Иннокентий Соколов - Бог из глины

• Название: Бог из глины
• Автор: Иннокентий Соколов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Аннотация:

Ты слышишь это каждую ночь, когда ложишься спать. Ты слышишь это каждую ночь, когда спишь. Ты слышишь это каждую ночь, когда вскакиваешь в своей постели, прижимая одеяло к груди, пытаясь хоть как-нибудь защитить себя от этого кошмара. Это ночной ветер поет призрачную колыбельную, и луна подпевает ему серебряным голосом. Это существа, замурованные в толстых стенах дома, пытаются разговаривать с тобой. Это неведомый бог, живущий в подвале, зовет каждую ночь к себе. Вскакиваешь с постели, и некоторое время смотришь в темноту, пытаясь судорожно глотнуть, пытаясь пустить воздух в легкие, ослабевшие от крика. Молча стоишь в темноте, вслушиваясь в голоса, которые шепчут тебе о том, что они хотели бы сделать с твоим телом, твоей кровью и плотью. Ты стоишь в темноте и пытаешься услышать знакомые, привычные звуки — тиканье будильника, потрескивание обоев, печальную песню сверчка за окном. Ты почти убеждаешь себя, что слышишь эти звуки, и больше ничего. Это происходит каждую ночь, и это беспокоит тебя. Ты не знаешь, что происходит сейчас с тобой и твоей семьей. Ты ничего не делаешь — просто плывешь по течению, не предпринимая никаких попыток вырваться из этого дома. Ты пока не знаешь, что ожидает тебя — но если бы ты знал, если бы только знал…

---

Он больше не любит ее так, как раньше!!!

Возможно, это стало одной из причин того, что хрупкий карточный домик семейного счастья начал рассыпаться на глазах. Вначале не заладилось у Сергея на работе. Она не знала, что произошло, но однажды муж вернулся раньше обычного, что-то, неразборчиво буркнув вместо приветствия, и молча завалился на диван. Он переживал — Надежда увидела, как нервный тик перекосил лицо мужа. Он уставился в телевизор, но было заметно, что происходящее на экране совсем не интересует его. На все вопросы, Сергей отделывался ничего не значащими междометиями, явно давая понять, чтобы она оставила его в покое. На следующее утро, он остался дома, и уже тогда, Надя сумела сообразить, что у него проблемы.

Вернее у них обоих.

Последующие два года, стали похожи на одну сплошную ссору. Сергей срывался из-за каждого пустяка, и с каждым разом в его глазах вскипали брызги ненависти к самому себе. Время от времени ему удавалось найти более-менее приличный заработок, но все это оказывалось либо разовая подработка, либо новая работа по каким-либо причинам не устраивала мужа, и он, не задумываясь о последствиях, искал только повод, чтобы вновь погрузиться в мягкие чресла дивана.

Надежда заметила, что Сергей все чаще и чаще начал находить утешение в спиртном. Если раньше они вполне могли позволить себе парочку бутылок пива по выходным, то теперь, обычные пол-литра сменились двумя. Сергей притаскивал из магазина пива в пластиковой упаковке, и не вставал из-за стола до тех пор, пока в бутыли оставалась хоть капля. Потом он покачивался, упершись одной рукой в стену, над унитазом, другой пытаясь нащупать пряжку ремня.

После той страшной новогодней ночи, он еще больше замкнулся в себе. Первой, кого увидел Сергей, едва разомкнув глаза в больничной палате, была она — верная супруга. Заметив ее, Сергей скривился, как будто ожидал увидеть кого-то другого.

(Словно после сказочных, чистых грез его окунули в грязь повседневности!)

И даже когда Сергей учился ходить, неловко переставляя костыли, и она бросалась к нему, пытаясь поддержать, — он раздраженно отмахивался, словно нарочно стуча резиновыми набойками. Надежда, чувствуя неловкость, старалась не досаждать ему, но не могла удержаться, чтобы не помочь, каждый раз, когда закованные в гипс ноги мужа, опасно задирались, и его спина как-то вмиг становилась напряженной — еще секунду и он грохнется, разбросав костыли! — но нет, в последний момент, он чудом ухитрялся удержать равновесие, и только тихий стон, пропущенный сквозь стиснутые зубы, был главным свидетелем того, что этому парню действительно худо, черт возьми!!!

Гипс и костыли стали поводом — позже Сергей нашел новое удовольствие в том, чтобы беззаботно проводить время, отрешившись от проблем, что досаждают иногда, после трех ночи, когда ночи без сна — единственное, что сдерживает радость, а в покосившейся тумбочке, день за днем тает пачка банкнот, скрепленных металлической прищепкой.

Это было прошлой зимой — с тех пор утекло много слез. Весь последующий год стал похож на затяжной осенний дождь — такой же монотонный, тоскливый и серый. Они жили этим дождем, и осень подмочила сердца.

Оставаясь одна, Надя подолгу думала о том, что ожидает их. Будущее казалось расплывчатым, словно она пыталась выглянуть в окно, затянутое паутиной — свет с трудом пробивался сквозь мохнатые волокна, а снаружи барабанит осенний дождь, и если провести по стеклу пальцем — он прочертит линии, из которых возможно сложится судьба.

Будущее казалось диковинным блюдом под соусом из слез.

Ее слез…

Вот и теперь она плакала, закрыв глаза руками. Надя стояла перед зеркалом, чувствуя, как осень проникает в душу, заполняя ее ноющей болью. Каждая слезинка оставляла неровный путь не только на щеке, но и в душе, полосуя ее, рассекая на части…

— Надя, Наденька! Что случилось?

Сергей подбежал к ней и обнял сзади, лаская, целуя в шею, пытаясь успокоить. Это было так непохоже на него!

— Что с тобой?

Она замотала головой, не в силах сказать хоть слово, и повернулась к мужу, пряча лицо, прижимаясь к пока еще любимому и родному человеку.

— Сер… Сереженька, все в порядке….

Сергей с сомнением посмотрел на супругу:

— Надь, ну успокойся. Все хорошо. Идем…

Следующие полчаса они провели в молчании на кухне. Сергей, как ни в чем не бывало пил чай, и одновременно читал газету. Заплаканная Надя, тайком вытирала глаза, и, пошмыгивая носом мыла посуду.

(Ну вот и все детка. Порыдали и хватит…)

По своему опыту она знала, что не стоит злить мужа.

Сергей с шумом допил горячий чай (и как он только пьет такой кипяток?), и отставил чашку.

— Надь, если что, я на улице. Пойду, посмотрю, что там на дворе.

Надя безразлично кивнула, продолжая вытирать и без того сухие тарелки…

3. Осенний поцелуй

Сергей вышел во двор, по хозяйски расставив ноги. Некоторое время постоял, вдыхая чистый воздух. Затем крякнул, и не спеша, обошел вокруг дома — последний стоял незыблемо, наполняя уверенностью, словно обещая достаток и уют. Малина за домом разрослась, превратив участок в непроходимые, колючие джунгли, перекрыв проход к старой, ржавой голубятне, так и стоявшей немым, покосившимся укором.

Жданов прошелся по огороду — засохший бурьян, старая, изъеденная садовыми вредителями черешня, останки деревянного сарая.

Летняя кухня, впрочем, была на месте. Сергей скинул крючок, и потянул дверцу. В нос ударил запах кислого теста, старой выпечки. Запах детства…

Он стоял, вдыхая сырость, переживая нахлынувшие воспоминания, неожиданно оказавшиеся такими близкими, нужными…

Летнее солнце освещает кухню, врывается в утро, наполняя сердце радостью. Впереди еще два месяца каникул — это очень много, кажется целая жизнь.

Бабушка жарит картошку на сале, ты вертишься рядом, вдыхая фантастический запах, глотая слюну. На улице уже застелен старенькой клеенкой стол. Расставлены тарелки и вилки, салат порезан.

Они садятся за стол, дедушка чинно разливает по стаканам молоко, отрезав кончик бумажного треугольного пакета.

Невероятно вкусно!

Вы обедаете втроем, под звуки поющих птиц, и впереди еще множество приятных теплых деньков.

Эти сладкие воспоминания — дни и ночи давно ушедшего детства.

Сергей вздохнул и вышел из кухни, шагнул из теплого лета в сумрачную осень…

Усадьба была небольшой — если верить документам два десятка соток, на которых уместились и дом, и маленький фруктовый сад, от которого впрочем, мало что осталось, и воистину непроходимые заросли малины — сейчас они были похожи на огромные мотки ржавой колючей проволоки, которую кто-то неряшливо скрутил в некоторое подобие бухт, затем, очевидно разочаровавшись, оставил, так как есть — капли вчерашнего дождя стекали с пожелтевших стеблей, что так и норовили выскочить за запретную черту ограничивающей малинник грязновато-серой тесьмы, натянутой на покосившиеся железные колья.

От дома, мимо малинника вела мощеная плиткой тропинка. Сами плиты глядели в разные стороны — Сергей дал себе слово перемостить разбегающуюся тропинку, чтобы не пришлось спотыкаться, например, спасаясь от дождя. Он пошел по ней, как в детстве, не поднимая глаз — наступая на серые квадраты. Шаг, еще один…

Он уткнулся в старый покосившийся сарай. Три дверцы — одна бывший туалет, во второй некое подобие душа, и третья крайняя — в ней томился разный хлам, начиная от проржавевшей велосипедной рамы и заканчивая рулоном растрескавшегося рубероида. Не говоря уже про останки сетки-рабицы, полусгнивший брус, и прочее, что имеет свойство собираться внутри каждого себя уважающего сарая.

Сергей развернулся — дом стоял насупившись. Словно старик, который вечно что-то бубнит под нос.

Теперь летняя кухня оказалась справа. Слева шумел осенний ветер, путаясь в останках деревьев. Дорожка уходила из-под ног, протянувшись к самому дому, словно приглашая сделать первый шаг. Желтая листва укрыла землю поминальным саваном, и сырость вчерашнего дождя была прекрасным дополнением к этой незамысловатой картине осени.

Сергей потянул носом — где-то жгли осенние листья, и запах дыма придал особый оттенок мыслям и воспоминания, насытил их осенью, погрузил в нее. И в этот миг, что-то неуловимо изменилось. Неяркое осеннее солнце спряталось за тучами, и в глазах потемнело. Черная громада дома притягивала взгляд. Дом словно приближался, становился больше. Он надвигался всей своей каменной тушей, опасно поблескивая зрачками окон, хмурясь трещинами стен, потемневший шифер вздыбился — дом недовольно ворчал, плюясь крошками штукатурки и мела, подрагивая от гнева.

(Убирайтесь отсюда, покуда не поздно!!!)

Сергей отступил. На миг ему стало страшно, но затем страх ушел, сменился злостью.