Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

• Название: Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)
• Автор: Павел Буркин
• Жанр: Фэнтези

В смертельной схватке схлестнулись два народа. Побежденные и победители, порабощенные и поработители, захватчики нынешние и захватчики вчерашние. Даже у вождей нет выбора - никто не властен убежать от судьбы, остановить древнюю вражду. Сметая границы государств, ломая судьбы и сжигая города, по миру Сэрхирга катится каток войны. Топливом для него служат старая ненависть и иномировые технологии. Кто прав, кто виноват - как разберешься, когда и те, и другие превзошли жестокостью зверей? Можно ли построить аналог СССР на средневековых технологиях? И выдержит ли испытание огнем и железом Любовь, зародившаяся на развалинах мира? Этого знать не дано никому. Потому что рушатся старые правила, а Ночь Мира сменяет Кровавый Рассвет. ВНИМАНИЕ! ПОД НАЗВАНИЕМ "ВЕТЕР, НЕСУЩИЙ СТРЕЛЫ" ЭТОТ РОМАН БЫЛ ОПУБЛИКОВАН ИЗДАТЕЛЬСТВОМ "YAM-PUBLISHING".

---

  Раскаленный ствол винтовки снова и снова грохотал, выплевывая чью-то судьбу. И с каждым патроном в предутреннюю мглу, а потом в знойный, напоенный солнцем воздух, улетала жизнь. Но бой не требовал усилия мысли. Стоило чуть прикрыть глаза, и перед ними вставало яркое, как боль, видение...

  ...Здесь была мягкая кровать, пол покрыт старинным ковром, а в двери нет даже глазка - закроешь, и никто не подглядит, не отпустит сальных острот. В камине уютно потрескивают дрова, на столе стоял поднос с жареным гусем, кувшин с алкским красным. Над столом висит витой шнурок - надо же, можно и слуг вызвать. После грязного каземата и пыточного застенка все кажется сказкой. Выпить, что ли? Нет, голова должна быть ясной. Уж если не сдалась перед главными соблазнами, нечего и на вино налегать. А гусь и правда бесподобный, грех такой оставлять. Эвинна встала из-за стола, только когда наелась до отвала. Думать ни о чем не хотелось. Завтра ее не станет.

  Амори прав - пощадить ее означает предательство алкского народа. Враг должен быть уничтожен. Прав он и в том, что она бы поступила так же - ну, может, просто отрубила бы голову. Да и не приняла бы пощады ни она от него, ни он от нее. Дело не в бесстрашии - а в том, что оба живут ради великой Мечты. Именно великой. Ценность каждой нашей мечты определяется тем, что мы готовы за нее заплатить. Нет ничего важнее и ценнее Мечты, за которую можно пойти на смерть и муки. И нет ничего дешевле той, ради которой лень даже моргнуть. Но чем дороже у тебя мечты - тем важнее в мире ты сам. Тем больший след ты оставишь за спиной.

  Все-таки Эвинне было жутко. Завтра ее пожрет голодное пламя, и не останется в мире ничего от человека, которого звали Эвинна вана Эгинар. Вообще ничего. Разве что сын... Но он пойдет своей дорогой, и совпадет она с ее путем или нет - Эвинне останется неведомо.

  Но дело даже не в этом. Осталось несделанным главное дело: Сколен не смог сбросить иго, еще десятки, а то и сотни лет сколенцы будут рождаться под пятой алков. Со временем, быть может, все привыкнут к такому положению: алки перестанут жечь деревни и резать людей, как баранов, а сколенцы приноровятся при появлении алка гнуть спину и срывать с голов шапки. Но так и будут отдавать алкам плоды своих трудов, будто Боги создавали все только для них... А если даже найдутся смельчаки, которые попытаются переиграть историю - удастся ли им задуманное? Не приведет ли новое восстание к еще большим жертвам - и в итоге все равно разгрому и новым унижениям? Может быть, разумнее отказаться от борьбы, смириться с неизбежным? Когда-нибудь жертвы забудутся, а призраки прошлого - не повод жертвовать настоящим и будущим. Жили же как-то люди шестнадцать лет - проживут и еще сто...

  Нет! От нее в мире останется гораздо больше, чем обычно остается от человека. От нее останутся Память и Мечта. Память о том, как сладок вкус вырванной с боем победы. И Мечта о счастливой жизни в свободной стране, где не надо гнуть спину перед убийцей и насильником из-за моря, где труд - это радость, жизнь - любовь, а в будущее смотрят с надеждой. О стране, которую можно пройти, нигде не встречая заборов и лая свирепых псов. Не боясь, что тебя изнасилуют, ограбят и убьют только потому, что кто-то когда-то проиграл битву. О стране, где земля будет в руках тех, кто ее пашет.

  Она, ее друзья и соратники, попытались. Не получилось, пришлось сразу же воевать, а больше ничего не успели. Но кто сказал, что не получится и у детей? А у внуков? А у правнуков?

  Такого не может быть, сказал бы многомудрый отец Велиан? Потому что люди - скоты, а Боги предопределили одним всегда быть снизу, а другим сверху? Ну, так каждый судит по себе. А даже если и так... Неужели мир станет хуже, если осуществить хоть самую малость от этой Мечты? Даже за эту малость не жаль отдать жизнь.

  Эвинна заснула спокойно, будто не в ночь перед казнью. Теперь она знала, что права. Однажды те, кто пойдут по ее стопам, дойдут до конца и сделают мир лучше.

