Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 2

• Название: Забайкальцы. Книга 2
• Автор: Василий Балябин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Роман Василия Балябина «Забайкальцы» — широкое эпическое полотно, посвященное сибирякам, потомкам отважных русских землепроходцев, тем, кто устанавливал советскую власть на восточных окраинах необъятной России, дрался с белогвардейскими бандами и японскими интервентами.

Перед читателем проходят образы руководителей партизанского движения на Дальнем Востоке, большое место в произведении занимает образ легендарного героя гражданской войны Сергея Лазо.

Роман В. Балябина глубоко и верно воспроизводит атмосферу эпохи, он проникнут пафосом всенародной борьбы за победу советской власти.

---

Очнувшись, Егор почувствовал сильную боль, шум в голове, он ощупал ее, удивляясь, что не ранен, приподнялся на локтях и неподалеку от себя увидел Гнедка. Конь лежал в луже крови, завалившись на правый бок. Пуля вошла ему в правое плечо под лопатку и вышла в левый бок, около задней подпруги. Егора как пружиной подкинуло с земли.

— Гнедко! — позвал он, шагнув к своему любимцу, и тут увидел, как из раны у Гнедка вываливаются голубовато-розовые кишки. У Егора зарябило в глазах, защемило сердце.

— Гнедко! — снова позвал Егор, опускаясь на одно колено и заглядывая в тускнеющие глаза друга. Конь узнал хозяина, попытался поднять голову и не мог, только застонал, как человек, сильнее задвигал ногами.

— Убили? — раздался голос подъехавшего сзади Вершинина. Егор поднялся на ноги, чувствуя, как спазма сжала его горло, с трудом прохрипел в ответ:

— Добей… скорее… — И, махнув рукой, пошел прочь. Он весь как-то съежился, задрожав плечами, замедлил шаг, когда позади него хлопнул выстрел.

Глава III

Взамен убитого Гнедка Егор получил из конного запаса дивизии вороного, со звездой на лбу скакуна, двух аршин ростом. По тому, как легко брал новый строевик препятствия, не боялся стрельбы и смело шел, куда бы ни направила его рука седока, Егор определил, что ходил Воронко под седлом боевого, да, видно, уж убитого казака.

Преследуя отступающую неприятельскую пехоту, аргунцы сшиблись с немецкой кавалерией, и тут Егор еще более убедился, что Воронко и в беге и в боевой сноровке ничуть не хуже Гнедка. В пылу боя Егор увидел впереди себя, как на русского офицера напали три немецких конника. Офицер, как видно боевой рубака, вьюном вертелся на сером в яблоках коне и так хватил немца шашкой, что рассек его чуть ли не до пояса. Второго немца зарубил Егор в тот самый момент, когда немец направил на офицера пику. Третий немец выстрелом из винтовки свалил лихача офицера вместе с конем, выстрелил в Егора и, промахнувшись, бросился наубег.

Егор сорвал с плеча винтовку, расстрелял по немцу всю обойму и, спрыгнув с коня, подошел к офицеру.

Офицер в есаульских погонах оказался живым, он лежал, запрокинувшись на спину, и хрипло стонал. Был он чужого полка, своих Егор знал наперечет, а этого рыжеусого, с темно-каштановым чубом видел впервые.

Кое-как перевязав незнакомцу рану, Егор подозвал к себе проезжавших мимо двух казаков, с их помощью поднял его на своего Воронка и отвез раненого в ближайшую деревушку. Там он сдал пришедшего в себя есаула в полевой госпиталь Уссурийской дивизии, что расположился в помещении сельской школы, и уехал.

Разоренная дотла деревушка до отказа запружена войском: куда ни глянь — всюду видны казаки, кони, фургоны полковых обозов, около одной из хат дымила полевая кухня. Миновав ее, Егор по проулку въехал в другую улицу и тут в проходившем мимо казаке с перевязанной рукой узнал своего односельчанина.

— Веснин! — изумленно и радостно воскликнул Егор и, туго натянув поводья, остановил Воронка.

Веснин остановился, подняв голову, узнал Егора и радостно улыбнулся:

— Ушаков, Егорша! — Он подошел ближе, здороваясь, протянул Егору левую руку, правая у него забинтована, подвязана к шее. — Вот никак не чаял встретиться. Как попал-то к нам?

— Офицера привозил раненого. Ну, где тут наши посельщики-то?

— Нету их здесь, в другой деревне наш полк, я-то по случаю ранения тут, в госпитале был.

— А здесь какие казаки?

— Амурские…

Продолжая разговаривать, тронулись по улице. Веснин, шагая с правой стороны, придерживаясь здоровой рукой за стремя, рассказывал:

— Из нашей станицы пятерых уже как ветром сдуло…

— Посельщики наши все живы?

— Чубарова Яшку помнишь?

— Ну а как же, на низу жил, веселый был парнишка, на балалайке играл, а что?

— Убили под Трембовлей. На моих глазах прямо в грудь прилетела, даже и не пикнул. Вот она, война-то, Егорша, кой черт ее выдумал.

И, помолчав, заговорил о другом:

— А помнишь, рябков-то с тобой ловили осенью, а? Вот было времечко!

