Нил Гейман - Все новые сказки

• Название: Все новые сказки
• Автор: Нил Гейман
• Издательство: ACT
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077659-7

Это не добрые рождественские сказки, которые так хорошо читать детям на ночь.

Это страшные истории о тьме, которая стоит за порогом и ждет, когда ты сделаешь один неверный шаг, о странных и жутких существах, которые бродят за окном и иногда заглядывают по твою душу.

Нил Гейман и Эл Саррантонио собрали лучшие рассказы в жанре хоррор и саспенс, написанные признанными мастерами американской прозы (Чак Паланик, Майкл Муркок, Уолтер Мосли, Майкл Суэнвик…). Перед вами — коллекция умных, тонких, изысканно интеллектуальных, захватывающих и по-настоящему страшных историй: дверь, через которую Бездна всматривается в человека.

---

Он сознавал, что задумал. Надеялся: в окнах загорится свет, на верхнем этаже, а лучше бы — на нижнем, а еще лучше — за забором, в его собственном доме. Чтобы испугаться до колик и одним прыжком перемахнуть обратно. «Я просто хотел разглядеть шаттл. Сегодня он должен пролетать над Ирландией». Уж как-нибудь он бы выпутался: «Хотя, конечно, шаттл над нами зависать не станет», — а сердце бешено колотилось бы об ребра. Испуг заставил бы взяться за ум, продержаться несколько деньков, а то и неделю, пережить выходные.

Но в окнах по-прежнему было темно.

А куры кудахтали. «Тут мы, тут».

Он схватил курицу. Легко. Легче легкого. Ночь ясная, видно отчетливо, как днем. Куры стояли рядком, точно девичья поп-группа, какие-нибудь Supremes[9]. Чего это их не запирают на ночь в курятник? Дублин славится своими городскими лисами: каждый дублинец может о них порассказать. Он и сам недавно видел одну: пару месяцев назад, спокойно прогуливалась по улице, когда он шел домой со станции.

Он ухватил облюбованную курицу, ожидая, что она будет вырываться, клеваться. Но нет, курица устроилась у него на руках, точно котенок. Ох, блин. Держа одной рукой маленькую головку, а другой — голенастые, твердые лапы, он вытянул курицу, точно резинку, поднес ко рту. И куснул… как сумел, так и куснул. Струя крови не бьет, ничего не поддалось. Куриная шея по-прежнему у него во рту. Жилка бьется — он языком чувствует. Курица перепуганно напрягла лапы. Но он не собирался ее пугать — он же не садист. Хотел просто откусить ей голову и припасть к шее. И тут он осознал: нет, духу не хватит. Он не вампир, не вервольф. Но ему нужно утолить жажду, это он понимает. «Доктор, я пытался откусить курице голову». — «Баста, отпусти курицу и лезь обратно», — сказал он себе.

Но тут загорелась лампа, и он вонзил зубы в курицу. Загорелся свет на первом этаже, прямо перед ним. Шея хрустнула, голова отлетела. Крови не было, почти не было — только… э-э-э… кости, хрящи, что-то мокрое. Нельзя блевать. Они же на него пялятся, соседи: сосед, соседка или оба сразу, Джим с Барбарой. Но он действовал проворно и спокойно. Сообразил: им его не видно, потому что свет включен на кухне, а во дворе темно. Хотя, если как следует подумать… а он подумал как следует… они могли заметить его прежде, чем включили свет.

И тут курица, мертвая обезглавленная курица, возмутилась. Писк вырвался из чего-то, что не могло быть клювом, так как голова, откушенная или, как минимум, наполовину откушенная, была у него в руке. Тело он держал за шею, оно выворачивалось. «Отпусти, отпусти».

Он уронил курицу, услышал, как она удирает, и сам бросился наутек. Побежал к забору. Не к своему дому — голова у него все-таки работает. В противоположную сторону, к дому соседей Джима и Барбары с другого бока. Взобрался на забор, запросто перемахнул в чужой двор. Немного посидел на земле: передохнуть, разработать обратный маршрут. Прислушался. Кухонная дверь вроде не скрипела. Курица, видимо, смирилась со своей гибелью. Остальные две курицы то ли ничего не заметили, то ли молча скорбят. Полная тишина.

Спасен. Он сказал себе: «Спасен». Он ругал себя за идиотизм, упивался, ужасался, стыдился содеянного, торжествовал. Спасен. Он поднял глаза к небу. И увидел его — шаттл. Самая яркая звезда плавно плыла поперек ночи. «Эндевор»[10]. Так он называется.

Он снова лег в постель.

Она проснулась — сонно пошевелилась. Холод от его ног, матрас прогнулся под его тяжестью.

— Что случилось?

— Ничего, — сказал он. — Вставал посмотреть на шаттл.

— Классно.

И она снова уснула.

— Это было потрясающе, — сказал он ее спине. — Потрясающе.

И поцеловал ее в шею.

И заснул. Взял и заснул, как ни в чем не бывало. Завтра суббота, можно отоспаться.

