Стивен Кинг - Худей!

• Название: Худей!
• Автор: Стивен Кинг
• Издательство: Джой
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1993
• ISBN: 5-85507-002-7

Довольный жизнью адвокат из маленького городка сбил машиной старуху из цыганского табора — и не понес наказания за содеянное. Тогда «цыганский барон» покарал его сам — и покарал так, что смерть в сравнении с этим проклятием была бы милостью…

---

— Я думала, что луг является общественной собственностью, — сказала Линда. — Мы проходили это в школе.

— Ну, некоторым образом это так, — согласился Халлек. — Общественная собственность означает общее владение всех городских жителей. Налогоплательщиков.

Щелк! Ложь № 2. Налоги не имели никакого отношения к владению или пользованию общей землей в Новой Англии.

— Налогоплательщики, — протянула Линда задумчивым тоном.

— Для пользования общественной собственностью требуется разрешение.

Щелк! Ложь № 3. Идея была опровергнута в 1931 году, когда кучка обедневших фермеров, занимавшихся выращиванием картофеля, построила хранилище в сердце парка Левинстона, штат Мэн. Город обратился к Рузвельтовскому Верховному Суду и даже не добился слушанья. Все случилось потому, что гувервильцы выбрали Петтингил-Парк — общественную собственность.

— Точно так же, когда приезжает цирк Шрайна, — добавил он.

— Почему же цыгане не взяли разрешения, папочка? — Линда говорила уже сонным голосом. Слава богу!

— Ну, может, они забыли.

«Такой же шанс как у снеговика в Аду, Лин. Только не в Фэрвью. Пока общественный луг виден с Фонарного проезда и из пригородного клуба, пока этот вид — часть того, за что платят — вместе с частными школами программного обучения и чистым воздухом и тишиной по ночам. Цирк Шрайна совсем другое дело. Пасхальные забавы еще лучше. Но цыгане! Вот ваша шляпа, вас зовут. Мы знаем, что такое грязь, когда ее видим. Конечно, мы ее не касаемся. Господи помилуй! У нас есть служанки и домработницы, которые избавляют нас от грязи в наших домах. А когда она появляется на общественном лугу, у нас есть Хопли».

«Вся эта правда не годится для девушки из начальной школы, — решил Халлек. — Эту правду проходят в высшей школе и колледжах. Может быть, тебе поведают ее подруги, а может, сама догадаешься. Она придет к тебе как радиопередача извне. Не нашего сорта, дорогая, держись подальше».

— Спокойной ночи, папочка.

— Спокойной ночи, Лин.

Он снова поцеловал ее и вышел.

Резкие порывы ветра пригнали тучи. Дождь застучал в окно его кабинета. Халлек очнулся от дремы. «Не нашего сорта, дорогая», — подумал он снова и неожиданно рассмеялся в тишине. Звук напугал его, потому что только психи смеются в пустых комнатах. Психи только и смеются, и именно из-за этого их называют психами.

«Не нашего сорта». Если он не верил в это раньше, то поверил теперь.

Теперь, когда похудел.

* * *

Халлек смотрел, как ассистентка Хьюстона набрала две ампулы крови из его левой руки и поместила их в коробку с ячейками, словно яйца в картонку. Раньше Хьюстон дал ему три баночки для стула и сказал прислать их почтой. Халлек угрюмо убрал их и заполнил графы, страшась скорее унижения, нежели неудобств.

— Спокойнее, — сказал ему Хьюстон, натягивая тонкие резиновые перчатки. — Пока чувствуешь обе мои руки на плечах, можешь быть спокоен, — и рассмеялся здоровым смехом.

Халлек зажмурился.

Он пришел к Хьюстону только через два дня. Врач сказал, что проследит и анализы крови сделают в первую очередь. Теперь Халлек оказался в уютном кабинете (фото клипперов на стенах, глубокие кожаные кресла, мягкий серый ковер), а Хьюстон проверял результаты. Сердце Халлека стучало, словно молот, на обоих висках собрались капли пота. «Я не расплачусь перед человеком, который рассказывает польские анекдоты, — говорил Вилли сам себе с мрачным бешенством уже не в первый раз. — Если появится такая необходимость, я поеду за город, припаркуюсь и только там расплачусь».

— Все выглядит чудесно, — мягко произнес Хьюстон.

Халлек заморгал. Страх пустил корни слишком глубоко, и он был уверен, что неверно расслышал.

— Что?

— Все выглядит чудесно, — повторил Хьюстон. — Мы можем провести дополнительные тесты, если пожелаешь, Вилли, но сейчас не вижу в этом смысла. Фактически анализ крови лучше, чем во время двух последних проверок. Холестерин понижен, белков в моче нет. Ты еще немного потерял в весе, — сестра отметила — 217 фунтов этим утром, но что я могу сказать? Ты все еще превышаешь оптимальный вес на тридцать фунтов. Не хочу, чтобы ты об этом забывал, но… — он ухмыльнулся, — хотел бы знать секрет.

