Иосиф Опатошу - В польских лесах

• Название: В польских лесах
• Автор: Иосиф Опатошу
• Издательство: Книжники, Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9953-0032-8, 978-5-7516-0833-0

События, описываемые в романе «В польских лесах», разворачиваются в первой половине и в середине XIX века, накануне Польского восстания 1863 года. В нем нашли свое отражение противоречивые и даже разнонаправленные тенденции развития еврейской идеологии этого периода, во многом определившего будущий облик еврейского народа, — хасидизм, просветительство и ассимиляторство. Дилогия «В польских лесах» и «1863» считается одной из вершин творчества Иосифа Опатошу.

---

— Разве можно поднимать руку на женщину, да еще на вдову? — Мордхе надеялся восстановить справедливость.

Крестьянин еле отделался от мальчишки, увидел Мордхе и стал оправдываться:

— Пусть не лезет!

— Отдай свинью! — визжала крестьянка, удерживая сына, который снова рвался к крестьянину.

— Уплати убытки!

— Отдай ей свинью, отдай, Мацек! — На поле боя вдруг появились несколько соседей.

— А пусть она пообещает, что больше не будет пускать свинью ко мне во двор!

Крестьянка. молчала, стоя по колено в снегу, и лишь просила сына, чтоб он пошел домой. Но десятилетний мальчишка все рвался в драку, грозил соседу маленьким кулачком и кричал:

— Он будет бить мою маму? Мою маму он будет бить?

Потом он вырвался из рук матери, отбежал на несколько шагов и снова стал швырять в крестьянина снежки. Крестьянин бросился к нему. Мордхе погнался за ним вслед. Он увидел, что крестьянин отстал, утомившись бежать по глубокому снегу, и, запыхавшись, поворачивает назад. Тогда Мордхе, заметив шинок, зашел туда, чтоб наконец перекусить: он с утра ничего не ел.

* * *

На Мордхе никто не обратил внимания. В большой комнате, у передней стены, стояла неубранная кровать, где лежал румяный малыш с поднятыми кверху ножками и кричал. Над кроватью висел образ Божьей Матери в раме без стекла. От времени он стерся. Между печкой и стеной была протянута ситцевая занавеска, за которой углом стояли еще две кровати. На одной из них сидела худая женщина и, давясь сухим кашлем, играла с маленьким ребенком. Старуха в платке, из-под которого выбивались пепельно-седые волосы, очень похожая на ведьму, чистила картошку, машинально открывая и закрывая провалившийся рот. Возле двери, у комода, на котором стояли две пары медных подсвечников, сидел высокий молодой человек с вьющимися пейсами и кудрявой бородой и, слегка раскачиваясь, читал книгу.

Мордхе осмотрелся, подумал было, что он не туда попал: если б не бочка пива и баллоны с водкой, он ни за что не поверил бы, что это шинок. На комоде, на скамейках лежали книги. Геометрические фигуры, вырезанные из картона, валялись на полу. Из-за занавески раздался слабый голос:

— Довид, Довид, клиент зашел!

Молодой человек вскинул голову, будто отгоняя муху, взялся за бороду, с минуту еще читал, а потом вдруг прервал себя:

— Хана, зачем я тебе?

— Наконец-то ты услышал! — проворчала старуха и показала на Мордхе. — Подойди к клиенту, а потом пришли сюда прислугу. Чего она торчит так долго в хлеву? Я скоро оглохну от ее байстрюка.

Молодой человек оставил книгу, встал и спросил по-польски:

— Пан чего желает?

— Можно получить у вас что-нибудь из еды? — спросил Мордхе по-еврейски и одновременно с любопытством подвинулся к раскрытой книге.

Молодой человек смутился оттого, что заговорил с евреем по-польски, и, заметив любопытство Мордхе, закрыл книгу, но потом, передумав, протянул ее гостю и сказал, запинаясь, как будто был виноват в чем-то перед этим чужим человеком:

— Не обижайтесь… Я думал… Если хотите посмотреть — пожалуйста… Это «Гиват а-Море», комментарий к «Путеводителю растерянных» Маймонида…

— Ты слышала, Хана? — прошамкала старуха. — Приходит клиент, хочет поесть, а он кормит его книгами!

— Не сердитесь, бабушка! — Мордхе хотел ее успокоить.

— Я и не сержусь! Я только говорю, что соловья баснями не кормят!

— Что вы будете есть? — улыбнулся молодой человек.

— Если можно, яичницу…

Молодой человек посмотрел кругом, будто ища кого-то, несмело отдернул занавеску, где стояла кровать, и тихо спросил:

— Хана… Хана… Ты спишь?

— Чего ты хочешь? Я иду, уже иду! — Старуха встала и стряхнула с передника картофельную шелуху. — Принеси яйца из кладовой!

Мордхе открыл другую книжку: это была «Геометрия и теория треугольников».

