Бо Грёнбек - Ханс Кристиан Андерсен

• Название: Ханс Кристиан Андерсен
• Автор: Бо Грёнбек
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

Книга о выдающемся датском писателе Хансе Кристиане Андерсене подготовлена издательством в связи с юбилеем — 175-летием со дня рождения Андерсена, исполняющимся в 1980 году. Сочетая точность изложения и живость прозаического произведения, книга Бо Грёнбека подробно знакомит читателя с жизнью писателя, огромным кругом его друзей и почитателей, с его творческим процессом, реакцией критики на его романы, драматургию, повести и сказки, иными словами — со всем тем, что составляло его жизнь, что сделало его одной из выдающихся личностей Европы.

---

Старшая из трех дочерей, мать Андерсена, вероятно, родилась в начале 70-х годов. Вторая дочь появилась на свет в 1778 году, а в 1799 году уехала в Копенгаген, где работала прислугой. О ее судьбе можно узнать из рукописной автобиографии Андерсена «Книга жизни», написанной в 1832 году, где он рассказывает, что однажды, когда он был совсем маленьким, она приехала в гости к его родителям, одетая непривычно элегантно для их среды; она подарила племяннику серебряный скиллинг, но мать очень резко отзывалась о ее богатстве и пышных нарядах, и они расстались в ссоре. Когда сам Андерсен бедным мальчиком попал в Копенгаген, он разыскал ее, но с ужасом обнаружил, что она живет в публичном доме; он поспешил уйти и с тех пор больше ее не видел. О третьей дочери ничего не известно; видимо, она умерла в младенчестве.

Можно понять, что в воспоминаниях, предназначенных для опубликования, писатель не стремился вдаваться в подробности этой малоприятной семейной истории; можно также понять, почему он умалчивает о юности матери. Вероятно, она несколько лет прослужила в богатых семьях Оденсе и в 1799 году родила внебрачную дочь. Эта сводная сестра Андерсена выросла там же, в городе, но, где она жила — неизвестно, позже она оказалась в Копенгагене. Андерсен много лет опасался, что она его разыщет, ибо что бы он стал с ней делать? Помочь ей он бы не смог, а кроме того, он быстро перешел в другой, более высокий слой общества, нежели тот, откуда оба происходили. Правда, из дневника писателя известно, что один раз, в 1842 году, она его посетила. По другим источникам удалось установить, что она умерла в 1846 году.

Зная об этих сомнительных социальных условиях, приходится только восхищаться тем, что родители Андерсена сумели обеспечить ему относительно спокойное детство и что сам он мог добиться во всех отношениях достойного, хотя и необычного положения в обществе.

Единственным в его жизни отклонением от нормы было, пожалуй, его рождение, которое произошло ровно через два месяца после свадьбы родителей. В «Сказке моей жизни» он замечательно описал день 2 апреля 1805 года, когда впервые увидел мир. Если читать этот рассказ параллельно с идущим непосредственно за ним описанием его дома, то создается впечатление, что он родился там же, где потом провел детские годы. Однако это неверно. Где родился Андерсен — неизвестно, и сам он этого тоже не знал; это он сказал достаточно определенно, когда уже в зрелые годы его об этом спросили. Теперь мы знаем, что родители Андерсена, поженившись 2 февраля, не могли поселиться вместе ранее начала следующего, 1806 года. Несколько месяцев они прожили на улице Хольседоре, неподалеку от Клингенберг, затем около года на Кларегаде, в нескольких шагах от Хольседоре, и только в мае 1807 года обосновались в конце улицы Клингенберг, в той ее части, которая сейчас носит название Мюнкемёллестрэде и в то время, как и сейчас, выходила прямо к реке. Там до сих пор сохранился скромный деревянный домик с маленьким садом, не больше дворика.

В доме проживало несколько семей; случайно известно, что в 1806 году их было по крайней мере шесть, поэтому ясно, что семейство сапожника занимало не больше одной комнаты. Это та самая комната, которая так красиво описана в «Сказке моей жизни»: «Детство мое прошло в одной-единственной комнатке, почти целиком заставленной сапожным верстаком, кроватью и раздвижной скамьей, на которой я спал, зато стены были увешаны картинами, на комоде стояли красивые чашки, стаканы и безделушки, а над верстаком, у окна, висела полка с книгами и нотами. В маленькой кухне над буфетом висела металлическая скоба, полная тарелок, тесное помещение казалось мне большим и роскошным, одна только дверь с намалеванным на ней пейзажем в то время была для меня столь же значительной, как теперь целая картинная галерея!.. Из кухни вела лестница на чердак, где в водосточном желобе между нашим и соседним домом стоял ящик с землей, в котором росли лук и петрушка, это был весь огород моей матери; он до сих пор цветет в моей сказке „Снежная королева“».

