Григорий Богослов - Собрание сочинений святителя Григория Богослова

• Название: Собрание сочинений святителя Григория Богослова
• Автор: Григорий Богослов
• Издательство: Сибирская Благозвонница
• Жанр: Религия
• Год: 2010

«Полное собрание творений святых отцов Церкви и церковных писателей» открывают два тома Творений святителя Григория Богослова. В первый том вошли знаменитые 45 Слов святителя, создавшие ему немеркнущую славу не только знаменитого подвижника Православной Церкви, но и великого богослова, прославленного церковного писателя и блестящего оратора. Эти произведения представляют лучшее, что создал Свт. Григорий на ниве церковного богословия. В них отразилась вся сила таланта святителя. Написанные по различным поводам и в разные периоды жизни Св. Григория, они открывают нашему духовному взору возвышенную красоту богословских умозрений, талант полемиста и защитника церковного учения от еретиков, наблюдательного бытописца, дающего важные исторические сведения о своей эпохе, событиях и лицах своего времени. На особом месте стоит ораторский талант Св. Григория, проявившийся в Словах. Уже вскоре после своей святой кончины святитель Григорий был назван «христианским Демосфеном» в честь знаменитого и непревзойденного античного оратора. Многие из представленных 45 Слов были произнесены Св. Григорием в качестве церковных проповедей и своей удивительной силой воздействовали на сердца и умы слушателей. Исключительную роль сыграли знаменитые 5 Слов о богословии, во многом переломившие судьбу противостояния между арианами и православными в Константинополе в 380 г. и послужившие благодатной почвой для созыва в 381 г. Второго Вселенского Собора. В приложении помещено одно из лучших отечественных исследований жизни и учения Св. Григория — книга свящ. Н. Виноградова «Догматическое учение Св. Григория Богослова», а также указатель цитат из Священного Писания. Настоящее издание положит прекрасное начало домашнему собиранию и изучению лучшего достояния из сокровищницы Священного Предания Церкви.

---

быть, и не нужно. Конец же слову тот, что при этом я с ними расстался. Но ты, божественная и священная глава, научи меня, до чего нам должно простираться в богословии о Духе, какие употреблять речения и до чего доходить в своей бережливости, чтобы все это иметь в готовности для противников. Ибо если бы я, который лучше всех знаю тебя и твои мысли и неоднократно сам удостоверял и был удостоверен в этом, потребовал теперь объяснения на сие сам для себя, то был бы самым невежественным и жалким человеком.

42. К нему же (27)

Оправдывается пред Св. Василием, который оскорбился предыдущим письмом его.

Иной, поумнее меня, мог бы подозревать это, а я, человек крайне простой и пустой, не боялся сего, когда писал к тебе. Оскорбило тебя письмо мое, но утверждаю, что оскорбило не по делу, не справедливо, а, напротив того, весьма напрасно. Правда, что ты не изъявил своей скорби, но (в чем поступил умно) скрыл ее, как бы некоторой личиной, покрыв стыдом лицо печали. А я, если сделал это с хитростью и злонамеренно, потерплю вред не столько от твоей скорби, сколько от истины; если же поступил просто, по обычному благорасположению, то буду винить грехи свои, а не твое расположение, разве скажу только, что лучше было бы поправить это, чем гневаться на советников. Поэтому, что тебе делать, сам ты увидишь, будучи в состоянии подать в этом совет и другим. А я со своей стороны готов, если даст Бог, и быть у тебя, и подвизаться с тобой, и помогать тебе по мере сил. Ибо под твоим руководством и с тобой кто будет не в силах и кто не отважится говорить и подвизаться за истину?

43. К нему же (25)

Ободряет Св. Василия противоборствовать козням врагов Церкви и не смущаться тем, что Анфим, епископ Тианский, делаясь независимым от кесарийского престола, присвоил себе многие епархии в кесарийской митрополии (372 г.).

Слышу, что ты смущаешься недавним нововведением и приходишь в затруднение от какой–то софистики и обычной пытливости преобладающих. Это не удивительно, потому что мне известна зависть, знаю и то, что многие из окружающих тебя чрез тебя же обделывают свои дела и раздувают искру малодушия. Потому не боюсь, чтобы ты в скорбных обстоятельствах потерпел что–нибудь не свойственное любомудрию, не достойное себя и меня. Напротив того, думаю, что теперь–то особенно и даст знать себя мой Василий, теперь–то и выкажется то любомудрие, которое постоянно ты собирал; теперь–то, как бы высокой волной, сразишь злоумышления и, когда другие в смущении, останешься непоколебимым. А если угодно тебе, явлюсь и сам и, может быть, подам какую–нибудь мысль, если только море имеет нужду в воде, а ты — в советнике. Во всяком же случае сам для себя приобрету пользу и поучусь любомудрию, вместе с тобой терпя оскорбления.

44. К Амфилохию (163)

Шутливо изображает пустыню Озизалу, в которой Св. Амфилохий, впоследствии епископ Иконийский, подвизался, оставив судебные дела.

Шутишь. А я знаю опасность Озизалы, которая голодает, когда всего усерднее будет возделана. Одно похвально в ней, что, хотя там и умирают с голода, однако же благоухают и имеют для себя в готовности пышный гроб. Почему же это? Потому что покрываются множеством разнообразных цветов.

45. К нему же (241)

Посылая к нему памфилийца Главка, просит угостить его в пустыне Озизале.