  Когда наступило утро, охранники открыли дверь. Они не торопили ее, но и Эвинна не видела смысла тянуть: решение принято, все, что могла, она сделала, ничего с этим миром ее больше не связывает. Мяться и оттягивать конец было бы теперь недостойным шутовством. Надев на руки кандалы, ее вывели на улицу. Она зажмурила глаза, отвыкшие от солнечного света, но и сквозь веки пробивалось небесное пламя. Прощальный привет Справедливого Стиглона. Или не прощальный? Как-то Он встретит ее там? И увидит ли она там Эгинара, Фольвед, братьев и сестер?

  ...При появлении преступницы, заставлявшей их трепетать, толпа алков заулюлюкала, засвистела. Эвинну посадили задом наперед на осла, по бокам шли солдаты в полном вооружении и со щитами - будто в охваченном войной Сколене. Эвинна было удивилась, но скоро поняла, почему: в нее тут же полетели тухлые яйца, гнилые овощи, засохшая грязь и навоз. Те, кто стояли ближе, еще и плевали, и с той стороны, откуда тянул бриз, плевки долетали. Закованная в кандалы, Эвинна не могла ни увернуться, ни даже прикрыть лицо. Разве что зажмуриться. Кто-то швырнул кирпич, попавший ей в лицо, Эвинна покачнулась, глухо застонала. Кидавшего камни, изрядно побив, скрутили. Не хватало оборвать жизнь преступницы раньше времени, избавив ее от мучений. Кто-то бросил полено, его алк отбил щитом.

  Ее подняли на каменный помост, обложенный дровами. Прямо в камень был вмурован ржавый железный столб, покрытый застарелой копотью. У этого столба частенько заканчивалась жизнь ведьм, чернокнижников или тех, кого к ним приравняли алкские власти. Сколько боли и ужаса расстававшихся тут с жизнью он мог бы вспомнить, если б умел говорить! Вокруг валом до колен громоздились дрова, которые сушили всю зиму, а теперь полили маслом. Достаточно малейшей искры - и пламя побежит по дровам, а потом постепенно, опаляя нестерпимым жаром, доберется и до жертвы. Дрова сухие - в дыму задохнуться не придется.

  Эвинну привязали к столбу, прикрутили цепями. Теперь она, заплеванная, покрытая слоем вонючих помоев, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Прорвавшаяся сквозь кордон старуха разорвала ей рубаху, почти обнажив левую грудь, но Эвинна не могла ее поправить. Толпа пришла в неистовство: сегодняшние победители улюлюкали, хохотали, до Эвинны долетали грязные остроты и брань. "Ничего сиськи у императрицы сколенской!" - вычленило ухо из рева толпы.

  Наконец толпа стихла. На помост рядом с костром вышел герольд короля и заорал во всю глотку:

  - Слушайте! Слушайте! Слушайте! По велению короля алков, халгов, белхалгов и Верхнего Сколена Амори ван Валигара, преступница, именуемая Эвинной, осуждена королевским и храмовым судом. А виновна она...

  Речь была долгой и гнусной, девушка подивилась фантазиям сочинившего ее подонка. Эвинну обвиняли во всех мыслимых и немыслимых деяниях, мешая реальные и вымышленные. Тут было и поклонение Ирлифу, и бедрышко пятнадцатилетней девственницы на завтрак, и прелюбодеяние, да еще с девушками-служанками, и вовсе непроходимая мерзость вроде скотоложества. Ну, и конечно, осквернение храмов, богохульства и святотатства, как же без них? Наверное, подумала Эвинна, следователи приписали ей свои тайные желания. Если все так, и по ним плачет кол или костер. Хотя как может костер плакать?

  - За все преступления, - охрипнув, вопил герольд, - рекомая преступница приговаривается к смертной казни через сожжение. Но король хочет дать шанс на исправление даже закоренелым преступникам. Он постановил: если преступница публично покается в своих преступлениях и отречется от заблуждений, сожжение будет заменено на отсечение головы. Эвинна вана Эгинар, готова ли ты покаяться в своих злодеяниях?

  "Еще одна проверка? - подумала Эвинна. - Сколько можно? А может..." Неужто Амори решил пойти еще дальше - и дать ей в последний момент слово? Тогда и правда, надо покаяться.

  Эвинна говорила медленно, с трудом: один из брошенных камней попал в лицо - хорошо, только разбил губы. Говорить было больно, на губах снова выступила кровь, но Эвинна сперва тихо, потом все громче и увереннее начала:

  - Я каюсь перед вами. Но не за сделанное, а за то, что не сделала. Я не отняла престол у жалкой твари на троне Императоров. Я не одолела Амори...

  "Спасибо тебе, король. Теперь, если хоть один сколенец тут есть, он увидит и расскажет соотечественникам, что я не сдалась и не предала. Прости, но мне придется отплатить той же монетой. Иначе не поверят ни мне, ни тебе".

  - Каюсь в том, что не одолела Амори, и не сожгла его здесь, как он того заслужил. В том, что не вырезала всех алков, глазевших на казнь сколенских героев и радовавшихся пролитой крови. Когда-нибудь война придет и к вашему порогу! Я каюсь за все это и надеюсь, что наши дети исправят наши ошибки.

  Голос больше не дрожал, не срывался - он заполнил всю площадь, в одних вселяя надежду, у других вызывая страх и злобу. Будто не осужденной преступницей она была, а обвинительницей. А Амори, его слуги и все, собравшиеся поглазеть на казнь - обвиняемыми. Так оно и было, ведь она уходила в вечность.