Максуд Ибрагимбеков - В аду повеяло прохладой

• Название: В аду повеяло прохладой
• Автор: Максуд Ибрагимбеков
• Жанр: Русское современное

Новый роман Максуда Ибрагимбекова немедленно вызовет в памяти читателя неповторимую интонацию его такой давней, но такой незабытой прозы – «Кто поедет в Трускавец», «За все хорошее – смерть», «Пусть он останется с нами», «И не было лучше брата»… После долгого отсутствия он возвращается к русскому читателю «хрониками переходного периода», поместив в этот «период» всю трагичную сердцевину ушедшего века и всю жизнь своего героя. Школа, фронт, лагерь военнопленных, французский партизанский отряд командора Клода Вернье, советский лагерь в Тайшете, шафранный совхоз в азербайджанском Амбуране, любовь, реабилитация, французский паспорт… Диапазон чувств – от «Ах, какой это был город!» (о родном Баку) до «Умереть проще всего, но ты на это не надейся». И, конечно, везде и всегда, даже в каждом драматическом эпизоде – фирменный максудовский юмор, его еле заметная усмешка в усы.

---

При сильном желании к недостаткам Баку можно было отнести затруднения с жильем для трудящихся. Даже в частных беседах эти затруднения непременно назывались «временными». Благодаря советской власти многие люди, в большинстве молодые, верили в свое светлое будущее и поэтому размножались беззаботно и с удовольствием, вследствие чего темпы строительства жилья постепенно начали заметно отставать от темпов роста численности населения. В связи с этим были обнародованы планы с конкретными цифрами, в соответствии с которыми в обозримом будущем все нынешнее поколение советских граждан и частично следующее получит благоустроенное, естественно, бесплатное жилье. Но бездомных в городе не было. Нуждающимся семьям регулярно выписывали в райсовете ордера на постоянное жилье. Как правило, каждой семье доставалось по комнате в многокомнатной квартире с общей кухней и одним туалетом. Квартиры предоставлялись с мебелью, посудой и постельными принадлежностями, иногда с детскими игрушками. Так как все это добро изначально было рассчитано на одну семью, то новым обитателям квартиры приходилось кое-что докупать самим – в основном, недостающие кровати, по одной на каждого новосела, и кухонные шкафчики – по числу вселившихся семей.

Хозяев квартир выселяли по ночам. Приходили два-три вооруженных человека в сопровождении управдома и участкового милиционера, производили обыск и через полтора-два часа, выводили людей на улицу, где их ждала машина. Соседи об этом знали, но вопросов не задавали, а утром вели себя, так как будто ничего не произошло.

Сеймуру было десять лет, когда глубокой летней ночью он проснулся от громкого женского плача. Он подбежал к открытому окну и увидел соседей из второго подъезда – доктора Мамедбейли с женой и двумя детьми. Четыре человека в форме помогли им сесть в крытый грузовик, погрузили несколько чемоданов, а затем запрыгнули в кузов сами. Управдом и участковый стояли у ворот до тех пор, пока грузовик не скрылся за углом. После чего, не попрощавшись, пошли в разные стороны.

Сеймур вышел из спальни и увидел своих родителей. Одетые, они сидели за столом и молчали.

Побледневший отец объяснил ему, что доктора арестовали на основании решения народного суда из-за того, что он троцкист и член тайной протурецкой националистической организации. Сеймур уже взрослый мальчик, сказал отец, и должен понимать, что цель врагов народа разрушить Советское государство и навредить всем советским гражданам, в том числе и Сеймуру. Ничего не поделаешь, идет борьба не на жизнь, а на смерть, и об этом всем надо помнить.

Мать обняла Сеймура и повела его к детской. Она плакала.

– А тетя Халида, Намик и Леля тоже враги народа? – спросил Сеймур.

– Нет, конечно. Я думаю, они скоро вернутся.

Прошло еще два месяца, и Сеймур понял, что вернутся они нескоро. В квартиру Мамедбейли вселили две семьи нефтяников – бригадира и рабочего. До этого они жили в общежитии на Биби-Эйбате. Новые соседи трогательно суетились, когда все вместе, взрослые и дети, перетаскивали через весь двор чемоданы и узлы со своим скарбом в предоставленное им жилье. И у них у всех были взволнованные и очень счастливые лица.

Может быть, о семье доктора Мамедбейли и вспоминали, но не вслух. Как-то получилось, но соседи избегали в ежедневных беседах дома или во дворе упоминать их имена, хотя никто этого не запрещал. И так было не только во дворе Сеймура, во всем Баку: люди говорили о чем угодно, но только не о тех, кто на их глазах исчезал и никогда не возвращался. Прошло несколько месяцев, и от ночного происшествия в памяти Сеймура остались туманные обрывки, похожие на странный сон без начала и конца.

