от падения.

Потом холод затмил все остальное.

Я выплыл на поверхность и сразу почувствовал несколько вещей помимо холода. Во-первых, быстро впитавшая воду одежда ничуть не грела и тянула на дно. Я решил не расставаться с ней: уж как-нибудь удержусь на плаву, надо только до берега добраться, а потом может понадобиться. Во-вторых, течение было весьма быстрым, и до этого самого берега добраться оказалось куда как непросто. За обледеневшие прибрежные камни схватиться практически невозможно, течение тут же срывало меня и тащило дальше, причем стремилось вынести на середину потока, чему я упорно сопротивлялся.

Наконец, на очередном повороте, когда члены уже едва двигались и совсем не ощущались, я умудрился удержаться на каком-то широком булыжнике и спустя несколько минут выполз на берег. Холод куда-то пропал, становилось все теплее, страшно хотелось лечь и уснуть… И больше не просыпаться… Я опомнился: это говорит безразличие; то, что я перестал ощущать холод, признак плохой, — значит, замерзаю.

Стянув непослушными пальцами верхнюю одежду, я как мог выжал ее и скрутил в узелок. Закинул за спину и поплелся вверх по течению. Я уже ничего не соображал, только знал, что надо идти; там где-то должны быть те, другие… Кто — другие? не знаю… может быть, они помогут… должны… я сам уже не справлюсь… с чем не справлюсь? со всем…

Сознание работало с перебоями. Временами я отключался, но все равно шел; на короткое время приходя в себя, замечал, что все еще двигаюсь куда-то. Упорно и безнадежно; такого упорства за собой никогда не подозревал…

Какие-то крики вывели меня из забытья. Я с трудом открыл глаза и увидел три фигуры — всадника на белой лошади и еще одну лошадь, черную. Они спешили ко мне, спотыкаясь и больно ушибаясь на предательских камнях. Я почувствовал нечто похожее на облегчение. Слабо улыбнулся пересохшими и замерзшими губами, медленно осел на землю… И отключился.

В себя я пришел от тепла. Рядом, совсем рядом жарко пылал костер; Жуля, похоже, собрала весь хворост в округе. Сырая одежда была разложена на камнях для просушки, сам я оказался завернут в одеяло. Девушка что-то готовила, донесся аромат бульона.

— Хорс! — Жуля обрадовалась, увидев, что я очнулся. — Я… так испугалась.

— Да? Зря, — попытался я пошутить. — Хватило и моего испуга.

Наступили мрачноватые пасмурные сумерки. Я никак не мог определить время поточнее, но чувствовал, что приближается вечер, ему предшествует некая особая атмосфера. Тучи скучились и потемнели, время от времени в воздухе начинали витать мелкие колкие снежинки, которые после падения на землю или мою лысую голову тут же таяли. Температура опустилась уже ниже нуля, да и явно намечалось дальнейшее похолодание. Надо бы найти местечко поуютнее для привала, а то завтра можем оказаться снеговиками… Лошади рядом фыркали, хрустя овсом, который Жуля достала из сумки Пахтана.

Откуда-то издалека постепенно пришла головная боль. Я решил, что это последствия перенесенного удара. Подступала дурнота. Жуля протянула миску с бульоном, и я без аппетита его проглотил, уговаривая себя тем, что завтра вновь понадобятся силы. Тут же пришлось успокаивать желудок, он почему-то запротестовал, хотя с самого утра не получил ни крошки. На лбу выступил пот.

Становилось все холоднее. Руки замерзли, ноги тоже, катастрофически не хватало тепла. Голова раскалывалась, я дрожал, будто в ознобе… Почему будто? Озноб и есть. Во рту пересохло, заломило кости…

Окружающее поплыло едким туманом, в нескольких шагах все расплылось. Фырканье лошадей стало восприниматься каким-то отдаленным грохотом, переходящим в безумный шепот гор. Жуля тревожно спросила что-то, я не понял — что. Голос отразился от скал и вернулся многократным эхом, словно издевающимся над реальностью. После него остался гул. Я облизнул губы в попытке вернуть им хоть немного влажности, но это движение вызвало лавину мурашек по всему телу. Гул не прекращался, становился мощнее и сочнее; от него некуда было спрятаться. Следующий вопрос, заданный мне, канул в него; и никакого смысла не воспринял, сам теряя чувство реальности…