Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете

• Название: Тетрадь в сафьяновом переплете
• Автор: Константин Сергиенко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1989
• ISBN: 5-08-000881-4

Повесть из истории России XVIII в., времени бурного роста государства, обострения социальных противоречий, народных восстании. Книга написана в форме дневника юноши, путешествующего по югу России.

---

Екатерина взяла за правило держаться со всеми ровно, приближать людей не только нужных, но и прочих, ибо государственный ум ее понимал, что всякая кроха полезна на том пути, который вел ее к престолу. Правда, взойдя на него, императрица стала более разборчива и проявила скрытный свой нрав, отдалив, например, княгиню Дашкову, которой столь многим была обязана. Воистину прав был Петр Федорович, когда, заметив начало дружбы своей жены с «Екатериной малой», так иногда называли Дашкову, отвел ее в сторону и сказал:

— Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон.

Первым таким «лимоном» оказался по несчастию сам государь Петр. Он не умел вести светскую интригу, не вникал в тайные движения двора и не заметил, как вокруг него запутывались сети заговора.

В центре его стояли гвардейские офицеры, недовольные тем, что в гвардию стали проникать прусские порядки, строгости и всякие меры в связи с подготовкой к ненужной войне с Данией.

Как-то Екатерина обмолвилась: «Я всегда была убеждена, что лучше обладать сердцами всех, чем немногих, но если уж начинать с немногих, то у этих немногих должны быть отменные сердца».

И верно, те, кто возвели ее на престол, обладали отменными «гвардейскими» сердцами. Братья Орловы, Рославлевы, Баскаков, Бредихин, Аасунский, Барятинский, Хитрово — все они были отважными воинами. Были там и братья Осоргины, которые вместе с прочими присутствовали у Казанского собора в миг провозглашения Екатерины царствующей императрицей.

Петр в это время беспечно проводил часы в Ораниенбауме. Переворот был для него полной неожиданностью. Все слабости его характера проявились тут же. Он не смог проявить достаточно воли, чтобы удержать престол, хотя большая часть армии оставалась на его стороне. Вместо твердых мер смущенный император пустился в переговоры, потерял время и наконец был арестован и отвезен в Ропшу. Жить ему оставалось всего семь дней. Кончил он не в бою, не с оружьем в руках, а за столом во время ссоры с охранявшими его гвардейскими офицерами. Бывший самодержец был просто задушен дюжим Орловым и его товарищами.

Впоследствии ходило много слухов о причастности к тому Екатерины. После ее смерти мне довелось слышать о письме, хранившемся в шкатулке и написанном Алексеем Орловым после гибели Петра. Видел я и список с этого письма, который гласил:

«Матушка милосердная государыня!

Как мне изъяснить, описать, что случилось. Не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину, Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором. Не успели мы разнять, а его уж не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил, прогневили тебя и погубили душу навек».

А миру было объявлено, что император внезапно скончался от «прежестокой колики».

Что рассуждать! Печальна судьба тех, в ком видят соперника на престол. Не только Петр погиб в царствование Екатерины, но и убогий Иоанн, в двухмесячном возрасте провозглашенный императором, свергнутый Елизаветой Петровной и заточенный в Шлиссельбургскую крепость как «секретный узник». Императрица Екатерина послала в Шлиссельбург тайное предписание, по которому Иоанн должен быть убит, если его попытаются освободить.

И «освободитель» скоро нашелся. Это был некий Мирович, наведший пушку на крепость и потребовавший освободить «настоящего царя». Тюремщики тотчас закололи невинного Иоанна.

После этого многие задавались вопросом, почему «освободитель» явился именно в царствие Екатерины после того, как было отправлено в Шлиссельбург тайное предписанье? А до того, худо-бедно, Иоанн прожил на свете двадцать два года.

Наталья Кирилловна Загряжская передавала мне на старости лет разговор свой с доживающим век Алексеем Орловым. На престоле был уже наследник Екатерины император Павел Петрович, мало кому угодный властитель. «Отчего терпят такого урода?» — удивляется старый Орлов. «А что прикажешь с ним делать? Не задушить же его, батюшка?» — возражает Загряжская. «А почему же нет, матушка? — удивляется Алексей Орлов, нюхая табакерку. — В прежние времена без разговору душили». — «Это на кого ж ты намекаешь, батюшка?» — спрашивает Загряжская. «Да на того, кому я кушак нарочно припас», — ответил Орлов и громко чихнул.