— У меня его нет, — сказал Халлек. Он чувствовал и смятение, и облегчение одновременно — точно так же, как в колледже, когда сдал два экзамена, к которым не готовился.

— Мы отложим вынесение приговора до получения результатов твоей серии Хаймана-Рейхлинга.

— Моей чего?

— Анализа банок дерьма, — ответил Хьюстон и опять сердечно рассмеялся. — Там может что-нибудь обнаружиться, но в лаборатории я прогнал двадцать три теста на твоей крови, и все чудесно. Это убеждает.

Халлек протяжно, тяжело вздохнул.

— Странно, — произнес он.

— Не боятся только те, кто умирает молодыми, — ответил Хьюстон. Он открыл ящик стола и достал бутылочку с прикрепленной к крышке цепочкой-ложечкой. Ручка ложечки, как заметил Халлек, была сделана в форме Статуи Свободы. — Не хочешь?

Халлек покачал головой. Его вполне устраивало сидеть здесь, сложив руки на животе, на своем уменьшившемся животе, и наблюдать, как самый благополучный из семейных докторов Фэрвью втягивает кокаин сначала в одну ноздрю, потом в другую. Он поставил бутылочку в ящик стола и вытащил другую с пакетиком тампонов. Окунув тампон в бутылочку, он вогнал его себе в нос.

— Дистиллированная вода, — пояснил он. — Для защиты пазух, — и подмигнул Халлеку.

«Наверное, он лечит младенцев от пневмонии этим дерьмом», — подумал Халлек, но мысль не имела продолжения. Сейчас он не мог не любить Хьюстона, ведь доктор одарил его Добрым Известием. Сейчас все, что хотелось: сидеть со сложенными на брюхе руками и исследовать всю глубину своего облегчения, пробовать свое тело как новый велосипед или как испытательный трек на новой машине. Ему пришла мысль: когда он выйдет от Хьюстона, он будет новорожденным. Такая мысль заставила его улыбнуться.

— Поделись, над чем смеешься, — сказал Хьюстон. — В этом печальном мире нам нужны все забавы, какие сможем найти, — он пофыркал носом и вставил в ноздри новые тампоны.

— Ничего особенного, — ответил Вилли. — Просто я перепугался… знаешь ли. Я уже подумал о встрече со Всевышним. Пытался…

— Можешь продолжать, — перебил его Хьюстон. — Только не в этом году. Честно говоря, мне даже не нужны результаты Хаймана-Рейхлинга, чтобы это сказать. Рак умеет себя показать. По крайней мере, когда сожрет тридцать фунтов веса. Умеет показать.

— Но я ем как всегда. Хейди я сказал, что стал больше заниматься спортом, но она говорит: упражнениями столько не сбросить. Она говорит, что от этого только жир твердеет.

— Неверно. Последние тесты показывают, что упражнения намного эффективнее диеты. Но для парня, который был таким… тяжелым, как ты, в этом есть доля истины. Возьми толстяка, который радикально увеличивает дозы упражнений… и что получишь? Хороший, добротный тромбоз второго класса. Не такой, что может убить, а такой, что после, играя в гольф, не обойдете и восемнадцати лунок.

Вилли решил, что кокаин делает Хьюстона разговорчивым.

— Ты не сможешь этого понять, — проговорил он. — Но и я не могу. Работая тут, я перевидел много вещей, которых не мог уразуметь. Один мой друг, который работает нейрохирургом в большом городе, три года назад показал мне один необычный рентгеновский снимок черепа. Молодой студент института Джорджа Вашингтона пришел к нему с жалобой на слепящие головные боли. Моему коллеге случай показался типичной мигренью. Пациент описал все типичные симптомы, но в таком деле рисковать нельзя, ведь такие же симптомы при возникновении опухоли головного мозга, даже если пациент не ощущает иллюзорных обонятельных явлений — запаха экскрементов, гнилых фруктов, прогорклых кукурузных хлопьев… и все в таком роде. Значит мой приятель проводит серию рентгеновских снимков, энцефалограмм и ведет его в госпиталь для томографии. И знаешь, что он обнаружил?

Халлек покачал головой.

— Они обнаружили, что парень, который стоит третьим в своем классе и каждый семестр появляется в списке декана, почти совсем не имеет мозга. У него лишь узловатая полоса мозговой ткани, проходящая через центр черепа — на снимке она выглядела, как веревка макраме. Вот так. Эта веревка, по-видимому, управляла всеми его непроизвольными рефлексами, начиная от дыхания и сердечного ритма и кончая оргазмом. Всего лишь одна полоска мозговой коры. Остальная часть головы парня была заполнена церебрально-спинномозговой жидкостью. Каким-то образом (это мы пока не в силах раскусить) эта жидкость управляла его мышлением. Во всяком случае, он продолжает учиться и имеет приступы мигрени. Если его не доконает сердечный приступ лет в тридцать, то приступы мигрени прекратятся годам к сорока.