Анна Смолякова - Замок из песка

• Название: Замок из песка
• Автор: Анна Смолякова
• Издательство: ЭКСМО-пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001581-X

Красота, талант, трудолюбие — всем этим обладает юная балерина Настя Суслова. Вот-вот осуществится ее мечта — она будет танцевать с самим Алексеем Иволгиным, уже давно покорившим ее сердце. Но репетиции неожиданно прерваны, рухнули надежды на счастье — Алексей уезжает в Москву. Бросив все, Настя отправляется в столицу на поиски любимого и находит его, увы, только для того, чтобы убедиться, что Иволгин недостоин ее чувства. В самые трудные минуты жизни Настя встречает Антона — мужчину, с которым наконец находит настоящую любовь и счастье…

---

— И все-таки вы сегодня какие-то особенно нарядные. Наверное, в честь дня рождения Верди?

— Да, — подтвердила Лариска, хватая меня за руку и оттаскивая в сторону. — Отмечать готовимся…

Сюрпризы начались сразу после того, как мы вошли в зал. Во втором ряду сидела незнакомая девица с горящими глазами и почти таким же, как наш, букетом.

— Это что еще за явление? — обиженно поинтересовалась Никитина. — Кому это она цветы собралась вручать?

— Может, Серебровской? — Я пожала плечами.

— Ага! Такие, как эта, женщинам цветов не дарят!.. Сейчас мы все узнаем.

— Как?

— Да очень просто! — Лариска улыбнулась мне, как неразумному младенцу. — По той фамилии, которую она назовет первой.

Я хотела напомнить Лариске о том, как мы сами обманули Славика, назвав фамилию Серебровской, но Никитина уже подсаживалась к девушке и натягивала на лицо самую светскую из своих улыбок.

— Извините, пожалуйста, — Ларискин голос просто сочился патокой, — вы не подскажете, кто сегодня танцует?

— Настя Серебровская, — девушка доброжелательно улыбнулась. — И Андрей Вихрев…

— Как Вихрев? — тупо переспросила Никитина. А я почувствовала, что букет в моих руках тяжелеет с каждой секундой. Вместо ответа та порылась в сумочке и протянула программку, в первой же строке которой значилось «Граф Резанов — Андрей Вихрев». Мне немедленно захотелось выскочить вон из зала, но Лариска незаметно удержала меня пальцами за подол юбки и продолжила изучать список исполнителей. Когда она снова подняла голову, лицо ее светилось тихим торжеством.

— Все нормально, — сообщила она, беря меня под локоть и отводя в сторону. — Мой Алеша танцует сегодня Юродивого!..

Спектакль был как спектакль. Видимо, не хуже и не лучше, чем обычно. Потому что зрительницы так же заходились в аплодисментах и так же блаженно затихали под музыку «Белого шиповника». Так же восхищались первым появлением Кончиты, и так же хихикали, когда на заднике возникал слайд — лик Богородицы с иконы Андрея Рублева. Конечно, «чудный взгляд вишневый», про который пел Резанов с фонограммы, никак не ассоциировался с традиционными иконописными мешками под глазами. Но меня почему-то это девичье хихиканье всегда ужасно раздражало. А сегодня меня раздражал еще и Вихрев, и я прикрывала глаза, как только он появлялся на сцене.

Так было удобнее представлять. И я представляла себе, что это Алексей в просторной белой блузе под исступленный шепот Кончиты мечется по сцене, что это он обнимает ее ноги и он приникает обессиленно к ее телу, лежащему поперек его колена.

Никитина танец Вихрева никак не комментировала. Зато по поводу Иволгина несколько раз восхищенно высказалась:

— Вот что значит настоящий мужик! Не только в балетных трико, но даже в холщовых штанах видно!

К концу второго действия мои зубы уже выбивали мелкую дробь, а Лариска, наоборот, совершенно успокоилась.

— Ну что ты трясешься? — наставляла меня она. — Это мне бояться надо! А тебе-то что? Отдашь цветы и пойдешь! Главное, не забудь что-нибудь сказать, чтобы он в ответ тоже голос подал.

— Но ведь Юродивый — совсем даже не главная партия, — робко протестовала я. — На меня же как на дуру будут смотреть, когда я поплетусь к нему с цветами.

— Ничего. Ты вспомни «Лебединое»! Там вообще какой-то девчонке из кордебалета букет подарили!

— Так это, наверное, мама ее была или еще какая-нибудь родственница.

— А ты чем не родственница? — Никитина успокаивающе похлопала меня по плечу. — Не боись, Настасья, все будет нормально.

Но «нормально» не получилось… Началось с того, что я зацепилась каблуком за какую-то металлическую скобу на сцене и долго дергала ногой, пытаясь освободиться. Сзади деликатно покашливала девушка с букетом, которой я мешала пройти. В конце концов ей удалось обогнуть меня, и она решительно направилась с цветами к моей тезке Насте Серебровской. Аплодисменты усилились, когда Серебровская, приняв розы, склонилась в глубоком реверансе. Потом откуда-то возник мужчина с цветами, тоже вручил их солистке, а Вихреву зачем-то пожал руку. И тут наконец освободилась я.