Может быть, Екатерина и не давала прямых наказов, как поступать с соперниками на корону, но приближенные знали, чего она хочет. Не случайно и гвардейцы, покончившие с Петром, и комендант Шлиссельбургской крепости получили не наказание, а награды.

То, впрочем, мои вольные домыслы, которые я осмеливаюсь излагать по прошествии многих лет, а тогда, мальчишкой будучи, я только внимательно прислушивался к взрослым.

Продолжение разговора

— Да, — сказал Петр Иванович, — мой отец служил в Преображенском полку и сразу встал на сторону императрицы.

Госпожа Черногорская молча смотрела некоторое время на графа. Наконец она проговорила:

— Я слышала, ваше семейство было очень дружно с княгиней Дашковой?

— О да, — ответил граф, — мы до сих пор в сношеньях. Вернувшись из-за границы, я навестил княгиню Екатерину Романовну. Она в полезных трудах. Как вы знаете, под ее рукой Российская Академия. Женщина во главе Академии, согласитесь, это необычно.

— Мне попадались вирши Хераскова, — сказала госпожа Черногорская:

Пойте, росски музы, пойте,
Есть наперсница у вас;
Восхищайтесь, лиры стройте:
Вверен Дашковой Парнас.

— У вас отменная память, — сказал Петр Иванович.

— Что же развело княгиню с императрицей? — спросила госпожа Черногорская.

— О, это долгий разговор, — ответил граф.

— Нет ли в числе причин того, что ее родная сестра была наперсницей государя Петра Федоровича?

Петр Иванович смутился.

— Я не силен в разборе светских интриг, сударыня.

— Боюсь, что здесь больше, чем интрига, — сказала госпожа Черногорская. — Перед самой смертью в последнем письме к жене низложенный император умоляет отпустить его в Киль вместе с сестрой Дашковой Елизаветой.

— И любимой скрипкой, — добавил отец Евгений.

— Да, скрипка — это все, что он просил из имущества, — сказала госпожа Черногорская.

— Вы любопытствуете до судьбы Петра Третьего? — спросил Осоргин.

— Я любознательна, — ответила госпожа Черногорская. — Я много слышала. Я знаю, например, что пока Елизавета не вышла замуж, ей было запрещено показываться при дворе. Сам отец, канцлер Воронцов, относился к ней с небрежением, прочие сторонились, и только граф Осоргин осмелился приютить несчастную изгнанницу.

— Это верно, — ответил Петр Иванович. — Отец мой добр, он не мог видеть страданий несчастной женщины, тем более что ее сестра, княгиня Дашкова, просила за Елизавету.

— Где ж она укрывалась, пока не была прощена?

— Сначала в нашем смоленском, а потом в подмосковном имении.

— А вам доводилось видеть Елизавету Романовну?

— Я видывал ее мальчиком в подмосковном, а потом уж кадетом корпуса в Петербурге, когда она вышла за Полянского.

— А часто ли бывали в смоленском именье? — спросила госпожа Черногорская. — Пусть не удивляет вас настойчивость вопросов, я ведь призналась, что весьма любопытна, к тому же тут есть один интерес.

— Наезжал временами, — ответил граф. — Чудесные места, дикий лес, ягоды и сны о страшных разбойниках.

— Помните Кукушкин дом? — внезапно спросила госпожа Черногорская.

— Кукушкин дом? — Петр Иванович задумался. — Но это ведь наше лесное владенье. Отчего вы спрашиваете?

— Проезжала когда-то мимо, — задумчиво ответила госпожа Черногорская.

— Про Кукушкин дом вам Митя расскажет, — сказал Петр Иванович, — он там провел свои детские годы.

Госпожа Черногорская обернулась ко мне и внимательно посмотрела. Какие все же черные у нее глаза, какой пристальный взгляд!

— С кем же ты жил там? — спросила она.

— С матушкой, — отвечал я. — Жил и отец, да погиб на турецкой, когда я был малолеткой. Матушка после него пожила да и померла тоже.

— Как звали ее? — спросила госпожа Черногорская.

— Марья Васильевна Почивалова, — отвечал я.

Взор госпожи Черногорской внезапно увлажнился, она коснулась рукой моего плеча.

— Верно, с этим краем вас связывают воспоминанья, — произнес Петр Иванович.