Иосиф Опатошу - В польских лесах

• Название: В польских лесах
• Автор: Иосиф Опатошу
• Издательство: Книжники, Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9953-0032-8, 978-5-7516-0833-0

События, описываемые в романе «В польских лесах», разворачиваются в первой половине и в середине XIX века, накануне Польского восстания 1863 года. В нем нашли свое отражение противоречивые и даже разнонаправленные тенденции развития еврейской идеологии этого периода, во многом определившего будущий облик еврейского народа, — хасидизм, просветительство и ассимиляторство. Дилогия «В польских лесах» и «1863» считается одной из вершин творчества Иосифа Опатошу.

---

— Кушать, кушать! — Крестьянка выдвинула из-под печи колоду, положила на нее доску и поставила сверху глиняную миску, полную дымящейся картошки. Пары окутали избу. Дверь открылась, клубами вплыл мороз, а за ним старушка с палочкой:

— Будьте благословенны!

— Во веки веков, бабушка! Почему так рано? — спросила крестьянка. — Поругались с невесткой?

Старушка отряхнула снег со своих обмотанных тряпками ботинок, посмотрела поблекшими глазами на дымящуюся картошку и, вздохнув, заговорила:

— Я ни с кем не ссорюсь! Могу ужиться с самым плохим человеком… Если человек работает с утра до вечера, ему некогда ссориться… Корову и ту нужно пожалеть: Божья тварь. Тем более человека! Тяжелые времена, дорогая Марта, Тяжелые времена!.. Я уже трех панов пережила, а не запомню, чтоб крестьяне бежали из усадьбы… Отец нашего, покойный Рудовский, был сама доброта, недаром народ его звал Езулик. А он оставил сына, чтоб его гром сразил! Это тот самый проклятый Люцифер, что в священных книгах. Удивительно ли, что крестьяне, настоящие католики, бегут от него? Да, человек у нынешних панов никакой цены не имеет, хуже собаки… Вот поставили Владека резать капусту для скота, он резал день и ночь, пока из сил не выбился. Слыханное ли это дело? Лежит теперь в постели и не может вздохнуть, говорит, что у него в боку колет… Надо ему кровь пустить… Пришла я вас попросить, Войцех, чтобы вы после еды зашли…

— Хорошо, хорошо, бабуля! Я приду!

— Помоги вам Боже! — Старуха взмахнула палочкой к потолку, как бы указывая, где находится Бог, и мелкими шажками вышла.

Дымящаяся картошка будила голод. Соскочив с печи, Мордхе несколько раз повторил:

— Большое спасибо за ночлег.

— А как спалось, пане, удобно? — спросил крестьянин, и тут Мордхе заметил, что все осматривают его с головы до ног.

— Спал как убитый.

— Значит, хорошо, значит, хорошо, пане! — Крестьянин оставил корыто, поднялся и вытер руки о штаны, обсыпанные опилками и щепочками. — Не за что благодарить. Это пустяки. Магда, — обратился он к дочери, — подай полотенце, пан умоется и позавтракает с нами!

Девушка остановила колесо, порылась в сундуке, вынула оттуда кусок полотна и несмело подала его Мордхе:

— Пожалуйста!

На Мордхе повеяло запахом зимних яблок и высушенных фруктов. Он не знал, исходит это от полотенца или от девушки, посмотрел на ее золотистые волосы и подумал: может, это та девушка, которая спала около него на печи?

Он умылся, не заставил себя долго просить и присел к миске с картошкой. Все ели деревянными ложками из одной миски, ели молча, с благоговением, и, когда первый голод был утолен и лица прояснились, крестьянин проронил:

— Разве пан здешний?

— Нет, пане, я пришел издалека!

— Откуда?

— С самого Плоцка!

— Я знаю Плоцк, пане, я проезжал его. Красивый город! А какой там костел, какое богатство — голова даже кружится, когда заходишь! Я, пане, работал в Липовецких лесах, рубил деревья!

— Знаете вы там управляющего?

— Знаю ли я? Знаю ли я пана управляющего? Он еврей, честный человек, настоящий пан! Пан его знает?

— Это мой отец, — ответил Мордхе и, тотчас же пожалев о сказанных словах, опустил глаза.

От неожиданности крестьянин раскрыл рот, вытаращил глаза и перекрестился, не зная, как держаться с Мордхе. Он начал вытирать влажные усы и поспешно крикнул жене:

— Жена, если у нас такой гость, надо приготовить завтрак получше! У тебя, кажется, сливки есть. Подай хлеб и масло на стол! Постой, я сам! Где мой кожух?

Мордхе, увидев, что крестьянин собирается идти за чем-то, поднялся и загородил ему дорогу.

— Куда вы идете?

— Пане дорогой, Абрамек живет недалеко, я сбегаю за бутылочкой водки, пане дорогой!

Чем больше Мордхе упрашивал его не ходить, тем приветливее и добрее становился крестьянин; в конце концов он схватил руки Мордхе и начал их целовать. Мордхе еле вырвался, и, когда крестьянин вышел, в доме стало тихо.

Мордхе заметил морщинистое лицо крестьянки и спросил:

— В ваших местах спокойно?

