Рустам Мамин - Память сердца

• Название: Память сердца
• Автор: Рустам Мамин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Рустам Мамин – кинорежиссер-документалист, снявший более тридцати фильмов. Он прожил долгую и непростую жизнь: военное детство, завод, лагерь, куда его упекли «за анекдот», самодеятельность на «ЗИЛе» (вновь вызвавшая пристальный интерес «органов»), а потом, Центральная студия документальных фильмов, режиссерский факультет Щукинского училища, киностудия Министерства обороны… Судьба подарила ему невероятные знакомства и встречи – с Сергеем Сергеевичем Смирновым, с Майей Плисецкой и Романом Карменом, с Рихардом Зорге и Евгением Джугашвили… Рустам Мамин вспоминает о прожитом и пережитом, размышляет о дорогих ему человеческих ценностях, порой с грустью, порой с юмором, но всегда – очень искренне.

---

Но деваться, видно, было некуда. Для Москвы настали тяжелые дни октября.

Итак, втроем: я, отец и земляк дядя Саша, уже с Казанского вокзала, выехали в направлении Пензы… От Москвы до нашей станции Пачелма чуть более шестисот километров, – мы же ехали уже седьмые сутки. Поезда двигались медленно, часто останавливались. Пассажиры от вагонов, рассыпавшись, бежали к колхозным полям и успевали накопать картошки, наломать досок для костров из заградительных щитов. Их к зиме вдоль железных дорог на многие километры устанавливали – от снежных заносов. Тогда их было множество – по всем дорогам. Сейчас их не ставят.

Разжигали костры, и вымытую в лужах картошку варили в воде, выпрошенной у машиниста поезда. Если поезд стоял долго, картошка успевала свариться. Если нет, – ехали дальше на подножках с горячими кастрюлями и на следующих остановках доваривали. А если ехали долго, картошка успевала остыть, хотя бы чуть. Тогда она уже не доваривалась, ее выбрасывали с великой жалостью и ехали до следующих картофельных полей.

Дядь Саша узнал, что на станции Сасово есть железнодорожная ветка, по которой тоже можно приехать в наш район. Ветка местного значения, она не загружена, и мы быстрее доберемся, кажется, через станцию Зимитчино.

По новой ветке мы действительно ехали довольно быстро. Приехали в Зимитчино поздней ночью. Сошли с поезда. Светила полная луна. Только что выпавший первый снег в лунном свете белел и мерцал вплоть до горизонта.

Отец, глядя на меня, предложил Саше:

– При таком лунном свете, звездном небе да после всего, что пережито за последние дни, грех не прогуляться, Саша! Плюнем-ка на дорогу, берем направление по целине – прямо на наше село. Никуда не сворачиваем, нигде не останавливаемся – ни в какой деревне. Никуда не заходим, сократим эти двадцать восемь километров и до рассвета увидим наше родное Никольское!

– Я – за!.. – весело усмехнулся дядь Саша. А после паузы добавил: – А где и когда мы пропадали? Вперед!..

Он был веселым и добрым мужиком. В вагоне играл на моей мандолине, пел военные песни. Чуть ли не четверть вагона окружала нас, чтобы послушать его рассказы о жизни. Потом, в селе, учил нас, городских, запрягать лошадь, пахать, работать на комбайне. Благодаря ему мы научились управлять трактором, косить траву, рожь, скирдовать солому, сено. Он учил нас, где и как резать лыко, сушить и плести лапти. Гуляя с парнями по селу, любил на радость всем играть на гармони, петь частушки и отплясывал чечетку на своих до смешного кривых ногах. Вслед его иногда без злобы называли «циркулем». Хороший был человек. Он оставил по себе добрую память.

Через месяц вместе с земляками он был призван и в первом же бою с танками погиб, кажется, под Вязьмой. Рассказали об этом земляки-годки, с кем вместе ему пришлось воевать.

Дедушкин сахарный завод

Путь для меня был вроде не утомителен. Светила луна, шли широким ровным шагом. Дышалось легко и непривычно вольно. Шагали без дорог: по вспаханным занесенным первым снегом полям, по жнитве. Если попадались деревни, не обходя, пересекали их через дворы, будоража собак. Шли мимо ветряных мельниц, через овраги. Срезали угол соснового леса. А когда проходили мимо высоких строений, чернеющих на фоне неба, дядь Саша сказал:

– Юсупыч, а ведь мы мимо вашего сахарного завода идем! Как?..

– Что как?

– Ну, память ничего не подсказывает?

– Да н-не-ет. Я, да и отец мой, к заводу не имеем никакого отношения. Это завод твоего прадеда – князя Алимбека Алимбекова.

– Он сам строил?

– Не знаю, кто строил. Это целая история, длинная и долгая…

– Ну-ну, Юсупыч! Ты уж расскажи! Да и сыну будет интересно…

– Давно это было, я от Абдурахмана, дяди по материнской линии слышал, наши-то и не помнили. А он на селе старше многих и памятлив был. Многое знал и много рассказывал. Так вот: был дед мой человеком могучим, высоким, складным. Его любили все за честность, прямоту, справедливость. Он ничего, никого не боялся, ни перед кем не кланялся. Его знали и уважали во всем уезде. К нему из других уездов приезжали решать спорные вопросы.

