Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1

• Название: Мечи Эглотаура. Книга 1
• Автор: Эдуард Мухутдинов
• Жанр: Юмористическое фэнтези

---

— Интере-есно…

— Так вот, стойкость нужна только странствующим поэтам. Это я и Ровуд, в частности. А вообще, почему «в частности»? Кроме нас еще только двое бродяжничают, да и то в далеких Глюкаловых государствах, да и то совсем не того уровня, что у нас. Есть и прочие менестрели, но их надолго не хватает, да и поглощают угощение они вчетвером на один стакан. Ровуду же алкоголь не вредит, его мама в детстве в чан с водкой уронила, он там нахлебался и смачно описался. Едва выжил. Но с тех пор ему никакой алкоголь не страшен. Пьянеет, коченеет — такое случается, если много выпьет. Но без последствий. Другой бы давно помер от цирроза, а Ровуд — живехонек, и таким долго оставаться еще собирается. К вящему моему неудовольствию. Все-таки не люблю похабную поэзию.

— Лем, а почему ты вообще пошел в поэты?

Он разлил самогон, поднял стакан, призывая поддержать инициативу. Выпили.

— Это длинная, сложная и печальная история. Не знаю даже, рассказывать ли ее тебе.

— Мне говорили, что герой твоих сказаний Антор — это ты сам. Правда?

— М-м-м… Вообще-то да. Отчасти. Есть и другие прототипы, более или менее реальные. Когда-то давно я сам даже носил это имя. Самым натуральным образом. Вообще-то мама назвала меня иначе, но я уже столько имен сменил, что все и не упомню.

— Лем, сколько тебе лет? Ровуд говорил, что где-то двести пятьдесят, но я вот слушаю, слушаю — такие вещи слышу, которые даже пятистами не объяснить. Так сколько же, в самом деле?

— Не знаю. Нет, честно — я просто не помню этого. Сколько себя знаю, я брожу по дорогам этого мира, слушая людей, рассказывая им всякую чушь. Кажется, побывал везде, где можно побывать. Кроме, разумеется, Едорама, — ну, про это уже говорилось. Я уже долго жил, когда родился Серот. Я услышал о том, что в племени драконов появился изгой. Не по собственной воле, конечно, он сам не виноват. Я с некоторым интересом следил за его судьбой, но не предполагал, что когда-то придется вместе кочевать по Тратри. Тогда я только начинал поэтизировать. Наверно, к этому была склонна душа. Я всегда был немного себялюбив. Эдакий утонченный эгоист. Впрочем, все существа эгоисты, разве не так?

— Возможно.

— Душа поэта попеременно страдает и пребывает во блаженстве, — вдохновился Лем. — Чтобы ввергнуть ее в хаос, не требуется большого труда, но и из тьмы она выбирается с легкостью. Это дар, который в полной мере присущ не каждому, а лишь избранным. Кто может сказать, что небеса ему его дали? Тот, кто сумел его ощутить и развить — и использовать. Но и в то же время кто может сказать, что лишен его? Никто. Даже бродяга способен философствовать. Но философствовать как поэт — вряд ли. Я сумел противопоставить себя всем остальным, это помогло на стадии развития творческого дара. Творчество рождается на грани, — знаешь ли ты это? Грань тонка, по ее стороны равнодушие и безумие. Трудно удержаться, если творчество для тебя — не просто представление об акте созидания в начале времен. Творчество в каждом из нас, но — по-разному. Для кого оно — смысл жизни, у того грань такова, что порой не понимаешь, в здравом ты рассудке или уже преступил черту, за которой безумие настигает с такой же легкостью, как тигр — раненую лань. Человек, способный созидать, всегда немного безумец. И чем он безумнее, тем сильнее развит талант. Я упоминал Рахита Эа, так? Перед тем, как умереть, этот великий человек сошел с ума. Я присутствовал при его кончине и поэтому знаю точно.

Лем налил самогон.

— Давай выпьем за его память, Хорс, — тон поэта был необычно грустен. — Поверь мне, Рахит был уникальный человек.

Выпили. Я начал ощущать, как пьянею. Лем говорил такие вещи, от которых можно захмелеть и без всякого алкоголя. А уж вместе они создавали гремучую смесь.

— М-да… Вот краткая история моей жизни. Родился, вырос, путешествовал. Пытался заниматься наукой, в смысле — историей. Потом политикой. Писал мемуары, которые с треском провалились. Ставил в театре пьесы, тоже трескучие. Снова путешествовал. Пытался геройствовать, принял участие в нескольких войнах во времена Становления морали. Под именем Антора бродил по свету в поисках приключений, ибо от знаний уже голова шла кругом. Бросил это занятие. Учился магии у эльфов, но тогда они уже начали терять власть над миром. Бросил. Снова политика, снова войны. И наконец ушел в поэзию. Ну, и некоторое время отдаю описанию собственных похождений. Хоть это и нескромно, — улыбнулся Лем. — Но — одна из основных моих черт.

