Анна Смолякова - Замок из песка

• Название: Замок из песка
• Автор: Анна Смолякова
• Издательство: ЭКСМО-пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001581-X

Красота, талант, трудолюбие — всем этим обладает юная балерина Настя Суслова. Вот-вот осуществится ее мечта — она будет танцевать с самим Алексеем Иволгиным, уже давно покорившим ее сердце. Но репетиции неожиданно прерваны, рухнули надежды на счастье — Алексей уезжает в Москву. Бросив все, Настя отправляется в столицу на поиски любимого и находит его, увы, только для того, чтобы убедиться, что Иволгин недостоин ее чувства. В самые трудные минуты жизни Настя встречает Антона — мужчину, с которым наконец находит настоящую любовь и счастье…

---

Третьякова ждала меня в обычном классе, стоя у рояля и задумчиво перебирая пальцами одной руки клавиши. Она была в бежевом джемпере ручной вязки и длинной, до щиколоток, серой юбке. Ее некогда божественные ноги бугрились вздувшимися венами. Ступни покоились в уютных мягких тапочках. Легендарный белокурый пучок на голове был перехвачен пушистой детской резиночкой.

— Здравствуйте, — несмело проговорила я, останавливаясь у дверного косяка. — Мне сказали…

— А вы, наверное, Настя Суслова? — Она неожиданно приветливо улыбнулась. — Проходите, готовьтесь. Я сейчас приглашу концертмейстера…

Пока я поправляла перед зеркалом узенькие лямочки и проверяла, правильно ли надеты пуанты, в дверь постучали. А потом в класс заглянула Анастасия Серебровская:

— А Надежда Ивановна?..

— Она сейчас придет! Вышла на несколько минут…

— Ну и отлично! Я ее подожду. — Серебровская в тренировочных брюках и каком-то свитере, завязанном рукавами вокруг талии, прошла к окну и села на стул. — Тебя как зовут?

Я представилась.

— А-а, что-то я про тебя слышала… Это ты, что ли, суперталантливая девочка из экспериментального?

Мне было страшно неудобно, но оставалось только неопределенно пожать плечами.

— А чего ты стесняешься? Молодец! Гордиться надо!.. Не знаю, конечно, как ты танцуешь, но фактура у тебя — что надо! Говорю абсолютно искренне!

Конечно, Анастасия Серебровская могла говорить абсолютно искренне, могла честно радоваться тому, что я молодец. И выражение ее миловидного личика сейчас сильно отличалось от кислой мины Артемовой, похлопывающей меня по мокрой от пота спине и скучно замечающей: «Да, действительно классно. Прав Георгий Николаевич: ты из нас самая талантливая!» Но что был мой предполагаемый талант по сравнению с талантом Серебровской?! Она с недосягаемой высоты своей одаренности несомненно могла восторгаться примитивными успехами девочки из хореографического. Но уверенности мне это, честно говоря, не добавляло.

Серебровская, отведя в сторону правую ногу и сильно натянув подъем, разминала стопу. А я исподтишка разглядывала ее профиль. Она и в самом деле была немного похожа на белочку. Черноволосая, маленькая, со слегка вздернутым носиком и аккуратными темными губками, Анастасия, конечно, не являла собой идеал красоты. Но была в ней какая-то невыразимая прелесть, которую даже я — женщина — не могла не чувствовать… И, кроме того, я ощущала бы к ней симпатию, будь она даже уродиной. Серебровская танцевала с Алексеем. И этого было вполне достаточно. В последнее время ее начали активно двигать в примы, и Иволгин, как постоянный партнер, иногда двигался вслед за ней. Ах, как помогала она ему на сцене! (Я взглядом полупрофессионалки уже могла это замечать.) Как поддерживала легкой улыбкой и сглаживала неудачные моменты! Серебровская была не просто хорошей балериной, она была другом моего Леши…

Третьякова с концертмейстершей появились через пару минут. Моя тезка быстро поднялась со стула и подошла к Надежде Ивановне со смиренным видом прилежной ученицы.

— Надежда Ивановна, — она по-детсадовски поковыряла носком пол, — вы не уделите мне минут пятнадцать? Просто я тут над Ширин работала…

— Да, но у меня сейчас девочка…

— Конечно-конечно, я подожду!

Интуиция подсказала мне, что нужно проявить ученическую этику.

— Надежда Ивановна, если нужно, я могу подождать в коридоре…

Третьякова взглянула на меня с явным одобрением и пожала плечами:

— Зачем же в коридоре? Можешь посмотреть. Тебе, я думаю, будет полезно…

А потом Серебровская танцевала вариацию Ширин из первого акта. Легкая и грациозная, как козочка, она едва касалась пола, и казалось, солнечные искры вот-вот брызнут из-под ее розовых пуантов. Руки ее, выразительные и изящные, то изламывались прихотливым восточным жестом, то просто и нежно молили о любви.

— Прыжок еще отточеннее, еще бисернее! — с ударением на слове «еще» заметила Третьякова, когда Анастасия закончила. — В общем, неплохо. Но ты же сама видишь слабые места. Работай!