— Спокойно? Нет, не спокойно, — крестьянка высморкалась в передник, — нечего зря говорить! Уж третий год, как на полях все выгорает; нет хлеба, люди едят коренья, голодают… Проклятие, Божье проклятие, пане!.. А у меня старик — один работник на всю семью… У других есть сыновья, они помогают… К тому же, пане, хозяин мой на старости лет начал пить… Мои руки, пане, уже скрючились от работы, не могу пальцы разогнуть, а он все в шинок тащит: масло, яйца, все…

Мордхе увидел слезы на ее изможденном лице, и тоска, которая нападает на человека посреди поля, когда сеет мелкий дождик, не впитываясь уж больше в потемневшую землю, и никто не знает, когда он пройдет, — такая тоска охватила теперь Мордхе. Он вынул несколько монет и сунул ей в руку.

— Пан мой дорогой! — Крестьянка упала к его ногам и начала их целовать.

Дочь, которая все время старалась не смотреть на Мордхе, дичась, будто никогда среди людей не бывала, возилась возле прялки, вытирала пыль на иконах, развешанных по стенам… Увидев, как мать упала к ногам Мордхе, она в замешательстве схватила клетку с гусями и исчезла.

— Что вы делаете? Стыдитесь! — Растерявшийся Мордхе поднял крестьянку с полу.

Ему было обидно за девушку. Он попрощался и ушел.

Мордхе отправился в деревню.

Низкие домики были еле видны из-под красных соломенных крыш, сгибавшихся под тяжестью снега. Снег все обнажил, и казалось, что пространство, на котором было разбросано несколько десятков домов, сжалось. И деревья, и дома, и амбары стали меньше. От одного дома до другого тянулись сугробы, испещренные следами вороньих лапок. Около колодца катались мальчишки: кто на деревянных коньках, кто скатывался сидя. Детский смех нарушал тишину. Из открытой конюшни выглядывал журавль с опущенной головой, и зимняя печаль была в его вылинявших перьях, в переломанном крыле, которое торчало, как иссохшая рука.

Мордхе слушал, как птица, простирая сломанное крыло, кричит: «Кля-кля-кля», будто жалуется на свое несчастье. Все, дескать, улетели, а бедного калеку оставили погибать в стране снегов…

У занесенного снегом забора топталась крестьянка, закутанная в попону, которой прикрывают лошадь. Потрясая кулаками, рвалась она к крестьянину средних лет, стоявшему за забором.

— Если не отдашь свинью, я глаза тебе выцарапаю!

— Иди лучше домой, бабушка! — Крестьянин подтянул штаны.

— Я не отстану!

Крестьянка попробовала было перелезть через забор, но попона упала у нее с головы, и нечесаные волосы рассыпались по лицу. Она осталась стоять внизу.

— Не лезь, — крестьянин схватил ремень, — если я тебя отстегаю, ты уже домой не попадешь!

— Кто тебя боится?! — Женщина чуть было не вцепилась ему в лицо. — Свиное рыло, посмотрите только на него! Он будет бить бедную вдову, чтоб он себе руки и ноги переломал! Иисусе святый!

Двери соседних домов открылись, любопытные выглянули на улицу. Крестьянка принялась взывать о помощи:

— Моя свинья зашла к нему на двор! Он ее схватил и притворяется, что ничего не знает!

— Заплати убытки!

— Черта с два я тебе заплачу! — бросилась было женщина на соседа.

— Поди сюда, сука! — поманил ее крестьянин пальцем.

— Я — сука? — Крестьянка повернулась к любопытствующим, выглядывавшим кто через открытую дверь, кто через окно. — Если б у вас была совесть, вы не дали бы так оскорблять бедную вдову! Завтра кто-нибудь из вас тоже может овдоветь!..

— Во раскричалась! — качал крестьянин головой. — Орет точно корова, которая телится!

— Разве от такого отелишься? — еще громче вопила крестьянка. — Удивляюсь, как она живет с таким!

Подошел мальчишка лет десяти с деревянным коньком в руке, с карманами, наполненными снежками.

— Чего ты так кричишь, мама?

Крестьянка начала подробно рассказывать ребенку, как все было, словно говорила со взрослым. Мальчишка дрожал от злобы, угрожал крестьянину коньком и тоже орал:

— Отдай свинью!

Это придало храбрости матери, и она перелезла через забор. Мальчишка — за ней. Крестьянин схватил ее за волосы и стал трясти с такой силой, что она села в снег. Мальчишка запустил крестьянину в лицо комом снега, завертелся меж его ног, пищал так, будто с него сдирали кожу, и с такой злобой впился зубами крестьянину в голень, что тот отпустил его мать.

— Разве можно поднимать руку на женщину, да еще на вдову? — Мордхе надеялся восстановить справедливость.

Крестьянин еле отделался от мальчишки, увидел Мордхе и стал оправдываться:

— Пусть не лезет!

— Отдай свинью! — визжала крестьянка, удерживая сына, который снова рвался к крестьянину.

— Уплати убытки!

— Отдай ей свинью, отдай, Мацек! — На поле боя вдруг появились несколько соседей.