Тертуллиан - Трактаты

• Название: Трактаты
• Автор: Тертуллиан
• Жанр: Философия

Квинт Септимий Флорент Тертуллиан – один из крупнейших философов и теологов раннего христианства, на трудах которого во многом основывались отцы католической церкви, он также автор знаменитого изречения «Верую, ибо абсурдно». Его трактаты – уникальные по стилю и проблематике сочинения, где с редкой глубиной и страстностью ученого выражена суть религиозной метафизики христианства. Теолог убежденно подчеркивает пропасть между библейским откровением и греческой философией. Изложенные в трактатах парадоксальные прозрения по своей значимости стоят в одном ряду с трудами многих учителей Церкви и внушают трепетное уважение к автору.

---

49

Такое учение, когда мы проповедуем, считают предрассудком, а когда – философы и поэты, – наивысшим знанием и печатью гениальности. Они мудры, а мы глупы; они достойны чести, а мы – насмешек и даже более того – наказаний. Положим, что то учение, которое мы теперь защищаем, на самом деле есть предрассудок; но оно необходимо. Положим, что оно глупо; однако полезно, так как те, которые верят ему, вынуждаются делаться лучшими, боясь вечного огня и надеясь на вечное блаженство. Поэтому не следует называть ложным и считать глупым то, что способствует предвидеть истину. Ни под какими предлогом не позволительно осуждать то, что полезно. Итак вы заслуживаете обвинения в предрассудке, так как осуждаете то, что полезно. Поэтому учение наше не может быть глупо. Но если оно ложно и глупо, то однако никому не приносит вреда. Его, конечно, нужно было бы поставить в один ряд со многими другими учениями, за которые вы не подвергаете никакому штрафу, так как они пусты и легендарны, и за которые вы не обвиняете и не наказываете, так как они безвредны, Но и в таком случае его должно подвергать (если только должно) осмеянию, а не мечам, огням. крестам и зверям. Вследствие этой несправедливой жестокости не только невежественная толпа, но и некоторые из вас приходят в фанатизм, именно те, которые расположение черни снискивают путем несправедливости, и хвастаются этим. А как будто все то, что вы можете делать против нас, не от нашей воли зависит. Конечно, я христианин, если желаю этого.

Следовательно, ты тогда только можешь осуждать меня, когда я пожелаю быть осужденным. Но если того, что можешь против меня, ты не можешь, если я не захочу; то уж то, что ты можешь, зависит от моей воли, а не от твоей власти. Поэтому и чернь напрасно считает своим триумфом наши мучения. Этот триумф, который она приписывает себе, скорее принадлежит нам, которые желают скорее подвергнуться осуждению, чем отпасть от Бога. Напротив, те, которые нас ненавидят, должны были бы скорее печалиться, чем радоваться, так как мы достигаем того, что избрали.

50

Поэтому, вы говорите, зачем вы жалуетесь на то, что мы преследуем вас, если вы желаете страдать? Напротив, вы должны были бы благодарить тех, чрез которых переносите то, чего желаете. Да, мы хотим страдать; но так, как и воин хочет войны. Он переносит ее не с удовольствием, так как с нею связаны страх и опасность. Однако он и сражается всеми силами, и, побеждая, радуется в сражении, потому что приобретает славу и добычу, хотя жаловался на сражение. Наше сражение состоит в том, что мы вызываемся на суд, чтобы бороться за истину под страхом лишиться жизни. Удержание же тоги, за что боремся, составляет нашу победу. Эта победа имеет и славу – быть угодным Богу, и добычу – жить вечно. Но нас ведут на смерть, конечно, тогда, когда удерживаем то, за что боремся. Поэтому мы побеждаем, когда нас убивают; наконец мы уходим из мира, когда нас ведут на суд.

Теперь вы можете называть нас сарментициями и семаксиями, потому что нас сжигают, привязав к дереву, разделенному пополам, и обложив кругом сучьями. Таков наружный вид нашей победы; таково наше почетное одеяние; на такой колеснице мы совершаем триумф. Поэтому мы не без основания не нравимся побежденным; поэтому нас считают людьми отчаянными и погибшими. Но эта отчаянность и эта погибель возносит у вас знамя мужества до дела славного и почетного. Муций охотно оставил свою правую руку на жаровне: о крепость духа! Эмпедокл отдал всего себя огню Этны: о сила воли! Известная основательница Карфагена с костром сочеталась вторым браком: о чудо целомудрия! Регул, чтобы не жить одному для пользы многих неприятелей, получил раны на всем теле: о муж храбрый и победитель в плену!

Анаксарх, когда его насмерть били в ступе, говорил: бейте, бейте мех Анаксарха, ибо Анаксарха вы не бете: о мужество философа, шутившего даже и при такой своей кончине. И опускаю тех, которые, желая приобрести себе имя, убивали самих себя мечем или других каким-либо более легким способом, хотя вы хвалите и за такого рода страдания. Афинская гетера, утомив палача, выплевывает наконец свой откушенный язык в лицо тирана, чтобы не иметь возможности открыть заговорщиков, если бы она, вынужденная пытками, и решилась сделать это. Когда Зенон Элеец, будучи спрошен Дионисием о том, что доставляет человеку философия, ответил: презрение в смерти, и когда этот тиран повелел бить его плетьми; то он бесчувственный доказывал самым делом свои слова до самой смерти. Жестокие бичевания лакедемонян, совершавшиеся на глазах родственников, которые даже поощряли к ним, столько приносили чести терпящему дому, сколько проливали крови.