И вот идет он как-то по деревне и видит: впереди парнишка или девчонка – словом, малышка от дороги к дому прутиком гусей загоняет. А на малышку совсем близко тройка несется! Дед ускорил шаг, но беда: тройка лихо скачет, вот-вот задавит ребенка!.. Но тот все же успевает с гусями уйти с дороги. А возчик кнутом стеганул по гусям и, концом кнута зацепив за ногу ребенка, потащил его по дороге… Дед встал посередине дороги, распростер руки и что-то гаркнул так, что лошади на дыбы вскинулись!.. Схватил он под уздцы коренного, выхватил у возчика вожжи и, отобрав кнут, стеганул самого возчика, а заодно и седока, который стал ругаться на Алимбека…

Тот кнут долго висел в доме у твоего прадеда, потом у деда… – пояснил мне отец. – А потом уж перешел к нам. Ты помнишь этот кнут? Он знаменитый. В Москве остался. Жаль, а то и твоему внуку мог бы пригодиться.

Я помнил этот кнут…

– Так вот на этой тройке ехал сам башмаковский губернатор!.. Все бы ничего, но через месяц вызвали Алимбека в Петербург!..

Обратно его ждали больше месяца – не ехал. Перестали ждать. Начали говорить, засадил-де Алимбека губернатор. Пропал человек, в Сибирь сослали!.. А через два месяца вернулся Алимбек в Никольское с правами на Зимитченский сахарный завод, он его высудил у графа Воронцова-Дашкова. Знаешь, тот что имеет дворцы в Крыму, в Алупке? Прадед не терял время даром. Делал свои дела.

Домой Алимбека привез на своей тройке друг его, губернатор Чомбарского уезда. Прадед же был князем, заслуги какие-то имел. Губернатор ехал из Тархан, где Лермонтовкая усадьба, в уездный город Керенск – и завез Алимбека. Твой дед, мой отец Юсуп, сын Алимбека, дружил с детьми губернатора Чомбарского уезда. Кто-то из них подарил моему деду плетеное кресло, якобы в нем сидел Михаил Лермонтов. Может, шутка, кто знает… Дед с удовольствием пользовался им. Даже фотография сохранилась. Старинная. Сидит твой прадед в плетеном кресле, слева, на маленьком столике, лежит кинжал с какими-то ремнями. К столику прислонено ружье с длинным стволом. У ног лежат две породистые собаки, смотрят, как ни странно, прямо на камеру…

Дошли до избы, где жила наша семья, к раннему рассвету. Помню, мама дала мне топленых сливок, деревенских, с коричневыми густыми пенками… И я сразу рухнул в постель. Не помню, как завтракали и что было дальше. Как и что ни говори, более двадцати пяти километров прошли, а мне – пятнадцать.

Мой день колхозника

Проснулся поздно. Пришли двоюродные братья Касим и Камиль, сыновья младшего брата моего отца – Мусы; у отца было шесть братьев. Касим позвал гулять. Мы вышли. Идя по селу, брат вводил меня в курс деревенской жизни. Рассказывал, кто, где живет, кто приехал из Ленинграда; называл имена ребят.

Зашли в правление колхоза. Касим представил меня председателю. Тот вроде даже обрадовался:

– Как зовут?.. Слушай, а что если ты завтра же выйдешь на работу? Касим давно работает! Вот с ним и поедете!

– Как на работу? Куда ехать? А… что делать?..

– Касим запряжет лошадь, поможет загрузить мешки с зерном, – он все знает, и с утра поедете на станцию, в «Заготзерно». А?.. Поедет семь подвод, твоя восьмая.

Я хотел сказать, что предупрежу дома. Он будто догадался:

– Передай отцу, что ты уже при деле. Ну, по рукам, колхозник?!

Утром в шесть часов Касим зашел за мной, и мы пошли вдвоем запрягать лошадей. Да, я не сказал, мать совсем не обрадовалась:

– Ребенок не успел приехать, как его уже запрягли…

Отец ее успокоил:

– В деревнях дети с десяти лет работают. Ничего, он парень крепкий! Ему скоро пятнадцать стукнет… Работать на воздухе – полезно. Пусть едет, Касим с ним. Не пропадет, пускай привыкает…

Пришли на скотный двор. Касим вывел лошадей, показал, как запрягать. Мне досталась пегая. Брат предупредил:

– Она спокойная, для первого раза – в аккурат. Но хочу предупредить, чтоб знал: она норовиста, первой не ходит! Как ни гони, ни стегай, – даже порожняком не идет! А за другой подводой следом – легко. И сколько ни грузи, все тянет, – и заметь, не отстает ни на метр! Хитрая, стерва! Ее «колхозницей» дразнят, за боязнь переработать. В колхозе есть и мужики такие, их так – «пегими» и зовут.

На дровни с передка до последней перекладины Касим навязал нахлестки. Получилось, как сани. Наложили сена – корм лошадям, а на сено по шесть мешков с зерном по пятьдесят килограммов. Мешки, не имея привычки, мы погрузили… не без труда.

Выехали на дорогу. Перед правлением стали ожидать остальных. Вынесли нам овечьи дорожные тулупы, тяжелые, кустарной выделки, с длинными рукавами, воротники намного выше головы. В них мы утонули.

Выстроившись гуськом, тронулись в путь. Было интересно, даже экзотично: проплывают избы, клети, колодцы. А ты сидишь барином и при встречных, здороваясь, щелкаешь кнутом лошадку, так это горделиво – чем не взрослый! Бывалый…