Виктор Глумов - Фатум. Сон разума

• Название: Фатум. Сон разума
• Автор: Виктор Глумов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44583-5

У всех людей в душе горит прометеев огонь. У одних — ровно, у других — разгораясь и угасая. Таких большинство, но есть еще и пассионарии. Они способны вдохновением зажечь миллионы, развязать войну, основать новую религию, построить великую державу. Они — двигатель прогресса, стихийный и неудержимый.

Судьба человечества в руках манипуляторов. Никто не знает, люди ли они, никому неведома их цель. Ты — пассионарий, восставший против силы, враждебной человечеству. На тебя ведется охота, ведь больше никто не сможет решить — хаос или порядок, война или мир, перемены или стагнация. Выбор сделан, ты готов идти до конца и слепо веришь в истинность своего пути. За тобой — миллионы. Выстоишь ли ты против Врага, которому тысячи лет?..

---

Остановить!!!

Люди хотят не свободы — хлеба, замешанного на крови. Слишком сильно хотят, сами прыгают во вращающуюся смерть…

Толчок.

Реут очнулся на коленях. Рядом, закатив глаза, лежал Главный — человек, который держал под контролем бога войны, порожденного самими же людьми. Еле хватило сил, чтобы проверить пульс на аорте Главного. Мертв. Реут жил так долго, чтобы научиться хладнокровно удерживать тварь в узде. И не смог…

Срочно надо позвонить Каверину! Тимур Аркадьевич вынул телефон, выругался: связи нет. В голове пусто и звонко. Добрести до выхода!

По скользящим осколкам, вдоль качающихся листьев — на улицу. Оттолкнуть обеспокоенного Силина. Непослушными пальцами нажать на кнопку вызова. Гудки… гудки…

* * *

Стас Кониченко развил бурную деятельность: велел всем вернуться в штаб. На весь Интернет прокричал, что злодеи из «Фатума» забрали Никиту Викторовича Каверина. Выложил в Сеть снятые с камер слежения ролики.

Митинги продолжались, и ответ напрашивался сам собой: нужно поднимать людей.

Копии всех документов, переданных Стасу Кавериным, Конь разослал по новостным агентствам. И занялся организацией акции протеста. Приехавший Михаил Батышев горел негодованием, вдвоем со Стасом они придумали требования: свободу политическому заключенному Каверину, марионеточное правительство — на мыло, руководство «Фатума» — под суд, президента и премьера — на лесоповал. Лозунги здорово попахивали революцией, но Коню до этого дела не было, а бывшему «левому» Михаилу — и подавно.

Стас кинул клич в социальных сетях.

Никита Викторович, конечно, был бы против. Но Никиту Викторовича увезли, и священная обязанность «Щита» — защитить своего лидера.

Вскоре желающих поучаствовать в несанкционированном шествии было уже тридцать тысяч. Конь понимал, что реально придет еще больше: волна бунта захватит всех. Правда, напряжение, висевшее в воздухе последние дни, ослабло, будто кто-то отпустил поводок.

Стаса это не удивило. Нельзя постоянно трястись от избытка энергии, требуется перерыв. Уже закончив приготовления и назначив время и место, он вспомнил, что у Каверина дома мама и братишка, и неплохо было бы их навестить, проследить, чтобы школьник не сунулся в центр.

Оставив штаб на Михаила, Стас поехал на «Парк Победы».

* * *

Старик умер. Я отпустил старика. Я хочу другого человека. Старик рассказывал про меня не очень вкусному человеку. Я слушал. Я много ел вчера, мои силы выросли.

Смута, война — люблю. Кровь — люблю. Крики — люблю. Тихую смерть в постели — не люблю.

Вчера было как мне нравится. Люди бежали, в людей стреляли, люди падали, и другие наступали на них. Я смотрю по сторонам. Сегодня будет не хуже. Я ликую, тянусь ко всем сразу, глажу, а потом отпускаю. Мне нужно сконцентрироваться. Мне нужно стать маленьким.

Я вижу своего человека. Человек в машине. Человек спит не сам. Человека заставили. Я радуюсь. Сейчас я помогу человеку. Он теплый. Он — мой. Я — его. Я тянусь к человеку, я уменьшаюсь, я оборачиваюсь вокруг него, я закрываю его, я забираю его сон.

Сон — плохой.

Человек — хороший.

Я люблю своего человека. Он вкусный. Я дышу им. Человек просыпается. Человек не видит меня. Человек пока не во мне. Человек со мной.

Счастье. Восторг. Полет.

Я лечу, я бью крыльями. Некоторые видят мои крылья. Я вижу машину сверху. В ней — мой человек. Он говорит другим, не моим, но через него — моим, людям:

— Где я? — Голос у человека хриплый. — Что со мной? Кто вы?

— Меня зовут Артем Борисович Борзов. Я друг Тимура Аркадьевича. Вы в безопасности, Никита Викторович, мы едем ко мне домой. Рад, что вы проснулись, я уже собрался искать врача.

— Зачем врача? Я великолепно себя чувствую.

Радуюсь. Человек почувствовал меня. Выше, еще выше. Голоса стихают. Шум стихает. Я вижу весь мир. Он маленький — и большой. Он тянется ко мне через моего человека. Я могу взять его. У меня нет рук. Я могу обнять его. Я могу есть много. Мне вкусно. Мне будет еще лучше. Я становлюсь глазами всех своих людей.