О позволительная слава, потому что человеческая! Ей не приписывают ни пагубного предрассудка, ни отчаянного упорства, когда она презирает смерть и всякого рода мучения. Ей дозволено столько терпеть за отечество, за собственность, за власть, за дружбу, сколько не дозволено терпеть за Бога. И, кроме того, вы поставляете всем им статуи, делаете изображения с надписями и вырезаете на досках похвальные слова для всегдашнего памятования. Да, вы чрез монументы некоторым образом обеспечиваете мертвым воскресение, насколько то вы можете. А кто ожидает от Бога истинного воскресения, когда страдает, тот безумен. Но, добрые наместники, гораздо лучшие в глазах народа, если приносите ему в жертву христиан, делайте это, распинайте нас на крестах, подвергайте пыткам, осуждайте, истребляйте. Ваша несправедливость доказывает нашу невинность. Поэтому Бог допускает переносить нам все это. Еще недавно вы открыто признали, что у нас нарушение целомудрия считается тяжелее всякого другого наказания и всякого рода смерти, ибо вы приговорили христианку к отдаче в публичный дом, а не на растерзание льву. Но никакая изысканная жестокость ваша не приносит вам успеха; она скорее располагает к секте нашей. Чем более вы истребляете нас, тем более мы умножаемся; кровь христиан есть семя. Многие и из ваших убеждают терпеливо переносить скорбь и смерть, как например; Цицерон в Тускуланах, Сенека – в Фортуитах, Диоген, Пиррон, Каллиник; однако они не находят себе столько учеников, сколько христиане, ибо те учат словами, а эти – делами. Самое упрямство, за которое вы осуждаете, есть учительница. Ибо кто, видя его, не постарается поразмыслить, в чем тут дело.

Кто не приходит к нам, лишь только поразмыслит? Кто не пожелает страдать, лишь только придет, чтобы получить вполне милость Божию, чтобы через кровь свою приобрести прощение за свои грехи? Ибо все грехи отпускаются за это. Поэтому мы здесь же воздаем благодарность за ваши приговоры. Так как человеческое и божественное право находится в неприязненном отношении, то Бог прощает нас в то самое время, когда вы осуждаете.

К язычникам

Книга первая – часть 1

1.

Неведение ваше говорит само за себя, ведь с его помощью вы пытаетесь защищать несправедливость – и тем самым ее обличаете. Ибо все те, которые прежде вместе с вами не знали и вместе с вами ненавидели, лишь только им удалось узнать, перестают ненавидеть, потому что перестают не знать. Напротив, они сами делаются тем, что ненавидели, и начинают ненавидеть то, чем были. Вы стонете, что число христиан постоянно возрастает, вы вопите, что государство в осаде, что христиане находятся повсюду – на полях, в крепостях, в домах. Вы скорбите, как о чувствительной потере, о том, что и мужчины, и женщины любого возраста и любого состояния переходят к нам. Но вам и в голову не приходит, что тут может скрываться некое благо. Куда вам догадаться, в чем тут дело, ведь вы не хотите ближе нас узнать. Сама человеческая любознательность замерла в вас. Вам прямо – таки нравится не знать то, знание чего доставило бы иному наслаждение. Вы предпочитаете не знать, потому что уже ненавидите, как будто знаете наверняка, что не будете ненавидеть, если узнаете. Но если для ненависти не будет никакого основания, то кажется, что вам, разумеется, было бы лучше отказаться от прежней несправедливости. Если же обвинение подтвердится, ненависть от этого ничего не потеряет. Напротив, она еще более возрастет благодаря сознанию своей справедливости. Ведь тогда уже не будет стыдно оттого, что надо исправляться, и не будет досадно оттого, что надо извиняться. Мне хорошо известно, каким возражением вы обыкновенно встречаете свидетельства нашей многочисленности. Вы говорите, что не следует считать что-либо благом только потому, что оно многих прельщает и привлекает к себе. Да, я знаю, что дух уклоняется и на сторону зла. Сколько таких, которые отступают от достойной жизни! Сколько таких, которые переходят на сторону зла! Многие – по доброй воле, большинство же – по крайности обстоятельств. Но это – сравнение неподобного. Ибо представление о зле настолько у всех одинаково, что даже сами преступники, переходя на сторону зла и оставляя добро, вступая на путь порока, не дерзают защищать зло, словно это добро. Позорного они боятся, безбожного стыдятся. Вообще они действуют исподтишка и избегают привлекать к себе внимание, а будучи пойманы, трепещут. Будучи обвиняемы, они отпираются, и даже под пыткой сознаются с трудом и не всегда, а будучи осуждены, – сетуют. Они не останавливаются даже перед порицанием своего естества, а свой переход от невинности к злой воле приписывают или звездам или судьбе. Они желали бы от всего этого отмежеваться, поскольку не могут отрицать, что это – зло. Но делают ли что-нибудь подобное христиане? Никому из них не стыдно: никто из них ни в чем не раскаивается, разве только в прошлом. Если христианина порицают, он прославляется. Если его ведут в суд, он не сопротивляется. Если его обвиняют, он не защищается. Если его допрашивают, он сознается. Если его осудят, он прославится. Что же это за зло, в котором отсутствует сама природа зла?