Как раз в это время партия и правительство преподнесли городу замечательный подарок, на некоторое время затмивший все другие городские события. Впервые в СССР была построена электрическая железная дорога, и произошло это именно в Баку. В просторном прохладном вагоне на дорогу до их дачи в Амбуране теперь уходило минут сорок. Раньше поездка занимала около трех часов. Извозчик подавал к воротам транспортное средство. В отличие от остальных людей, пассажиров и прохожих, уверенных, что перед ними телега, сам извозчик гордо именовал свое транспортное средство экипажем. Вначале в заднюю часть «экипажа» загружался багаж, после чего семья в полном составе – Сеймур, его родители и кошка Пакиза усаживались на удобные сиденья с поручнями в передней части. И два могучих «першерона» – правнуки племенных лошадей-тяжеловозов, закупленных советской властью во Франции в целях улучшения жизни трудящихся, без видимых усилий везли их через весь Апшеронский полуостров на северное побережье, где находились санатории и дачи.

В то время Сеймур учился на втором курсе самого престижного в Баку Индустриального института, входил в команду яхт-клуба по классической гребле, занимался боксом и был обладателем костюмов из легкой чесучи кремового цвета и двубортного из черного шевиота, а также шести сорочек из белой рубчатой ткани пике, как с отложными, так и с обычными воротниками под галстук и двух пар ботинок, сшитых на заказ в самой лучшей мастерской города, куда отец отвел его и познакомил с мастером своего дела, бывшим холодным сапожником Егановым. Одежду ему выбирали и покупали на свой вкус родители, отец – Рафибейли, известный в республике человек, и мать – София, в девичестве Салам-заде, учительница итальянского языка в Бакинской консерватории. С детства Сеймура баловали, но в одном мать была непреклонна – дважды в неделю она занималась с ним итальянским. Времени это занимало немного, часа полтора, учение давалось мальчику легко, и уже в девять лет он, не заглядывая в либретто, понимал, почему любимая ария герцога причиняет жестокие страдания несчастному Риголетто и его доверчивой дочке. Мать никому не доверяла выбор одежды, и сама покупала в магазине ткань и сама вместе с сыном ходила на все примерки к портному. Регулярно обновляемый гардероб в сочетании с атлетической фигурой и улыбчивым лицом позволяли Сеймуру выглядеть нарядным в любое время года.

Сообщение о вероломном нападении фашистской Германии особого впечатления на бакинцев не произвело. Население было уверено, что Германия еще горько пожалеет, что начала войну с самой могучей страной в мире, коей, несомненно, является Советский Союз, но, зная это, с первого же дня дружно поддержало мероприятия партии и правительства, направленные для надежной защиты от случайного прорыва вражеской авиации на любимый город Баку. О том, что нефтяная столица мира Баку является лакомым куском для любого капиталистического агрессора, все знали давно и гордились, что им выпало счастье жить и работать там, где добывается девяносто процентов нефти, из которой производится горючее для всех моторов, работающих в воздухе, на земле и на море. Поэтому одни бакинцы стали в массовом порядке наклеивать на оконные стекла куски бинтов и марли (делалось это с целью предохранить людей от осколков стекла в случае воздушного налета), а другие, те, что пошустрее, в тесном сотрудничестве с чекистами начали повсеместно устраивать шумные облавы на диверсантов, шпионов и вредителей, число которых с первых же дней войны несоизмеримо увеличилось по сравнению с мирным временем. На всех крышах домов на случай попадания зажигательных бомб стояли бочки с песком и водой, а также были установлены стенды с развешанными щипцами для захвата и обезвреживания зажигательных бомб и другим противопожарным оборудованием. Там же по ночам добровольно дежурили жители домов.

Городские власти испытали кратковременный шок, когда на крыше одного из пятиэтажных зданий по соседству со штабом военного округа было обнаружено полотнище с огромной свастикой. Но все повеселели после того, как оперативники доложили, что это крыша психиатрической больницы. Спустя час выяснилось, что полотнище сшито из восьми простынь, которые утащили из больничной палаты, а на рисование свастики ушло пять бутылок чернил, украденных обитателями больницы из канцелярии. В результате нескольких долгих откровенных бесед оперативников с психопатами установили, что пятеро больных, с началом войны впавших в состоянии еще более глубокой депрессии, решили исключительно по собственной инициативе поместить на крыше плакат со свастикой с целью ввести в заблуждение воздушного фашиста, пожелавшего бы разбомбить психиатрическую больницу. После того как независимая экспертиза подтвердила, что виновные действительно являются неизлечимыми психопатами, больных вернули в больницу, а главврача больницы за проявленную халатность разжаловали в заведующего отделением.

Что же касается немецких специалистов-пивоваров, то доподлинно всем было известно, что они психически здоровы, поэтому никого не удивило, когда всех их уволили. Уволили навсегда и тут же заменили местными, после того как было доказано, что немцы готовились добавить в продукцию пивоваренного завода привезенные из Германии токсичные вещества, что неизбежно привело бы к отравлению подавляющего большинства любителей пива в Баку. Пивоваров и членов их семей больше никто в городе не видел.