Проснулся он в постели один. Давно так не бывало, обычно он вставал раньше жены. Самочувствие было хорошее. Лучше не бывает. Перед тем как снова улечься, он тщательно почистил зубы щеткой и зубной нитью: никаких следов курицы. И рот прополоскал: беззвучно, старательно, пока глаза на лоб не полезли. Никакого дурного привкуса во рту. Никаких угрызений совести. Да, он поступил неподобающе, но голос совести вскоре умолк, его заглушило другое беспокойство. Тревожная мысль, с которой он заснул, как с плюшевым мишкой в объятиях, сразу после того как поцеловал жену в шею.

Шея.

Элементарно.

Кровь — это отвлекающий маневр, подстроенный его психикой или, как это называется, сознанием, чтобы затушевать очевидное, гораздо более разумное объяснение. Объект его страсти — не кровь, а шеи. Никакую кровь ему пить не хочется. И никакой анемии у него нет: его кровь богата железом, как у быка. Банальная, некрасивая правда состоит в том, что ему хочется кусать шеи. Обычный пунктик, из тех, что появляются в зрелом возрасте. И это классно, это здорово, потому что он на середине своего жизненного пути плюс-минус несколько лет.

Секс.

Элементарно.

Ему хочется заниматься сексом со всем живым на планете. Не поймите буквально. Ему хочется заниматься сексом с большей частью живых существ. То есть почти со всеми женщинами. Он нормальный мужчина среднего возраста. Его дни сочтены. Он это и раньше знал. Но раньше знал, а только теперь… вдумался. В году 365 дней. Десять лет — 3650 дней. Тридцать лет — 14 600. «Тебе осталось жить 14 600 дней. Ага, спасибо». Он улегся на постель и почувствовал себя счастливым. Как только осенило, жажда ушла. С головой у него все в порядке, но определенная сторона его личности взбесилась. Физиология, что ли. Типа того. Живи он в недалеком прошлом, всего на несколько поколений раньше, он бы уже умер или был бы уже безмозглым, беззубым старым пнем. Средний возраст, осень жизни — недавние понятия. Головой он их осмысляет, но физиология — его мужские половые признаки — не в курсе. Согласно физиологии, ему осталось всего несколько лет на трах. И главное, всего несколько лет на продолжение рода. Может, вазэктомия все усугубила, породила панику, исказила восприятие… как знать.

Человеческая психика — странная штука. Захотелось потрахаться — пошел откусил голову соседской курице.

Он спустился на кухню.

— Вчера ночью к Барбаре забралась лиса. Одну курицу загрызла, — сказала Вера.

— Хм. Неизбежный финал.

— Какой ты бессердечный!

— Лисы есть лисы, — сказал он. — Когда?

— Что?

— Когда это случилось?

— Вчера ночью. Ты ничего не слышал, когда смотрел на шаттл?

— Ничего. Только как астронавты трепались.

Она улыбнулась. «Ты у меня дикарь».

— И о чем они трепались?

— Да так, говорили, что очень любят Ирландию. Как там Барбара?

— Убивается.

— Она случайно не сказала: «Все равно как если бы надо мной надругались»?

— Честно говоря, так и сказала. Но ты гнусный циник, понял? — И Вера засмеялась.

Сошло с рук, заключил он.

Прошло время, снова наступила ночь, и он поцеловал ее в шею. Укусил. Они полчаса дурачились, как дети, и еще полчаса чувствовали эйфорию.

— О-о-о, — сказала она, — хочу добавки.

Ее рука потянулась проверить, готов ли он.

— Погоди, я сейчас.

Он спустился на первый этаж, открыл холодильник. Тарелка с двумя макрелями. Заглянул в морозилку, вытащил то, что показалось самым перспективным. Пара свиных отбивных. Положил под кран, пустил горячую воду. Держал, пока целлофановая пленка не отстала. Содрал пленку, набросился на отбивную. Но нет — чересчур смерзлась. Подержал полминуты в микроволновке. А сам надеялся — нет, страшился — что Вера спустится на шум. Потом стоял на кухне у окна, обкусывал края отбивной, а сам надеялся — и страшился, — что Вера войдет и увидит его отражение в стекле: жалюзи опущены, а потом и его самого, и он обернется и покажется ей во всей красе, картина «Ночной перекус вампира», и она каким-то чудом сочтет, что это ее возбуждает или, по крайней мере, укладывается в норму, и простит его, и, как она часто делает, растреплет ему волосы, и, может быть, даже присоединится к его трапезе, а он поведет ее на соседский двор, чтобы изловить кур Барбары, одну ему, другую — ей.

Остатки отбивных он выбросил, встряхнул ведро, чтобы перемешать мусор. Нет, надо выбрать подходящий момент. Очень важен зрительный ряд: одно дело, когда тебя застукали за пожиранием сырых стейков или облизыванием мороженых отбивных, и совсем другое, когда ты приглашаешь спутницу жизни разделить твое увлечение. Торопиться некуда. Безумная спешка неуместна. И слово безумный неуместно: он нормальный человек.

Он вернулся в спальню.

Она ждала его. Но не в постели. Не на постели. Отошла далеко в сторону.

— Что это? — спросила она. И включила свет.

На ее ладони лежала голова. Маленькая такая.

— Куриная голова, — ответил он.

— Где ты ее взял?

— Нашел.

Кретин! Олух! Зачем было прятать ее в комоде под носками!