Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый

• Название: Океан. Выпуск двенадцатый
• Автор: Юрий Оболенцев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1986

Литературно-художественный морской сборник знакомит читателей с жизнью и работой моряков, с выдающимися людьми советского флота, с морскими тайнами, которые ученым удалось раскрыть.

---

Рогожцев кивнул.

— Но даже таких становищ не столь много на Мурмане. Кроме того, почти все они сезонные. Люди приходят сюда на время промысла трески. Это весна и летняя путина. Осенью рыбаки уезжают к себе в Поморье, и весь мурманский берег вновь пустеет. А ведь места, Николай Львович, здесь изобильные. И рыбою, и зверем морским за Святым Носом. Всем этим богатством почти беспрепятственно пользуются соседи — предприимчивые норвежцы. И, между нами говоря, они нынче укрепляют свои позиции здесь на Севере. Растут их поселения, увеличивается флот. И нас, конечно же, не может не беспокоить подобное усиление норвежской экспансии у российских берегов, — взволнованно говорил Островский.

— Да, да, конечно, — понимающе кивал врач.

— Именно этот довод и выдвинули мы с консулом в качестве главного при решении вопроса об учреждении пароходства. Регулярное сообщение должно способствовать заселению края. Кроме того, правительство предусматривает введение определенных льгот для переселенцев, в частности налоговых.

Помолчав, советник похлопал ладонью по дубовому лакированному поручню.

— А что до отделки судна, то, как вы изволили заметить, отделка действительно замечательная, — согласился Островский. — И сам пароход хорош. Англичане строили. Но вы, Николай Львович, имеете в виду каюты и салон первого класса, которыми пользуемся мы с вами. А ведь билет в первый класс этим бедным людям, — он указал взглядом в сторону берега, — согласитесь, не по карману. Они будут ездить, как американские иммигранты, там, — советник притопнул ногой, — под палубою, в трюмах с многоярусными нарами, и вот здесь, — он обвел вокруг рукой, — на палубе.

Рогожцев огляделся. Его взгляд выражал сомнение: как же здесь, на открытой палубе, можно путешествовать, на ветру и холоде!

Островский поймал его взгляд.

— Мне доводилось видеть, как ехали рыбаки с Поморья на промысел сюда, к мурманскому берегу, на соловецком пароходе, его нанимали однажды промышленники, — продолжал советник. — Верите ли, на верхней палубе некуда было ступить. Была ранняя весна. Эти бедные люди сидели и лежали четверо суток на студеном ветру, под ледяными брызгами.

— Это, конечно, ужасно, — пробормотал ошеломленный врач. — Вы, кажется, упомянули о соловецком пароходе, Дмитрий Николаевич. Что, разве был и такой?

— Не только был, но и есть, и не один, а целых два, — сказал советник.

— Оплот божьей веры — и передовая техника? — недоуменно пожал плечами Рогожцев.

— Именно, — подхватил Островский. — Причем монастырь, как ни странно, гораздо раньше иных завел себе пароходы.

— Любопытно, — проговорил врач.

— Если желаете, могу рассказать кое-что из истории внедрения пароходов на нашем Севере, — предложил советник. — Мне пришлось изучать этот вопрос. Я готовил исчерпывающий материал для консула. Его мнений о целесообразности учреждения здесь пароходных линий запрашивал сам министр финансов.

— Вот как? — заинтересовался врач. — Я бы с огромным удовольствием послушал.

Советник достал из кармана портсигар, вынул папироску, закурил.

— История эта, оговорюсь сразу, безрадостна, — начал он. — Правда, начало было многообещающим. Судите сами: в седьмом году[2] Фултон с Ливингстоном пускают первый пироскаф по Гудзону. В пятнадцатом — Бэрд в Петербурге открывает морские рейсы до Кронштадта на построенном им стимботе «Елизавета». А уже в двадцать пятом строится первый пароход на Севере — «Легкий». — Советник глубоко затянулся, выдохнул дым. — Кстати, строить этот пароход поручили одному из искуснейших русских корабелов, Александру Михайловичу Курочкину, создателю таких шедевров, как фрегаты «Азов», «Иезекииль». Строил он «Легкий» там же, в Соломбале, на адмиралтейской верфи.

— И что же, пароход вышел полностью русским? — недоверчиво спросил Рогожцев.

— Да, представьте. Машина для него была сделана на Ижорском адмиралтейском заводе. Собственно, две машины, — поправился Островский. — Вторую установили на таком же пароходе через год. Его назвали «Спешный». Заложили «Легкий» в октябре двадцать четвертого, а в двадцать шестом испытали. — Советник усмехнулся. — Рассказывали, что испытания «Легкого» собрали множество любопытных и при всем честном народе с пароходом приключился конфуз.

