Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг.

• Название: Стихотворения 1859–1860 гг.
• Автор: Владимир Бенедиктов
• Жанр: Поэзия

«Благодарю тебя: меня ты отрывала

От пошлости земной, и, отряхая прах,

С тобой моя душа все в мире забывала

И сладко мучилась в таинственны трудах.

Сначала озарять пир юности кипучей

Влетала ты ко мне в златые дни забав.

Гремя литаврами и бубнами созвучий,

Покровы распахнув и дико разметав

Густые волосы по обнаженной груди…»

---

«Поселившись в новой кельи…»

Поселившись в новой кельи
Стран измайловских в глуши,
За привет на новоселье
Благодарность от души
Лавроносному поэту
Всеусердно приношу
Я любезность, и прошу
Озарять мой темный угол
Поэтическим лучом,
Хоть иные – то как пугал
Рифм боятся, да и в чем
Не дано им как-то вкусу:
Пусть боятся. Храбрость трусу
И несродна; – их потреб
Музы чужды; что им Феб?
Мы ж – присяжники искусства —
Стариною как тряхнем,
Новичков – то силой чувства
Всех мы за пояс заткнем.
современные вопросы,
Канканируя, они
Пусть решают! Мы ж в тени
Гаркнем: прочь, молокососы!
Тяжба с нами вам невмочь.
Знайте: можем всех вас в купе
Мы в парнасской нашей ступе
В прах мельчайший истолочь.

Игра в шахматы

Войско стоит против войска. Готовятся к бою.
Высится гордо над всеми король головою.
Пешки стоят впереди. – Им сначала идти и валиться.
В задних рядах королева и важные лица.
Падают пешки. – То сволочь! Никто и не плачет.
Пусть очищается прочим; а конь через головы скачет.
Строются планы, к врагов пораженью приемлются меры.
Накось, облическим шагом идут офицеры.
Башни стоят по углам. Их натуре не свойственно прыгать.
Сам же король иногда в своей сфере домашней
Башню швырнет через себя, да и станет за башней;
А поелику царю неучтиво сказать: ретируйся! —
Коротко и нежно ему говорят: рокируйся!
Он безопасного места заранее ищет в сражениях,
Важности ради великой не быстр он в словах и движеньях.
С клетки на ближнюю клетку ступает направо, налево,
Взад и вперед, да и только. – А вот – королева,
Та семимильно шагает и наскось и прямо;
Многое ей позволяется. – Это ведь дама!
То через все поле сраженья, через смутную пашню
По-офицерски летит она вкось, то как башню
Прямо ее переносят: ее и противник уважит:
Ей приготовя удар, – «Берегись!» – он ей скажет.
Если опасность грозит королю, тот удар не творится
Сразу ему: предварительно «шах» говорится.
Случай коль есть заслонить, то и с места его не сдвигают,
Пусть не тревожится! Все короля охраняют.
На смерть все пешки пойдут и фигуры: ни слова,
Пасть за него и сама королева готова.
Если шах от коня, то нельзя оградить – это значит:
Сам уходи! Ибо конь чрез ограды все скачет.
Если же мат королю, то хоть сил еще много,
Войско сдается бессорно. – Прямая дорога
Всем остальным тут фигурам и пешкам – путь в ящик.
Здесь представляется участи общей образчик.
Тут, не боясь уж подвергнуться царскому гневу,
С пешками вместе кладут короля, королеву,
Знать тут и сволочь – все вместе. Таков уж обычай!
Кто победил, кто сражен – все туда, без различий!
Кончена партия. – Ходы все те ж на земле повторяя,
Смертный волнуется партию жизни играя.
Разница та, что игрок сам в игру ту невольно
Вводится высшею силой, подчас хоть и больно.
Мнит он: «Я двигал игру всю», – а рок самого его двигал,
Сам он и пешкой служил, да и конником прыгал.
Был офицером и башней. «Мат» – скажет верховный указчик,
Сходит с доски он игральной и прячется в ящик.

Песнь радости [из Шиллера]

Радость! Ты искра небес; ты божественна
Дочь Елисейских полей!
Мы, упоенные, входим торжественно
В область святыни твоей.
Все, что разрозненно светским дыханьем,
Вяжешь ты братства узлом;
Люди там – братья, где ты над сознанием
Легким повеешь крылом.

(Хор)

Всем – простые объятья!
Люди! Всех лобзаем вас.
Там – над звездным сводом, братья,
Должен быть отец у нас.

С нами пируй, кто подругу желанную,
Дружбы нашел благодать,
Кто хоть единую душу избранную
Может своею назвать,
Знает, как бьется любовию сладкою
Жаркая грудь на груди!..
Если ж кто благ сих не ведал, – украдкою,
С плачем от нас отойди!

(Хор)

Все, над чем лик солнца ходит,
Пусть обет любви творит!
Нас туда любовь возводит,
Где неведомый царит.

К персям природы припав, упивается
Радостью каждая тварь:
Добрый и злой неудержно кидается
К этой богине в алтарь.
Радость – путь к дружбе, к сердечному счастию,
К чаше с вином золотым;
Червь упоенный ползет к сладострастию,
К богу летит херувим.

Хор

Люди, ниц! Во прах главами!
Сердце чует: есть творец.
Там он, люди, над звездами —
Царь ваш, бог ваш и отец.

