Николай Дежнев - Принцип неопределенности

• Название: Принцип неопределенности
• Автор: Николай Дежнев
• Издательство: ТЕРРА — Книжный клуб
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-275-02033-5

Николай Дежнев (Попов) — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях часто граничит с философией и мистикой.

«Принцип неопределенности» — третья книга трилогии (первая — роман «В концертном исполнении», издавался в России, США, Франции, Германии, Испании, Голландии, Норвегии, Бразилии, Израиле и Сербии, вторая — роман «Год бродячей собаки», изданный в России). В них рассказывается о судьбах трех молодых людей, каждый из которых идет своей дорогой.

В романе «Принцип неопределенности», как и в двух других, автор предлагает свою собственную концепцию устройства мира. Подчас она много интересней той реальности, в которой все мы живем. Эта книга не оставит никого равнодушным.

Всего одна цитата: «Только любовь делает человека человеком, а ее отсутствие приводит к появлению в мире зла! Когда душа черствеет и утрачивает способность сопереживать, тогда-то оно и входит в жизнь. Случается это незаметно, но можно не сомневаться — зло уже здесь, рядом, и долго ждать себя не заставит…»

---

Женщина села, зал зааплодировал. «Идиоты, — думал Серпухин, удерживая на лице мягкую улыбку, — какой дурак придумал этот текст, руки бы ему оторвать! Послушать тетку, получается, что радужные примочки отучают людей думать, хотя в принципе так оно и есть. Но зачем же об этом орать на каждом перекрестке?»

Вслух сказал:

— Спасибо вам, Марья Авдотьевна, за то, что не побоялись поделиться с нами самым сокровенным! Может быть, еще кто-то решится привлечь к своим проблемам внимание? Вижу, на галерке тянется рука, дайте, пожалуйста, микрофон!

Опять кто-то родственничка своего подсунул, понял Серпухин, когда из кресла во весь рост поднялся здоровый красномордый мужчина. Мало им платят, решили еще подзаработать! Голос у мужика был глухой, поэтому понять, что он там бубнит, оказалось непросто. Разобрать можно было только отдельные слова:

— Я, эта… — гудел подставной малый, — не знал смысла жизни… Движение радужного счастья… не пью, вернулся в семью… играю в оркестре на балалайке…

— Спасибо вам за ваш доходчивый рассказ, — почел за благо остановить его Серпухин.

Он знал по опыту, что, если этого не сделать, непьющего балалаечника занесет в такие дебри, из которых потом трудно будет выбраться. «Хорошо бы напоследок добавить немного эротики», — прикидывал Мокей, настороженно оглядывая своих сторонников. Сексапильная девица в третьем ряду явно готова устроить небольшой душевный стриптиз, но в усердии своем легко могла переборщить. Серпухин прекрасно помнил, как в Нарьян-Маре на сцену, по недосмотру охраны, выскочила местная кошелка и, скинув с себя всю одежду, еще долго настаивала на демонстрации того, что она почерпнула из радужного учения. Ладно, решил Мокей, на сегодня достаточно, пора прикрывать лавочку.

По мановению его руки заиграла тихая, стилизованная под восточную музыка, и люди начали покорно закрывать глаза и, раскачиваясь, впадать в легкий транс. Зал постепенно погрузился в темноту, и только одинокая белоснежная фигура осталась стоять на краю сцены в ярком пятне прожектора.

Из динамиков звучал убаюкивающий голос, Великий Мокей говорил протяжным речитативом:

— Я думаю о вас, люди Земли! Ваши желания уже существуют во Вселенной, надо лишь научиться превращать их в реальность. Вы, дети радужного счастья, станете хозяевами собственной судьбы, обретете здоровье и благополучие, вам во всем будет сопутствовать удача. Я, Великий Мокей, программирую ваше подсознание на успех!..

«Черт подери, забыл сказать про семинар по воскрешению мертвых! — недовольно кривился Серпухин, направляясь усталой походкой в кабинет директора концертного зала. — Ну да не дети, сами все разузнают. По телевизору еще не раз объявят, в Еженедельнике радужного счастья напечатают». Сопровождавшим его телохранителям небрежно бросил, чтобы поклонниц, если прорвутся, гнали взашей и никого к нему не пускали. Слишком долго, а именно весь день, ждал он того момента, когда можно будет выйти из роли и расслабиться.

Притворив за собой дверь, Серпухин направился к книжной полке, где держал запас коньяка. Выпил, словно у стойки бара, не присаживаясь, плеснул в стакан новую порцию и, почувствовав пробежавшую по телу волну, опустился в большое, покойное кресло. Полулежал в нем, устало закрыв глаза и ни о чем не думая. В такие минуты ему казалось, что жизнь закончилась, и он лишь по инерции дожигает ее последние деньки, кривляется, словно дикарь у собственного погребального костра. Что гнало его, заставляя раз за разом выходить на сцену, Серпухин не знал. Впрочем, это не очень-то его и волновало.

Какая разница, когда все так бездумно живут, а большинство ему еще и завидует. Нет в том его вины, что мир людей лапидарен и незамысловат. Не удивляло Мокея и отсутствие мыслей о будущем, которое, ухмылялся он, отличается от прошлого лишь тем, что ему еще только предстоит пройти…

Убаюкивающе жужжал под потолком кондиционер, Серпухин уже начал погружаться в дрему, как вдруг дверь приоткрылась, и в кабинет разлапистой походкой клоуна вошел Шепетуха. Мокей слышал его шлепающие по паркету шаги, но ничем этого не выдал и глаз открыть не пожелал.