Родители не очень подходили друг к другу. Когда они поженились, ему было двадцать два года, ей по меньшей мере тридцать; он был небольшого роста, светловолосый и круглолицый, она — высокая и крепкая, с темными волосами и карими глазами. По характеру они тоже были совсем разные. Он, по всей видимости, отличался живым умом и охотно пошел бы учиться, но из-за бедности своих родителей вынужден был довольствоваться судьбой сапожника. Этого разочарования он, кажется, так и не смог пережить. Андерсен впоследствии вспоминал, как один гимназист пришел за новыми сапогами и при этом хвастался своими книгами и рассказывал обо всем, чему научился. «И мне бы следовало пойти этим путем», — со слезами на глазах сказал сапожник, крепко поцеловал сына, а потом весь вечер молчал. Он утешался чтением в свободное время, например, читал комедии Хольберга; но едва ли его положение полностью удовлетворяло его, поэтому иногда он бывал вспыльчивым и раздражительным. Однажды ему представился случай получить место сапожника в одной богатой фюнской усадьбе, которое обеспечило бы ему постоянный заработок, достаточный, чтобы выбиться из нужды, а кроме того, бесплатное жилье, небольшой сад и пастбище для коровы. Для испытания его мастерства ему заказали пару бальных туфель. Из усадьбы прислали шелк, а кожу он должен был достать сам. Когда он отправился в путь с готовыми туфлями, маленькая семья была полна надежд, но вернулся он бледный и злой. Госпожа осталась недовольна работой и заявила, что он испортил ее шелк, на что он ответил: «Раз вы напрасно потратили шелк, значит, я напрасно потратил кожу!» И он вынул нож, отрезал у туфель подметки и ушел восвояси.

Мать была совсем иного склада. В ней «все было сердце», как пишет сын. Эта смелая и практичная женщина безупречно заботилась о муже и ребенке, уверенно и добросовестно вела хозяйство. «Зелень и картины украшали нашу комнатку, которую моя мать держала в чистоте и порядке; ее гордостью были белоснежные простыни и короткие оконные занавески».

Но какими бы разными ни были супруги, они хорошо уживались, и Ханс Кристиан не замечал никаких серьезных супружеских конфликтов, по крайней мере в первые годы. Отец любил своего сынишку, гулял с ним в лесу, мастерил для него кукольный театр и другие игрушки, а по вечерам читал вслух Хольберга, Лафонтена и сказки «Тысячи и одной ночи».

Иногда Ханс Кристиан ходил с матерью на поля близ Оденсе, где бедняки осенью собирали колосья. Однажды им встретился там управляющий, известный своим дурным нравом. Они увидели, что он приближается с огромным кнутом; все пустились бежать, но малыш не поспевал за другими, и управляющий схватил его. Он уже поднял кнут, но мальчик посмотрел ему прямо в лицо и сказал: «Как вы смеете бить меня, ведь бог может увидеть!» Управляющий сразу смягчился, погладил мальчика по щеке, спросил, как его зовут, и дал ему монетку. Когда мальчик показал деньги матери, она сказала, обращаясь к окружающим: «Удивительный ребенок мой Ханс Кристиан! Все его любят, и даже этот негодяй дал ему денег!»

По всей вероятности, круг знакомств у семьи был невелик, во всяком случае, Андерсен рассказывает только об одном походе в гости. Он был еще совсем маленьким, когда его как-то вечером взяли на семейное торжество к привратнику каторжной тюрьмы в Оденсе. Мальчик частенько стоял перед этим таинственным зданием и с любопытством, смешанным со страхом, слушал, как заключенные — мужчины и женщины — поют за стенами в такт работе. Теперь он прошел через тяжелые, окованные железом ворота, которые заперли за ними. Он услышал звон тяжелых ключей, поднялся по крутой лестнице. Потом они уселись за стол, а прислуживало двое заключенных. Но мальчик был так напуган, что не мог проглотить ни куска, — и все же испытывал наслаждение от разбойничьей атмосферы тюрьмы. Понятно, что такое событие оставило глубокий след в памяти впечатлительного ребенка.

Единственный, кто, по воспоминаниям писателя, приходил в гости к ним, — это бабка с отцовской стороны; полоумный дед, вероятно, ни разу их не посетил. А она заглядывала каждый день ненадолго — скорее всего, ради внука. Это была тихая, в высшей степени обаятельная старая женщина, с добрыми голубыми глазами и изящной фигурой, ее все любили — такой изображает ее писатель в своих мемуарах. Но едва ли это изображение содержит всю правду; уже в зрелом возрасте Андерсен рассказывал своему другу Николаю Бёгу{2}, что бабка была честолюбива, тщеславна и не раз возвращалась к фантастическим историям о бабушке из Касселя. Но она искренне любила внука, и именно ей Андерсен обязан некоторыми самыми значительными впечатлениями своего детства. Дело в том, что она часто бывала во францисканской больнице, где зарабатывала скиллинг-другой, ухаживая за садом привратника. Это заведение возникло еще во времена Реформации, когда королевским указом монастырь францисканцев был превращен в больницу и богадельню; позднее здесь открылось также отделение для душевнобольных, а в 1798 году добавилось заведение для престарелых женщин — «Докторская лавка», где впоследствии, по-видимому, провела последние годы жизни мать Андерсена. Мальчик часто ходил туда с бабушкой и там, в прядильне, слышал от старух народные предания и сказки. С любопытством и ужасом слушал он также странные песни и разговоры душевнобольных и даже отваживался, если сторож был рядом, пройти по длинному коридору, где находились камеры буйных больных. Как-то сторож на минуту оставил его одного, и мальчик лег на пол и через щелку под дверью заглянул в камеру, где сидела обнаженная черноволосая женщина и пела. Внезапно она вскочила, с криком бросилась к двери, распахнула окошечко, через которое подавалась еда, и потянулась к нему; кончиками пальцев она дотронулась до его одежды. Когда вернулся сторож, мальчик был ни жив ни мертв от страха.