Когда посещал я горы и при горах лежащие города Памфилии, поймал там на горах морского Главка, не льняными сетями извлекши эту рыбу из глубины, но любовью друзей вовлекши добычу в мрежу. Как же скоро этот Главк выучился ходить по суше, посылаю его с письмами к вашей доброте; примите его дружелюбно и удостойте похваляемого в Писании угощения зеленью.

46. К нему же (162)

Не одобряет какого–то армянина, выхваляемого Св. Амфилохием.

Приказ твоей правоты нимало не варварский, а эллинский, лучше же сказать, христианский. Но армянин, которым так много хвалишься, совершенный варвар и далек от нашего соревнования.

47. К нему же (12)

Просит из Озизалы прислать зелени для угощения Св. Василия.

Не просили мы у тебя хлебов, как не просили воды у жителей Остракины. А если у обитателя Озизалы попросим зелени, которой у вас изобилие и в

которой у нас большой недостаток, то это не удивительно и не вне обычая. Поэтому соблаговоли послать к нам зелени побольше и получше или сколько можешь, потому что нищим и малое в велико. А поелику угощаем у себя и великого Василия, то остерегись, чтобы тебе, испытав уже любомудрие Василия сытого, не испытать голодного и негодующего.

48. К нему же (13)

Выговаривает за то, что вместо прошеной зелени прислана одна лебеда.

Как скупо идет к нам от вас зелень! Да и что, кроме лебеды? А между тем все ваше богатство — сады и реки, рощи и засеки, и сторона ваша так же обильна зеленью, как у других золотоносная, и вы питаетесь луговыми цветами. А хлебные зерна у вас — баснословное блаженство, и хлеб, как говорится о хлебе ангельском, так же вожделенен и не всегда наверно получается. Поэтому обильнее сообщайте нам зелень, или не станем делать других угроз, а задержим у себя хлебные запасы; и тогда узнаем, точно ли кузнечики питаются одной росой.

49. К Василию Великому (32)

Защищается, что не по лености и не по нерадению отказывается от епископства в Сасимах, куда рукоположил его Св. Василий против воли его.

Укоряешь меня в лености и в нерадении, потому что не взял твоих Сасимов, не увлекся епископским духом, не вооружаюсь вместе с вами, чтобы драться, как дерутся между собой псы за брошенный им кусок. А для меня самое важное дело — бездействие.

И чтобы знать тебе нечто из моих совершенств, столько хвалюсь своей беспечностью, что величие духа в этом почитаю законом для всех; и думаю, что если бы все подражали мне, то не было бы беспокойств Церквам, не терпела бы поруганий вера, которую теперь всякий обращает в оружие своей любопрительности.

50. К нему же (31)

Выражает свое огорчение, что чрез рукоположение в епископа Сасимского введен в отношения, вовсе противные его духу.

Неужели не перестанешь хулить меня как человека необразованного, грубого, недостойного дружбы да и самой жизни, потому что осмелился сознать, что я потерпел? Ибо другого оскорбления не сделал я тебе, — можешь сам подтвердить это; да и я не сознаю и не желаю сознать за собой, чтобы в чем маловажном или важном поступил перед тобой худо, кроме того одного, что узнал себя обманутым, и хотя слишком уже поздно, однако же узнал, и виню в этом престол, который вдруг возвысил тебя надо мной. Устал я, слушая упреки тебе и защищая тебя перед людьми, которым хорошо известны и прежние и нынешние наши с тобой отношения. Всего смешнее или, лучше сказать, достойнее сожаления — испытать на себе, что одного и того же и обижают и упрекают, как это случилось теперь со мной. Упрекают же иные и в том и в другом, каждый, в чем кому угодно, по собственному его нраву или по мере гнева на нас; а самые человеколюбивые — в презрении, в пренебрежении, в том, что по употреблении в дело брошен я, как самый бесчестный и ничего не стоящий сосуд или как подпорка под

сводами, которую по складке свода вынимают и считают за ничто. Поэтому предоставим сим людям полную свободу; пусть говорят, что могут сказать; никто не удержит самовольного языка. И ты в награду мне отдай те блаженные и пустые надежды, какие придумал против хулителей, что для моей же чести обижаешь меня, человека легкомысленного и способного только к чему–либо подобному. А я выскажу, что на душе; не сердись на меня; ибо скажу то же, что говорил и во время самой скорби; и тогда не был я до такой степени или воспламенен гневом, или поражен случившимся, чтобы потерять рассудок и не знать, что сказал. Не буду приискивать оружия и учиться военной хитрости, которой не учился и прежде, когда, по–видимому, особенное было тому время, потому что все вооружались, все приходили в неистовство (тебе известны недуги немощных). Не буду подвергать себя нападениям бранноносного Анфима, хотя и не совсем ловкого воителя, будучи сам безоружен, не воинствен и открыт для ран. Но сражайся с ним сам, если угодно; ибо нужда и немощных делает нередко воителями; или ищи людей, которые будут сражаться, когда Анфим захватит твоих лошаков, охраняя тесные проходы и, подобно амаликитянам, отражая Израиля. А мне взамен всего дай безмолвие. Какая нужда вступать в борьбу за млекопитающих и птиц, и притом за чужих, как будто идет дело о душах и об уставах Церкви? Для чего митрополию лишать славных Сасимов или обнажать и открывать тайну сердца, которую должно таить? Но ты мужайся, преодолевай и все влеки к славе своей, как реками поглощаются весенние потоки, ни дружбы, ни привычки не предпочитая добродетели и благочестию, не заботясь о том, каким будут разуметь тебя за такой поступок, но предавшись единому Духу; а я от дружбы твоей приобрету одну выгоду, что не буду верить друзьям и ничего не стану предпочитать Богу.