Увидев, что гуру отдыхает, Семен Аркадьевич замер в нерешительности.

— Мокей, слышь, Мокей… — произнес он почти робко, — ты сегодня, я тебе скажу, превзошел себя!

Никакой реакции на эти его слова не последовало. Шепетуха скроил недовольную гримасу, но продолжал:

— Эти, которые политические деятели, от удовольствия писали спиралькой! Жаждут с тобой поговорить. Как думаешь, взять с них вперед и наличными? Я этих ребят знаю, потом могут и не заплатить… — Поскольку и на этот раз ответом ему было молчание, генеральный секретарь изменил тон на откровенно просительный. — Пойдем, а? Я их по соседству у администратора оставил…

Лицо Великого Мокея сморщилось, словно от зубной боли, он открыл глаза:

— А, это ты, Семен! Шел бы отсюда, дал мне отдохнуть…

— А думские деятели, — растерялся Шепетуха, — с ними-то как?..

— А никак! — Серпухин сладко потянулся. — Гони их в шею, больше будут уважать. Скажи, занят гуру, общается с высшими силами…

— Ксафонов тебя не поймет! — покачал головой Семен Аркадьевич. — Там такие люди, их каждый день по телевизору показывают…

— А я уже насмотрелся, — хмыкнул Мокей, — меня, как и всю страну, от их самодовольных рож тошнит! А Ксафона от моего имени пошли… Ты знаешь, куда послать! Знаешь?.. Вот и действуй! А потом, сделай одолжение, изловчись и дай самому себе хорошего пинка под зад!

На цвета бетона лысине Шепетухи выступили мелкие капельки пота. Он промокнул их носовым платком.

— Ты вот что, Мокей, ты особенно-то не заносись! Мы, как-никак, партнеры…

На лице Серпухина не дрогнул ни один мускул.

— Тамбовский волк тебе партнер! — произнес он холодно, презрительно кривя губы. — С сегодняшнего дня, Сема, ты у меня шестеришь на процентах. Н-ну, чего глазенками лупаешь, иди исполняй!..

Подождав, пока согбенная спина генерального секретаря исчезнет за дверью, Серпухин поднялся на ноги и пошел снимать грим и переодеваться. Вымыл голову, высушил волосы феном. Забрал длинные пряди в хвостик на затылке. В зеркале отразилось бледное лицо с мешками под глазами, однако собственный вид Мокея никоим образом не огорчил. С некоторых пор в нем поселилось безразличие ко всему на свете и к себе. Люди и события перестали вызывать в его душе отклик, он как бы признавал их существование, но не более того. Пил, ел, говорил, но лишь в силу привычки. Так должен чувствовать себя уставший от жизни старик, покорно ожидающий, когда смерть наконец сподобится вычеркнуть его имя из списка живущих.

Натянув тонкий свитер и джинсы, Серпухин вернулся в кабинет. Как всегда после выступления, надо было выждать часа полтора, пока разойдется большинство поклонниц и служба безопасности сможет усадить его в поджидавший у подъезда автомобиль. Впрочем, он никуда и не спешил. Со стаканом в руке Мокей подошел к окну и отодвинул в сторону занавеску. Грозивший близкими дождями Гидрометеоцентр ошибался: осень стояла на редкость сухая. По ночам на ясное небо высыпали во множестве звезды. Казалось, это заслуга людей, день за днем вымаливающих у природы еще немного прощального тепла. Пусто было на душе у Мокея, пусто и тоскливо…

Дверь скрипнула. Серпухин не обернулся. Ничто новое уже не могло войти в его жизнь. Голос Крыси показался ему чужим и далеким:

— Здравствуй, это я!

Он ее не ждал. Видеть не хотел. Все происходившее не по его воле вызывало у Мокея приступ слепого раздражения, скрывать которое он не считал нужным. Злоба вспыхивала пожаром, разом захватывала все его существо. А тут еще и интуиция подсказывала, что ничего хорошего от появления Крыси ему ждать не стоит.

— Зачем ты пришла?

— Мне надо с тобой поговорить!

Он отлично знал эту ее интонацию. Вроде бы все как всегда, но в голосе начинала звучать жесткая, отдающая железом нотка. Она появлялась у Крыси, когда та принимала решение, от которого уже не отступала ни на йоту.

— Оставим разговор до дома…

Если, конечно, этим словом можно назвать выкупленный у Алиски за бешеные деньги пентхаус. Его полупустые со светлыми стенами пространства вызывали у Мокея непроходящее ощущение холода. Крысе мысль не понравилась:

— Пойдем, как бывало, посидим в нашем ресторанчике, выпьем вина…

Серпухин повернулся, посмотрел на замершую у дверей девушку:

— Я устал.

На лице мадемуазель Брыськи появилась ироничная улыбка.

— В таком случае присядь, разговор будет долгим…

— Ты сегодня удивительно заботлива! — усмехнулся Серпухин, но с места не сдвинулся. — Уж не собралась ли меня бросить?..

Он играл, он ее провоцировал, но сердце вдруг до боли сжалось, и к горлу подкатил комок. Мокей тяжело сглотнул, но уже в следующее мгновение овладел собой. Жестом безмерно утомленного человека провел по лицу ладонью: