Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

• Название: Очерки по истории политических учреждений России
• Автор: Михаил Ковалевский
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-91129-039-1

Тем, кто прочтет предлагаемую книгу, надеюсь, нетрудно будет заметить следующий факт: из восточной деспотии Россия, благодаря реформам Петра Великого, Екатерины и двух первых Александров, становится все более и более европейским государством. И на пути к этому она сперва перенимает учреждения Швеции, Германии, Франции и Англии. Но эта перестройка русского политического строя по иностранным образцам нисколько не помешала сохранению самобытных русских обычаев и институтов; и, правду говоря, законы и регламенты, заимствованные на Западе и привитые к русскому стволу, подверглись сильному воздействию природы последнего. Неудивительно поэтому, если Россия усваивала одну лишь форму, а не дух тех учреждений, которые она копировала. Не этим ли подражанием одной лишь форме нужно объяснить тот факт, что применение европейских учреждений не привело в России к уничтожению остатков неограниченной, деспотической власти, общей всем восточным монархиям? Ибо власть эта в России изменила лишь свою внешность. К единой голове монарха прибавилось сто рук бюрократии, власть которой централизована в единой главе — бюрократии, подобной той, которая была язвой европейского континента в XVII и XVIII веках, — такова современная форма русского правительства.

---

До территориального расширения Московского княжества его правители были лично заинтересованы в поддержании таких обычаев. Необычайная щедрость, с какою богатые и воинственные потомки Ивана Калиты раздавали служилым людям землю и военную добычу, должна была сильно увеличить число их воинов в ущерб соседним князьям. Но позже, когда маленькое Московское государство превратилось в самое большое княжество в России, его великие князья и цари сочли более выгодным считать бунтовщиками всех тех, кто, однажды вступив в их армию, пытался потом ее оставить, с целью получить землю и службу у какого-нибудь другого властелина. В интересной переписке Ивана Грозного с одним из таких бунтовщиков и эмигрантов, известным князем Курбским, мы находим следы этого конфликта между старой теорией свободной военной службы и новой практикой конфискации не только военных бенефиций, но даже наследственного имущества тех, кто уходил в подданство к какому-нибудь новому государю. Курбский настаивает на несправедливости подобного образа действий, тогда как в глазах царя лишь смертная казнь виновного и истребление всего его рода являются достаточным возмездием за такое, по его мнению, бесчестное и изменническое поведение.

Чтобы удержать солдат на своей службе, московский царь принял в то же время ряд мер, направленных к увеличению доходов с пожалованных в качестве бенефиций земель. Наиболее действительные и выдающиеся из этих мер заключались в ограничении права свободных арендаторов переходить на жительство с занятой ими земли на какую-нибудь чужую землю. Это еще не было тем, что мы называем крепостным правом, которое было введено лишь в период более поздний — в царствование первых трех монархов из ныне правящей династии. Это было нечто вроде того прикрепления к земле, которое в императорском Риме превращало свободного, но задолжавшего фермера в колона, то есть человека свободного, но не имевшего права менять место жительства.

Решительным фактором этой эволюции и здесь, как за много веков до того в Риме, явились экономические затруднения. Правительство пользовалось задолженностью фермера, чтобы помешать ему оставить землю, если только не находился какой-либо помещик, который соглашался уплатить его долги, с тем чтобы должник с этого момента переходил на его службу в качестве арендатора или раба. Более богатым дворянам это давало возможность сосредоточить на своих землях наибольшее число действительных земледельцев, и мелкие землевладельцы неоднократно жаловались на вред, причиняемый им подобным положением вещей. Представители военной аристократии находили у московских князей и царей не только решительную поддержку, когда дело шло об обеспечении себя дешевым трудом, но даже склонность порабощать людей, действительно занимавшихся земледелием.

Они были также допущены московскими государями делить с ними честь и труд направления внешней и внутренней политики государства. Не все дворяне могли заседать в частном совете царя или Думе. Эта привилегия давалась лишь известным фамилиям, принадлежавшим либо к высшему слою московского боярства, либо же к некогда правившим династиям из присоединенных княжеств, независимо от того, были ли они по происхождению русскими, литовскими, татарскими или кавказскими. Члены поместного дворянства даже вынуждены были отказаться в пользу иностранных князей от того положения, которое они занимали ранее в общественной иерархии. Так, и Романовы, и Шереметевы должны были уступить первенство Голицыным и Трубецким, Шуйским и Милославским, из которых два первых рода были Гедеминовичи, литовского происхождения, а два последних — Рюриковичи, потомки основателя русского государства.