Управляли пароходом механик, присланный с Ижорского завода для установки машины, и лоцман Пустошный. Правда, какой Пустошный, я не знаю. В Архангельске ведь больше половины лоцманов — Пустошные, из деревни Пустошь, что напротив Соломбалы. А надо сказать, испытания проводились на Двине, между Соломбальским адмиралтейством и рекою Маймаксой. На обратном пути пароход чрезмерно уклонился вправо. Да так, что не сумел миновать барок с грузом — они стояли у берега — и таранил одну из них. Барка с проломленным боком затонула, а «Легкий» вернулся к адмиралтейству без бушприта. Люди утверждали, что Пустошный якобы обещал показать первый пароход жене, сидевшей у окошка в Пустоши.

Спутники посмеялись. Островский продолжал рассказ.

— Оба парохода, и «Легкий», и «Спешный», были деревянными, наподобие нынешних речных, с большими гребными колесами по бортам. Они служили главным образом для вывода в море крупных парусных боевых кораблей, которые строились тогда в Архангельске для Балтийского флота.

Советник помолчал. Потом заговорил снова.

— Коммерческое же пароходное сообщение морем началось на Севере, как здесь считают, плаванием «Подвига». Это небольшой пароход судовладельцев Бронджав. Весной сорок девятого он плавал из Архангельска к Соловецкому монастырю.

Островский опять замолк, прищурился, будто вспоминая что-то.

— Мне довелось прочесть отчет об этом плавании в «Архангельских губернских ведомостях». Знаете, весьма торжественно обставлено было отплытие первого парохода. У пристани гарнизонный оркестр играл мазурки, марши. Публики собралось немало, кажется, это было в воскресенье. Молитву сотворили возле парохода, а когда он отплывал, Троицкий собор звонил в колокола. Через сутки пароход, полный богомольцев, прибыл к Соловкам и был встречен там самим настоятелем. — Советник слегка улыбнулся. Рогожцев слушал его с большим вниманием. — Сей пример и натолкнул архимандрита Александра на греховную мысль завести пароход для монастыря, чтобы самим собирать с многочисленных паломников плату за проезд, а не отдавать барыши владельцам лодей, которые охотно подряжались возить богомольцев. Кстати, настоятель в прошлом был протоиереем Соломбальского портового собора. Морской, так сказать, священнослужитель.

— А как же братия восприняла его греховную идею? — поинтересовался Рогожцев.

Он стоял, удобно опершись локтями о поручень, обернув голову к Островскому.

— Часть братии поддержала идею, другую часть настоятель в конце концов склонил к согласию. Ему также удалось заручиться разрешением высшего духовного начальства. Осуществлению задуманного в свое время помешали военные события пятьдесят четвертого года[3]. А потом и сам Александр передумал. Возобновил почти забытое дело о пароходстве новый настоятель, прибывший в монастырь в пятьдесят девятом. Архимандрит Порфирий оказался последовательнее предшественника. Он тоже уломал братию, убедил духовную власть и осуществил-таки задуманное. Монастырь приобрел старый железный пароход, причем грузовой, переоборудовал его своими силами в пассажирский. Затем в монастырском доке послушники сами выстроили деревянный корпус другого парохода. Машину для него купили в Шотландии. И побежали «Вера» и «Надежда» с золочеными крестами на мачтах возить из Архангельска к монастырю богомольцев. Это было как раз десять лет назад.

— Весьма любопытно, — поеживаясь от вечерней прохлады, сказал врач. — И что же, это Соловецкое пароходство действует и теперь?

— Действует, — кивнул Островский. — Но оно не конкурент Беломорско-Мурманскому, возит лишь паломников. Так что хотелось бы верить, что новое пароходство, основанное нынче местными предпринимателями, сослужит добрую службу делу развития этого края.

Рядом кто-то остановился. Спутники оглянулись. Помощник капитана передал просьбу Негмана осмотреть нового кочегара, который вдруг свалился у котла. Рогожцев извинился перед Островским и ушел вслед за помощником.

Советник решил еще постоять наверху. Неожиданно откуда-то с океана потянуло легким ветром, и сразу стало холодно, как бывает холодно в северных водах даже в июльскую солнечную пору.

Островский покинул палубу. В коридоре он встретил капитана.

— А-а, косподин советник, — приветливо протянул Негман. — С прогулка? Наферно, холодно? Прошу на чашка кофе.

Островский шагнул вслед за капитаном в его каюту. Вскоре принесли горячий кофе.