— Помню. И как по багульник ходили весной, и как карасей удили в озере, все хорошо помню.

— И до чего же хороши места у нас. — Веснин глубоко и тяжко вздохнул, и в голосе его зазвучали грустные нотки. — Уж вот здесь тоже вроде неплохо, и всякой фрукты полно, а все не то, у нас лучше. Даже по ночам снится своя сторонушка…

Он проводил посельщика за околицу. Попрощавшись, Егор пустил Воронка в полную рысь. Оглянувшись, увидел, что Веснин стоит на том же месте, на груди его, на фоне серо-песочного цвета гимнастерки, белеет забинтованная рука.

После этого случая прошло около двух недель. В деревушке, которую сегодня утром заняли аргунцы, Егора вызвал к себе сотенный командир.

Егор торопливо шел по узенькой, кривой и донельзя грязной улочке, недоумевая, зачем он понадобился командиру.

«С пакетом, наверно, турнет куда-нибудь, — досадовал Егор. — Думал, отдохнет сегодня Воронко, а тут на тебе… и вечно мне везет, как куцему».

По сотенскому значку на пике, прикрепленной к воротам, Егор быстро разыскал командирскую штаб-квартиру. Это была одна из уцелевших хат, белевшая в глубине двора глинобитными стенами. Слева от ворот широко раскинула могучую крону старая верба. Вершину ее срезало, как видно, снарядом; острыми иглами торчал расщепленный ствол.

Вестовой казак провел Егора через кухню в горницу со множеством икон в переднем углу и с глиняным, исковырянным каблуками полом. На широкой скамье за столом сидел командир сотни Шемелин, а напротив него, на табуретке, спиной к Егору, офицер с темнокаштановым чубом и левой рукой на перевязи.

— Честь имею явиться. — Егор остановился у порога, правую руку приложил к фуражке. — Рядовой Ушаков.

Шемелин с веселой улыбкой взглянул на Егора и сказал своему собеседнику:

— Вот он, ваш спаситель, Григорий Михайлович.

Офицер с каштановым чубом оглянулся, и Егор узнал в нем того есаула, которого он недавно защитил от немцев и препроводил потом в госпиталь.

— Здравствуй, Ушаков, — легко поднявшись на ноги, сказал есаул.

— Здравия желаю, ваше благородие!

— Так это ты, братец, отвел тогда меня от смерти?

— Я, стало быть… — не по-военному просто ответил смутившийся Егор. Он только теперь по-настоящему рассмотрел есаула.

Тот был среднего роста, ладен телом и приятен лицом. А лихо закрученные вверх усы и веселый, решительный взгляд живых серых глаз придавали ему что-то чисто казачье, удалое, мужественное, располагающее к нему людей.

«Каков молодец, — подумал Егор, глядя на есаула и радуясь, что спас такого славного человека. — Орел! Настоящий орел!»

— Благодарю, дружок, от всей души благодарю, — продолжал между тем есаул, весело и дружелюбно глядя Егору в лицо, легонько касаясь здоровой правой рукой рукава Егора. — Кабы не ты, быть бы мне теперь вестовым у Николая-угодника!

— Да ведь оно дело военное, ваше благородие, — пробормотал совсем застеснявшийся Егор, — хоть до кого доведись…

Подошел Шемелин.

— Видал, Григорий Михайлович, какие у меня казачки, а? Ведь вот геройский поступок совершил и помалкивает себе, как будто и дело не его, я и до сегодня не знал…

И тут он обернулся к Егору:

— Вот что, Ушаков! За проявленное в бою геройство и спасение от смерти командира сотни 1-го Нерчинского полка, их благородия есаула Семенова, представляю тебя к награде георгиевским крестом четвертой степени. Надеюсь, что это первый, но не последний твой крест, желаю тебе вернуться в станицу полным кавалером.

У Егора зарябило в глазах, правая рука его машинально подкинулась к козырьку фуражки.

— Покорнейше благодарю, вашескобродь. Рад стараться.

— Ты какой станицы? — снова заговорил Семенов.

— Заозерской, ваше благородие!

— Нашего, значит, второго отдела. Хорошо-о. Так вот, Ушаков: будем живы, после войны приезжай ко мне в Куранжу, Дурульгуевской станицы, пару коней на выбор изо всех табунов подарю тебе…

А пока что, — есаул здоровой рукой извлек из нагрудного кармана часы с цепочкой и подал их Егору, — возьми, братец, на память. Бери, бери, не стесняйся, не обижай отказом.

Весь этот день Егор ходил именинником. В сотне, когда он рассказал о своей встрече с Семеновым, его окружили друзья-казаки, расспрашивали, поздравляли с наградой, завидовали.

— Повезло Егорке!

— Подфартило.

— И крест заработал, да еще и часы…

— Серебряные часики-то, «Павел Буре», — восхищался Молоков.

— А там, гляди, и коней получишь, — заговорил Вершинин. — Я-то знаю Семеновых, богачи изо всей станицы ихней. Коней у них табуны, а кони-то — орлы! Ты, Егор, как поедешь к ним, меня возьми с собой. Уж я тебе выберу коньков, век благодарить будешь!