Они вздрагивают, почувствовав меня.

* * *

Японка проснулась в изоляторе, села, спустив ноги с койки. На девушке была голубая пижама. Девушка удивленно рассматривала ее. Потом принялась разглядывать камеру.

Зашел врач — девушка смутно помнила его.

Она даже знала, где находится — в изоляте. И жалела, что не смогла оборвать свою жизнь по примеру Директора Танаки. Врач вежливо поздоровался и обратился к ней с вопросами о самочувствии. Девушка удивилась — она не должна была больше осознавать себя. Но осознавала.

— Мы применили новую методику, — сказал врач. — Вы больше не представляете опасности для общества.

Рука девушки метнулась к голове. Черных, густых волос больше не было. Ее обрили, и голову закрывала повязка. Девушке показалось, что вместе с шевелюрой она утратила часть своей личности. Она стала другой. Слабой. Одинокой. Обычной.

Ничего не отвечая, девушка посмотрела на врача.

Его улыбка потухла. Врач отвел взгляд.

* * *

Толстый голый мужчина сидел перед компьютером и, подергивая правой ногой, просматривал графики. Он играл на бирже и жил этим. Сегодня должен быть удачный день.

Нога застыла. Мужчина задышал часто, шумно, как вытянутый на берег сом. Капля пота сорвалась с носа — дома было жарко. Мужчина еще раз посмотрел на график. Потянулся и выключил монитор. Встал из-за стола; брюхо свесилось, фартуком закрыв срам.

Как же так?

Мужчина схватил телефон и позвонил другу, Джакобу. Джакоб умный, в колледже был первым по математике. Джакоб объяснит, что происходит.

— Что нам делать?! — заорал толстяк, как только друг ответил. — Что нам, мать их, делать?!

— Стреляться, — спокойно, с легким русским акцентом ответил Джакоб. — Экономика накрылась. Мировая экономика накрылась.

Толстяк запустил телефоном в стену, с силой пнул кресло. Не может быть. Сегодня он собирался сделать Мэрил предложение. Сегодня он должен был получить деньги. Как же так? Он разорен, разорен!

Пусть Джакоб стреляется. Он — русский. У него родители в Израиле. Русские — все дурные. А он не покончит с собой.

Пыхтя от натуги и негодования, толстяк оделся, сунул ноги в туфли и отправился в центр города — требовать компенсации у правительства. Он чувствовал, что поступает правильно, что сотни обманутых граждан, тысячи обманутых граждан Соединенных Штатов Америки спешат на митинг. И его место там.

* * *

Я вижу. Люди собираются вместе. Люди идут ко мне. Я тянусь к ним. Я беру у них силу. Мой человек — за ним я слежу отдельно — спорит с другими.

Я играю всеми людьми, но один может быть моим хозяином. Я дам ему долгую жизнь и много сил — заберу у других. Я кормил старика, Главного, он был со мной много лет, но потом не смог удерживать меня. Тогда я ушел, и старик умер — не так, как мне нравится.

— Мне нужно быть в центре, — говорит мой человек. — Поймите, Артем Борисович, я совершенно нормально себя чувствую.

— Тимур Аркадьевич, однако, приказал доставить вас в безопасное место. А я всегда слушаюсь Тимура Аркадьевича.

Мой человек замолкает. Водитель включает радио. Мой человек слушает, я слушаю вместе с ним и сразу вижу. Я сегодня в силе. Я могу видеть все. Это вкусно. Мне нравится.

— …падения фондовых рынков. По всему миру прокатилась волна беспорядков, — говорит радио, — и вооруженных конфликтов. Напряженной остается обстановка в Персидском заливе.

Я вижу их! Я вижу корабли и самолеты! В них люди, они тянутся ко мне, ждут меня. Но я не могу прямо к ним. Я рядом со своим человеком, жду, когда он будет готов.

— …новый конфликт в секторе Газа, — говорит радио.

Я вижу пустыню. Я хорошо знаю это место, как и прошлое. Я часто там. Мне там вкусно. Там много стреляют, это приятно.

— …беспорядки на Кипре, — говорит радио.

Там я тоже часто. Я часто много где. Радио называет места. Я поглядываю туда. Я вижу то, что радио говорит. Индия. Пакистан. Иран. Корея. Еще Корея, другая, и много китайцев. Китай я люблю. Они злятся друг на друга. Я присматриваюсь. Они хотят взорвать большую бомбу. Я помню большую бомбу в Японии. Было очень вкусно. Было много силы. Был хороший человек, не мой — старик не пускал, — но хороший. Хотел его себе, но не смог. Здесь. В России. В Москве. С усами. До сих пор вспоминаю — вкусный. Был бы мой, со мной, жил бы долго, как старик. Но старик меня держал и мало кормил.

Грустно. Я грущу, я становлюсь меньше. Немного подкрепляюсь. Еще немного. Когда мой человек будет готов, будет много вкусной еды. Это я знаю. Я радуюсь снова.

— …президент России отправил правительство в отставку, — удивляется радио.

Глупое радио. Я знаю. Я вижу. Президент — маленький, невкусный. Пожевать и выплюнуть. От любви падаю вниз, в машину, обнимаю со всех сторон своего человека.