Радость – пружина в часах мироздания.
Маятник этих часов.
Радость! Ты – пульс в организме создания,
В жилах вселенной ты – кровь.
Долу – ты цвет вызываешь из семени;
В небе – средь вечной игры,
Водишь по безднам пространства и времени
Солнцы, планеты, миры.

Хор

Как летят небес светила,
Так по дольнему пути
Каждый, братья, в ком есть сила,
Как герой на бой – лети!

Радость! ты путь указуешь искателю
К благу – к венцу бытия;
В огненном зеркале правды – пытателю
Зрима улыбка твоя;
Смертному веешь ты солнечным знаменем
Веры с крутой высоты;
В щели гробов проникающим пламенем
Блещешь меж ангелов ты.

Хор

Люди! Наш удел – терпенье.
Всяк неси свой в жизни крест!
Братья! Там возногражденье —
У отца, что выше звезд.

Будем богам подражать! На творение
Милость их сходит равно.
Бедный, убогий! Приди – наслаждение
С нами вкусить заодно!
Злоба! останься навеки забытою!
Враг наш да будет прощен!
Пусть обретет он слезу ядовитую!
Пусть не терзается он!

Хор

В пламя – книгу долговую!
Всепрощение врагам!
Бог за нашу мировую
Примирится с нами – там.

Пенится радость и в чаши вливается,
Золотом гроздий горя;
В робкого с нею дух бодрый вселяется,
Кротости дух – в дикаря.
Встанем, о братья, и к своду небесному
Брызнем вином золотым!
Встанем – и доброму духу безвестному
Этот бокал посвятим!

Хор

В хорах звездных кто прославлен,
Серафимами воспет,
Выше звезд чей трон поставлен —
Здесь да внемлет наш привет!

Братья! Терпенье и твердость – в страданиях!
Помощь невинным в беде!
Строгая верность – в святых обещаниях!
Честность и правда – везде!
Пред утеснителем – гордость спокойная!
Губит: умри – не дрожи!
Правому делу – награда достойная!
Гибель – исчадиям лжи!

Хор

Лейся, нектар! Пеньтесь, чаши!
Круг! Теснее становись!
Каждый вторь обеты наши!
Божьим именем клянись!

Братья! Пощада – злодея раскаянью!
Цепи долой навсегда!
Смерти есть место: нет места отчаянью!
Милость – и в громе суда!
И да услышим из уст бесконечного
Глас его: мертвый! живи!
Ада нет боле! Нет скрежета вечного!
Вечность есть царство любви.

Хор

Буди светел час прощанья!
По могилам – сладкий сон!
В день же судный, в день восстанья
Благость – суд, любовь – закон!

Дева за клавесином (Из Шиллера)

Клавесин, перстам твоим послушный,
Зазвучал: я слышу гимн небесный —
И стою, как истукан бездушный,
И парю, как гений бестелесный.

Воздух, только б не нарушить
Тех мелодий, что он слышит,
Только б слышать, только б слушать,
Притаился и не дышит.
Мнится: полный круг созданья
Тает в неге обаянья;
Охватила ты его
Струн волшебных перебором,
Как сковала беглым взором
Область сердца моего

Звуки льются в огненных размерах:
Кажется, все вновь и вновь творимы.
На струях, как на небесных сферах,
В звуках тех родятся херувимы;
Кажется, из недр хаоса блещет
Новый мир, и в вихре мирозданья
Восходя, за солнцем солнце хлещет
Бурными потоками сиянья.

Слышится мне в сладких
Переливных тонах —
Ручеек на гладких
Камешках надонных;

Слышится мне – то по тучам гремящий,
Божий орган тот, где, сыпля перуны,
Рвутся сверкающей молнии струны;
То по уступам с обрывов скользящий
С шумом глухим, из раската в раскат,
Прыщущий пеной широкий каскад;

То ласкательно – игривый
Вперескок через лесок
Шаловливо листья ивы
Покачнувший ветерок;

То мне в стенающих звуках открыта
Адская бездна, где волны Коцита —
Слезные волны текут через край;
То предо мной разверзается рай,

И готов спросить у девы
Я сквозь трепет в этот миг:
То не райские ль напевы,
Не предвечный ли язык?

Смерть (Из Гюго)

Над нивой жизненной я видел эту жницу.
Схватив блестящий серп в костлявую десницу,
Она, повсюду страх и ужас разнося,
Шагала, тем серпом махая и кося,
И триумфаторы под знаком этой жницы
Мгновенно падали с победоносной колесницы;
Тут рушился алтарь, там низвергался трон,
И обращались в прах и Тир, и Вавилон,
Младенец – в горсть земли, и в пыль – зачаток розы,
А очи матери – в источник вечный – в слезы,
И скорбный женский стон мне слышался: «Отдай!»
Затем ли, чтоб терять, мне сказано: «Рождай!»
Я слышал общий вопль неисходимой муки.
Там из – под войлока высовывались руки
Окостенелые, и все росло, росло
Людских могил, гробов и саванов число.
То было торжество печали, тьмы и хлада,
И в вечный мрак неслась, как трепетное стадо
Под взмахом грозного, нещадного серпа,
Народов и племен смятенная толпа;
А сзади роковой и всеразящей жницы,
С челом, увенчанным сиянием зарницы,
Блестящий ангел нес чрез бледных лиц толпы
Сей жатвой снятых душ обильные снопы.

Собачий пир