— Ты рассказыва… ешь такие интересные вещи. Ты инте… есный человек, — заплетающимся языком сказал я, тщетно пытаясь сохранить ясность мысли. — Даже Ровуд вого… рого… гороворил хуже. Но вот в чем между вами раз… раж… разница, никак не могу соо… бразить.

— Ровуд мастер говорить глупые вещи с умным видом. Ему все верят, хотя порой он несет совершеннейшую чушь. Я — наоборот, говорю обычно умные вещи. Но мне никто не верит, ибо вид у меня… — Лем развел руками и показал на свое одутловато-сморщенное лицо. — Но это не так уж и плохо. Не хочу быть пророком. Был уже, не понравилось.

— А-а, — пьяно улыбнулся я. И почувствовал, что совсем того, нализался до чертиков. Что показалось смутно странным — ведь я выпил мало; впрочем, кто знает этого Лема — опять какую-нибудь отраву подсунул.

Я решил, что стул не удержит меня, ибо почему-то он стал качаться. Да и вся комната закачалась. Лицо собеседника то приближалось, то удалялось, голос гулко отдавался в голове. Вдруг жутко захотелось спать. Лем проговорил что-то типа: «Самое время!..»

Вдруг наваждение прошло. Я с удивлением посмотрел вокруг. Мир восстановил равновесие и краски, голоса вернули обычное звучание. Лем расхохотался.

— Вот оно! Вот оно! Получилось! Ух!

— Что получилось? — не понял я.

— Как? Научился ты пьянствовать в меру. Разве это не здорово?

— А, так вот что было…

— Ежу понятно!..

Лем оборвал себя на полуслове. Знакомый гул наполнил пространство, достигнув город от самого Махна-Шуя.

— Опять, — с досадой проговорил поэт. — Что творится на сей раз, интересно?

— Вулкан Мурфи? — уточнил я. Впрочем, это и так уже было известно, просто Лем опять заинтересовал неординарными высказываниями.

— Угу. Обычно он просыпается тогда, когда грядут великие перемены. В последний раз Мурфи извергался, когда Демиурги перешли хребет, и разделил их и их учеников. Именно из-за того события тбпизм стал тем, чем стал, а не остался религией мелкой секты фанатиков. Жрецы сумели представить извержение чем-то вроде проявления божественной воли, и отсюда все началось всерьез. С тех пор Мурфи только дымился, временами вообще затухая и остывая на целые десятилетия. Но вот уже несколько дней плюется пеплом и стонет. Похоже, скоро будет великая буча. Знать бы еще, на какую тему.

— О чем это вы, господин Лем? — спросила Жуля, появляясь рядом с нами. Вид у нее был относительно свежий, но приглядевшись, я понял, что она не выспалась и чувствовала себя не в своей тарелке. Жуля смущенно отвела взгляд, когда я посмотрел на нее. Почему-то на этот раз глаза любимой оказались серыми…

— Да так, все о своем, о женском… Как спалось, мадемуазель?

— Сносно, — Жуля не стала кривить душой. — Пить хочется.

— Только не это, — Лем поспешно выхватил у нее из руки бутыль и поставил подальше. — Одно дело — пить, совсем другое — выпить. Напиваться с утра — признак дурного тона. — Ой, как интересно! А что же мы сейчас делали? Или удостоившихся посещения Похмелья это не касается? — Сейчас чай принесут, на крайний случай — эль.

— Лучше чай или воду, — сказала девушка.

— Порой рассол помогает куда лучше, — заметил Алкс, возникнув подле. Вид у него был, наверное, не лучше моего — такой же пропитый, хмурый и агрессивный. — Ничего нет приятней, чем с утра после встречи глотнуть пару банок рассола. Сразу на душе легчает, в небеса устремляет…

Между Жулей и Алксом влезла голова дракона.

— Шо, рассол дають? Обож-жаю!

— Не, Серот, — сказал горец. — Тебе не дадим. Ты все выпьешь, нам ничего не достанется. Я еще помню праздник Священного Дятла, — сообщил он нам. — Там этот проглот утром, до того, как все проснулись, уничтожил запасы рассола, приготовленные заранее для всего племени.

— Ну и ладно, че мне, жалко шо ли? — не обиделся дракоша. — Не обеднею. Все равно я из него самогон гоню. — Серот исчез.

— Самогон из рассола — очень интересно, — вставил я.

— Ну, ребята, что вы, в самом деле, — воскликнула Жуля. — Не можете о чем-нибудь другом речи вести? Пойдемте по городу погуляем. Куимияа очень красив, как мне говорили, это же столица эльфов. Никогда себе не прощу, если упущу такой шанс.

Жуля метнула в мою сторону короткий взгляд. В нем читался некий упрек: мол, зачем оставил меня ночью одну? Но я также и другое прочел: грусть. И удивился — почему?