Только в рядах высшей аристократии выбирали московские государи своих посланников и начальников военной и гражданской администрации — от председателей высших исполнительных и судебных установлений, называвшихся приказами, до окружных и городских воевод. Эти воеводы одновременно являлись и откупщиками всех доходов, которые получались от косвенных налогов и отчасти от судебных штрафов. Этим объясняется, почему они смотрели на свою должность, как на своего рода правильную ренту, и добивались ее у царя, как бенефиции (кормление). Ответственные перед короной за сбор лишь заранее определенной суммы, воеводы имели право весь излишек обращать в свою пользу. Народ горько жаловался на их злоупотребления своей почти неограниченной властью и на недостаток справедливости и милосердия по отношению к тем, кого они судили или кем управляли.

Во главе войска мы находим также одних лишь представителей высшего слоя дворянства, известных под именем бояр. Это, однако, не мешало существованию в их рядах иерархических отличий. Высшие места были заняты думными боярами, следующие — окольничими, то есть теми, кто должен был находиться при особе великого князя, а позже — царя, последние — обыкновенными дворянами, имевшими право заседать в Думе — думными дворянами.

Эти отличия строго соблюдались не только при замещении военных или гражданских должностей, но даже при распределении мест за великокняжеским столом на придворных пирах. Сын какого-нибудь боярина ни за что не соглашался служить под начальством прямого потомка окольничего, ни сидеть за столом ниже его. Чтобы принудить непокорного, князь бывал вынужден прибегнуть к своей власти или, по крайней мере, обещать, что этот случай на будущее время не сможет служить прецедентом. Таков был реальный характер этого пресловутого права сохранять из поколения в поколение то положение, которое было однажды приобретено занятием определенного поста. Оно было известно в XVI и XVII веках под названием местничества.

Мы не будем останавливаться на том громадном вреде, который проистекал из такого рода обычая. Неоднократно местничество являлось истинным препятствием к хорошему управлению, лишая великого князя возможности призвать на службу тех, кого он считал наиболее способными. И лишь в конце XVII века царь Феодор, сын Алексея, третий царь из дома Романовых, положил конец этим смешным претензиям, приказав все относившиеся к этого рода спорам документы сжечь, а генеалогию аристократических фамилий вести впредь на геральдических бумагах.

Мелкое дворянство состояло отчасти из бывших боярских семей, быстро пришедших в упадок и сведенных на низшее положение, благодаря тому, что их прямые предки не занимали высшей должности ни в войске, ни на гражданской службе, отчасти же из обыкновенных военнослужащих; последние были известны под именем дворян, тогда как первые продолжали именоваться детьми боярскими. Те и другие несли службу в рядах войска и получали в виде вознаграждения большее или меньшее количество земли в зависимости от того, сколько людей обещали они вооружить и выставить на поле битвы.

Еще ниже двух этих сословий были писцы или дьяки, которые в сущности и управляли всей административной машиной под начальством бояр, поставленных во главе приказов и воеводств. Значительное число этих дьяков возведено было великими князьями и царями в дворянское достоинство; немногие из них проникали в низшие ряды боярства.

Из этого беглого обзора внутреннего устройства Московского государства можно видеть, что все преимущества власти и богатства были предоставлены одной только военной аристократии.

Что касается третьего сословия, состоявшего из городских и сельских обывателей, то оно пользовалось единственной привилегией — платить налоги, от которых высшие классы были освобождены. Таким образом, можно сказать, что все население великого княжества делилось на два обширных слоя — высший и низший; первый — обязанный государству военной службой, а второй — податями. Между ними мы находим духовенство, очень многочисленное, очень богатое землями и свободное (по крайней мере, члены самого духовенства, если не население их земель) от платежа налогов — прямых и косвенных.

О богатствах, которыми владело последнее сословие, можно судить на основании хотя бы следующих фактов: на территории одного только Московского округа земли духовенства составляли около трети всей годной к обработке поверхности, а в первой половине XVII столетия такие монастыри, как Соловецкий или Кирилло-Белозерский принадлежали к числу крупнейших земельных собственников, которых когда-либо видел свет. Не одно лишь благочестие заставляло наших предков проявлять такую щедрость по отношению к духовенству; к этому их побуждало еще и желание обеспечить хотя бы часть своего имущества от конфискации и освободить его от податей и налогов, а также и от лихоимства гражданских властей. При таком мстительном государе, как Иван Грозный и при гражданской администрации того времени, отличительные свойства которой не составляли ни честность, ни чувство ответственности, для землевладельца самым надежным средством было заложить свою землю в каком-нибудь монастыре и тем самым передать ее в заведывание последнего; ибо в ту эпоху ипотека предоставляла право пользования, чего больше нет в наши дни. Отсутствие денег было второю причиною, заставлявшей земельных собственников продавать или по крайней мере закладывать их имения таким значительным владельцам движимости, какими были русские монастыри XVI и XVII столетий. Заложенные имения нередко переходили в собственность заимодавца, ибо должник не всегда имел возможность выкупить его обратно, благодаря чрезвычайно высокому ссудному проценту.