Он догадался, что геометрические фигуры, вырезанные из картона, имеют отношение к геометрии Виленского гаона. Он не заметил, как старушка подошла, откашлялась и заговорила с ним, точно со старым знакомым:

— Видит Бог, я ничего не могла сделать, я вынуждена была взять к себе в дом эту нечисть. — Она указала на образ Богоматери. — Моя дочь всю зиму так болеет, а малютка требует своего, нуждается в кормилице… Мой зять, дай Бог ему здоровья, богобоязненный… Сидит над своими книгами. Хоть бы все вверх дном перевернулось — его ничто не касается. К тому же он не способен к торговле. Я говорю: «Раз ты не годишься в купцы, сделайся раввином. Ты ведь уже отец семьи!» Он не отвечает. Целыми ночами не спит. И что, вы думаете, он делает? Где только найдет коробку, тут же ее разрезает, делает игрушки, как маленький… Вон они валяются по дому, — показала старуха на геометрические фигуры. — Я вас хотела просить, вы не обижайтесь, замолвить словечко… Может быть…

— Мама, чего ты так разговорилась? Позови лучше прислугу. Ребенок плачет, он голоден!

— Кто разговорился, кто? Слова нельзя сказать! — развела старуха руками, как будто на нее возвели напраслину, открыла дверь и начала звать: — Франка, Франка, чего ты торчишь так долго в хлеву? — И прибавила по-еврейски: — Чтоб ты сквозь землю провалилась!

Франка, широкоплечая, как мужчина, вошла с вязанкой дров. Она швырнула дрова у печки, схватила малыша, легла на кровать и дала ему грудь. Раскрасневшийся мальчишка начал вырывать грудь изо рта ребенка, крича: «Это моей мамы, моей мамы!» — и заливался слезами. Женщина высвободила вторую грудь, приложила к ней мальчишку, растянулась во весь рост на кровати, и по шинку понеслось довольное ворчание, напоминавшее хрюканье поросят, когда они сосут матку.

Мордхе оглядывал обстановку, трех женщин, которые вели хозяйство и обращались с молодым человеком, как с подростком, выцветшую Богоматерь, разбросанные книги, веревки, которые тянулись вдоль всей кухни. На них сушились пеленки и висели вязки чеснока и лука.

Молодой человек подошел к нему:

— Издалека идете?

— Из Плоцка.

— У вас, вероятно, дела в усадьбе?

— Нет.

Молодой человек хотел еще что-то спросить, но, увидев, что вошла старушка с яичницей, умолк. Мордхе принялся за еду и продолжил разговор:

— Зарабатываете?

— Еле сводим концы с концами.

— Некоторые ведь богачами стали?

— На нашем деле, на шинке, никто не разбогател. А если кто богат, так это неспроста: он наверняка промышляет крадеными вещами, контрабандой, водку из Пруссии получает… Ведь работаем-то на помещика! К тому же это неприличное занятие…

— Что вы этим хотите сказать?

— Да ведь приходится сидеть и молить Бога, чтобы человек напился, потерял образ человеческий… Если б я это раньше знал, я бы своих пару сотен злотых приданого не вложил…

— Сколько примерно вы вложили в это дело?

— Тысячу злотых!

— А если б вы имели теперь эти деньги, что бы вы сделали с ними?

— Что я сделал бы? — Молодой человек сдвинул шапку на затылок и рассмеялся. — Половину я бы оставил своей жене, а с пятью сотнями злотых уехал в Берлин.

— Учиться?

Собеседник Мордхе явно чего-то не досказал; он посмотрел вокруг, не подслушивает ли кто, и заговорил тише:

— Дело вот в чем: я написал сочинение, противоречащее книге «Иль мешулаш»[58]. Я назвал его «Иль меруба».

— Вы не согласны с геометрией Виленского гаона? — Мордхе перестал есть.

— Не то что не согласен, — поморщился молодой человек, как бы досадуя на то, что его не понимают. — Виленский гаон ничего нового не открыл. Он сам признается, что следует системе Евклида… Правда, до него никто по-древнееврейски так ясно и точно не разъяснил этот вопрос… Моя же система прямо противоположна евклидовой. И всякую проблему я разрешаю в соответствии со своей системой — как Евклид со своей… Но не думайте, что моя система правильнее! Нет, это значит только, что система Евклида не единственная. Понимаете? Несчастье в том, что люди постоянно говорят о пространстве, а на самом деле мы до сих пор еще не знаем, что это такое, и само собой выходит, что каждая вещь, которая в наших глазах выглядит странной, неестественной, считается нами невозможной! Понимаете, — сверкнул глазами парень, воодушевленный своими идеями по Евклиду, — сумма углов треугольника не может быть меньше ста восьмидесяти градусов, а если мы допустим, — закончил молодой человек, покраснев, — что она может быть меньше ста восьмидесяти градусов (что сие возможно, я и доказываю в моем сочинении), — это должно привести к новой геометрии, которая противоположна евклидовой…

Мордхе восторженно слушал, не понимая, однако, почему система молодого человека противоположна системе Евклида, пытаясь вспомнить имя русского профессора, который, создав новую геометрию, прославился на весь мир… Досада в нем росла, как будто все зависело от какого-то забытого имени, и радость, что он нашел этого молодого математика, исчезла.