Наверное, все произошло значительно быстрее, чем я потом себе представляла. Во всяком случае, Лариска утверждала, что это было похоже на сцену из смешного мультика. Я иду по сцене мимо Серебровской, которая и так уже держит два букета, нервно тереблю торчащие из целлофана стебли роз. И тут Андрей Вихрев, логично рассудивший, что если цветы не солистке, то, значит, ему, делает шаг мне навстречу и радушно улыбается. Я все с тем же испуганным выражением лица огибаю его, сделав большую петлю по сцене. Зал хохочет, а я, как танк, надвигаюсь на стоящего где-то бесконечно далеко Алексея. До сих пор помню его удивленно округляющиеся глаза…

Иволгин, в отличие от Вихрева, почему-то сделал шаг назад. Грудь его все еще часто и тяжело вздымалась, а по вискам текли капли пота. Я же, теоретически знающая, что такое театральный грим, вдруг замерла в тупом недоумении. Глаза его, из зала казавшиеся просто огромными, были жирно подведены широкими черными линиями, причем линия нижнего века шла чуть ли не на уровне скул. Так же откровенно были намечены и брови. Зато я разглядела, что его собственный нос — чуть длинноватый и заостренный, скулы довольно широкие, а глаза пусть и не такие гигантские, но определенно красивые. Карие, с мелкими темными крапинками…

Я стояла окаменев, а зал тем временем уже откровенно смеялся. Очнулась я внезапно, будто меня окатили ведром холодной воды. На негнущихся ногах подошла к Алексею, протянула ему розы и сказала: «Спасибо!» Что полагается отвечать в таких случаях на «спасибо», я тогда еще не знала. Наверное, не знал и Иволгин, потому что он вдруг стеснительно улыбнулся и произнес:

— Пожалуйста.

Как первоклассник на уроке вежливости…

Я не помнила, как сошла со сцены, как отыскала свое место в зале, как получала пальто в гардеробе и как вышла вместе с Никитиной на улицу. Перед глазами все еще стояло его лицо с милой, застенчивой улыбкой. Лариска же, весьма довольная сегодняшним вечером, что-то негромко напевала себе под нос. Я прислушалась.

— «Стоит над горою Алеша, Алеша, Алеша!»— заунывно тянула она.

— Ты чего? — До меня пока еще не доходил ее музыкальный намек.

— Цветов, говорю, он не дарит девчатам! — Никитина звонко рассмеялась. — Они ему дарят цветы! Ну что, давай рассказывай, героиня, какой у него голос и как он выглядит вблизи?

Я остановилась, посмотрела Лариске прямо в глаза и виновато произнесла:

— Прости меня, пожалуйста, но больше врать я не могу. Я сама влюбилась. Уже давно. И по уши!

— В кого? — уже все понимая, зачем-то спросила она.

— В него… В Алексея. В Алешу. В Лешеньку…

— Так. — Лариска мрачно усмехнулась и достала из кармана пачку сигарет. — Выходит, я пригрела змею на собственной груди…

Всю дорогу от Оперного до студгородка мы молчали: она — сурово, а я — виновато. И только перед самым общежитием Никитина вдруг уронила:

— Ладно…

— Что ладно?

— Ладно — значит, ладно. Значит, так было задумано… И правильно! Я буду Сашку любить, а Иволгин пусть остается просто кумиром. Сделает мне Ледовской какую-нибудь гадость, я схожу в театр, посмотрю на сцену, поплачу и вернусь домой мирная и успокоенная. А ты давай, охмуряй Лешеньку… — Ларискина рука взметнулась в пародийно-балетном жесте. — И будешь у нас — супруга балеруна! Тебе это больше подходит.

Я, в своих мечтах так далеко еще не заходившая, лишь смущенно улыбнулась.

— А знаешь, я даже рада, что ты наконец влюбилась, — Лариска хмыкнула. — Может, хоть теперь нормальным человеком станешь. А то сидишь — красивая, глазастая, ногастая, — вокруг куча учебников и ни одного мужика! Действовать, действовать надо, а не сидеть!

— Как действовать-то? — спросила я, чувствуя, что окончательно помилована.

— Глазки строить! — Никитина несколько раз выразительно взмахнула ресницами, подкрашенными ланкомовской тушью. — Тебя еще и этому учить нужно?.. Ладно, сегодня будет показательный урок, а стратегию твоего поведения разработаем завтра…

«Наглядным пособием», естественно, должен был служить Сашенька. Лариска зацепила его в коридоре третьего этажа и сообщила, что нам необходимо немедленно починить вешалку для одежды, иначе завтра будет втык от комендантши. Вешалку она оперативно сломала, пока Ледовской ходил к себе в комнату за инструментами. Когда он появился на пороге с молотком, ножовкой и баночкой гвоздей, мы уже накрывали на стол, пробираясь между блузками и юбками, раскиданными по всей комнате. Кстати, Никитина успела к этому времени и переодеться, сменив длинное бледно-сиреневое платье, в котором она ходила в театр, на обтягивающие джинсы. И кофточку она надела весьма вызывающую: голубую, с меленькими белыми кнопочками, грозящими вот-вот расстегнуться под напором бюста третьего размера. Ах, как вертелась она вокруг Сашеньки, подавая инструменты и, словно невзначай, задевая его то локтем, то грудью! Как легко и женственно смеялась! Как смущенно опускала глазки! Наблюдать за этим представлением было довольно забавно. А еще я наблюдала за Сашей. Точнее, просто разглядывала черты его лица. И в самом деле, у них с Иволгиным было что-то общее: то ли удлиненный нос, то ли четкий, красивый разлет бровей, то ли линия губ… Но в целом Ледовской, конечно, и в подметки не годился моему Леше!