Немного отдышавшаяся Серебровская распустила свои длинные волосы и снова закрутила их в тугой узел:

— А можно мне девочку посмотреть? Про нее так много говорили, что даже интересно…

Я покрылась противным холодным потом. Танцевать перед Третьяковой было страшно. Танцевать после Серебровской — самоубийству подобно. А она еще и смотреть собиралась! Куцым хвостиком промелькнула трусливая мыслишка: «Мало того, что я сейчас опозорюсь, так она еще наверняка и Иволгину расскажет. Посмеются вместе над дутым авторитетом». Впрочем, Алексей уже вряд ли помнил о моем существовании. После той краткой, но обидной отповеди я больше не докучала ему букетами…

— Итак, что будешь показывать? Какую-то из Фей, если я не ошибаюсь? — Надежда Ивановна расправила юбку на коленях и прислонилась спиной к черному блестящему боку рояля. Концертмейстерша улыбнулась мне ободряюще.

— Д-да… Фею, — от волнения я начала заикаться, как когда-то в юности Сашина возлюбленная Наташа Ливнева. — Ф-фею Безобразности…

Светлые брови Третьяковой медленно поползли вверх, к аккуратно подстриженной прямой челке. А Серебровская, замершая на секунду, звонко расхохоталась.

— Просто они развлекаются так же, как мы когда-то. — Она все никак не могла остановиться и тыльной стороной ладошки утирала выступившие слезы. — Помните, Надежда Ивановна, вы нас за это ругали?.. Ну, Фею Резвости мы звали Феей Трезвости, а Фею Беззаботности — Феей Безобразности…

И нас за это ужасно бранили на «теории», а мы между собой все равно говорили так, как казалось смешнее. Но чтобы вот так опозориться перед Третьяковой?! Я поняла, что сейчас разревусь в три ручья, и уже шмыгнула носом, когда Надежда Ивановна неожиданно сухо и строго скомандовала:

— Нюни подбери!.. Препурасьон!

Мне казалось, что спасла меня добрая концертмейстерша. Что она сыграла так замечательно, что все слушали только музыку Чайковского, а на мои па совсем и не смотрели. И хорошо, что не смотрели! Потому что ноги мои двигались словно коленца кузнечика, а руки как лопасти ветряной мельницы. И все-таки я дотанцевала вариацию до конца. А когда, набравшись смелости, подняла глаза на Третьякову, то замерла в счастливом изумлении.

Никто не смотрел на меня с насмешливой снисходительностью: Серебровская с Надеждой Ивановной переглядывались между собой — удивленно, многозначительно и, как мне показалось, обрадованно…

* * *

Третьякова захотела посмотреть весь мой скудный репертуар, и теперь каждый понедельник я ходила в театр с небольшой спортивной сумкой через плечо. Дважды в месяц меня сопровождал Антипов: в эти дни были репетиции его хора. Я уже относительно спокойно проходила мимо вертушки вахты и вечно открытой двери отдела кадров, сворачивала в полутемный балетный коридор на втором этаже, привычно зажимала нос, минуя затуманенную сизым дымом курилку на лестнице. Но до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что в один прекрасный момент мне навстречу может запросто попасться Иволгин. Что тогда делать — опускать глаза в пол или, наоборот, принимать вид гордый и независимый, — я не знала.

И, естественно, встреча случилась тогда, когда я меньше всего этого ожидала. В тот понедельник мы с Антиповым, проторчав двадцать минут на остановке перед домом, опаздывали и поэтому ужасно торопились. Еще на аллее перед Оперным на моих ботиночках развязался шнурок, но наклоняться и завязывать новый бантик было некогда. Я решила, что добегу так, а в следующий раз затяну шнурки на морской узел. Однако уже на лестнице стало ясно, что добежать до класса не удастся: язычок ботинка окончательно вывалился, а шнурки тянулись по полу за ногой, словно усы аквариумного сомика.

— Слушай, давай здесь попрощаемся, — сказала я Валере, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу и жалобно посматривающему на часы. До его хорового зала нужно было подниматься еще на четыре лестничных пролета. — Я-то уже почти пришла, а ты из-за меня опоздать можешь.

— Ну давай! — охотно согласился он. Помахал мне рукой и, уже взлетая по лестнице, крикнул: — Только на выходе подожди меня обязательно! Не знаю, точно или нет, но, возможно, у меня будет для тебя кое-что интересненькое…

Скорее всего Антипов собирался достать для меня очередной рецепт гадкого риса. На мгновение мне стало грустно: Валера очень придирчиво следил за соблюдением его рекомендаций.

Но вежливо отказываться было поздно: коричневый жилет моего соседа уже исчез из виду. Я отошла к окну и принялась завязывать шнурок, причем лицом развернулась к коридору, в котором находился мужской репетиционный класс и из которого в любой момент мог появиться Алексей. И, конечно же, стоило мне наклониться, как за спиной раздалось вежливое покашливание. Я повернула голову и от неожиданности присела на корточки, словно испуганная детсадовка. Иволгин собственной персоной стоял за моей спиной и весело улыбался.