Генри Мортон - Шотландия: Путешествия по Британии

• Название: Шотландия: Путешествия по Британии
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-35499-3

Шотландию для мира открыли два великих уроженца этих мест — поэт Роберт Бернс и романист Вальтер Скотт, а повторное «открытие» Шотландии состоялось уже в XX столетии — и в немалой степени заслуга этого «открытия» принадлежит Генри Волламу Мортону. В Шотландии Мортон побывал дважды; и если первая поездка была во многом «поверхностной», то во второй раз путешественник попытался сполна проникнуться шотландским духом — и это ему удалось. Всюду, куда бы ни приводила дорога или горная тропа, Генри Мортон осматривался по сторонам с неподдельным и благожелательным интересом, какого, казалось бы, трудно ожидать от англичанина в Шотландии, с интересом, который сумел передать в своих книгах и которому последние немало обязаны своей непреходящей популярностью.

---

Горцы, не хуже других, способны наслаждаться выпивкой в кругу друзей; но, хотя виски занимает в их жизни довольно большое место, запойное пьянство крайне редко в Хайленде. Существует даже народная поговорка, осуждающая тех, кто приходит на встречу с друзьями исключительно с целью напиться. Знаменитый Фингал, который, к слову сказать, перенес свои жизненные принципы в триады, утверждал, что хуже некуда, если человек с утра пьет курми[11]. Мисг, «смесь» — ныне произносится как «мейсг» — обозначает состояние опьянения, вызываемое одурманивающим эффектом, которое достигается при смешивании различных алкогольных напитков. Некий джентльмен, приехавший из Лайрга в графстве Росшир, уверял меня, будто в его родном приходе живет только один безнадежный пьяница. Точно так же и житель Лаггана в графстве Инвернессшир рассказывал, что среди его земляков был всего один человек, злоупотреблявший спиртными напитками. Как правило, такие люди оправдывают свои извращенные вкусы вынужденным одиночеством: якобы, они не могут найти себе товарищей. Горцы редко собираются на пирушку, но когда уж это случается, то веселятся от души. Оплачиваются подобные мероприятия в складчину, для чего пускают по кругу чей-нибудь берет. Надо признать, что в тех нечастых случаях, когда горцы собираются выпить вместе, эти посиделки затягиваются надолго — иногда на несколько дней и ночей… Известна такая история. Как-то раз лэрд Ассинта собирался ехать в Данробин. Он уже садился на своего жеребца, когда его остановил местный кузнец. Оба они — и кузнец, и лэрд (как и Макнаб, как, впрочем, и все истинные горцы) — не видели ничего зазорного в том, чтобы принять приглашение-ghob и промочить горло на дорожку. Так сказать, поднять прощальный кубок, опрокинуть стаканчик, выпить на посошок — называйте как хотите, ибо для этого действа имеется множество названий, и все они верны. Итак, приятели вошли в дом, и кузнец тут же потребовал большой кувшин виски — емкость, в которую помещалось не меньше двух галлонов. Наверняка, ему хотелось продемонстрировать лэрду, что он не допустит, чтобы недостаток спиртного испортил расставание друзей. «Таким образом, — говорит Дональд, — они продолжали сидеть, выпивать и беседовать о всякой всячине. И чем дольше они говорили, тем больше всплывало тем для обсуждения. Лишь на четвертый день кузнец вспомнил о своей мастерской, а лэрд — о поездке».

Эту историю я почерпнул из книги Джеймса Логана «Шотландские гэлы» и, полагаю, она заслуживает внимания каждого шотландского студента, посещающего Мод. Традиция «сборищ» живет в душе у всякого горца: чем больше он пьет — подобно кузнецу и лэрду, — тем больше говорит и тем больше находит тем для разговора!

Англичане, у которых трактир всегда располагался на ближайшей лужайке за углом, в этом отношении очень отличаются от шотландских горцев: тем-то, чтобы посидеть в достойной компании, приходилось преодолевать горные кручи. Наверное, поэтому любую шотландскую вечеринку (независимо от того, где именно пьют горцы — в Лондоне, Париже или Нью-Йорке) отличает особая, я бы даже сказал, исключительная атмосфера. В поведении гуляк ощущается некая поспешность и мрачная решимость — будто им, чтобы собраться, пришлось преодолеть неимоверные трудности, и будто впереди маячит скорое расставание… возможно, навсегда. И в самом ближайшем будущем их ждет такое же длительное и трудное путешествие.

Никто не спешит оканчивать вечеринку, изыскиваются всяческие поводы для ее продления. Тот же бедолага, кто рискнет первым покинуть компанию, столкнется со стеной ледяного осуждения — а как еще прикажете относиться к предателю боевого братства? Постепенно всеми овладевает состояние лихорадочного возбуждения, подогреваемое ожиданием скорого конца — тут и желание его оттянуть, и боль от предстоящего расставания. Даже выпивая в лондонском пабе, где за окном проносится поток автомобилей, горцы ощущают себя сидящими в маленькой хижине, затерявшейся среди горных перевалов. И нежелание покидать вечеринку сродни тому чувству, какое должен испытывать человек, собирающийся с духом, чтобы оставить теплое местечко у очага и выйти в зимнюю вьюгу.

Джеймс Логан — на мой взгляд, самый честный и добросовестный исследователь традиций хайлендерского застолья — рассказывает, как все происходило в прежние времена. Любой гость, оказавшийся за столом хозяина-горца, поступал в распоряжение бах-лавала, то есть виночерпия. Тот для начала подносил огромную порцию виски («uisge beatha», или «чудесной воды», как его здесь называли) в фамильном кубке. После того как гость справится с этой задачей, ему немедленно вручали рог с элем емкостью не меньше кварты, который также требовалось осушить до дна — если, конечно, вы не желаете обидеть хозяев.

Вам это ничего не напоминает? Как насчет непременного стаканчика эля, которым любой шотландец запивает рюмку спиртного?

Тем, кто желает самостоятельно (и всесторонне) познакомиться с культурой пития в Шотландии, надо обязательно побывать на Моде и непременно заглянуть в тамошние бары. Мне за мою жизнь довелось наблюдать, как напиваются люди различной национальности, и должен сказать: никто не держится при этом с таким добродушием и тактом, как шотландские горцы.

Поздно вечером я сидел в гостиной отеля. Кроме меня здесь были две пожилые леди: каждая из них сидела в своем углу и листала какой-то журнальчик. Вдруг дверь с шумом распахнулась, и на пороге появилась весьма примечательная парочка. Судя по всему, перед тем они обмывали то ли успех, то ли неудачу на конкурсе — причем с такой самоотдачей, что сейчас буквально ног под собой не чуяли. Один из вошедших представлял собой тип состарившегося Фальстафа с круглым лицом и пухлыми младенческими коленками. Второй, напротив, был худощавого телосложения, с рыжеватыми волосами. Они вошли медленно, бережно поддерживая друг друга. Толстяк озирал зал полуприкрытыми глазами, в то время как его приятель сосредоточенно таращился, пытаясь сфокусировать взгляд. Очевидно, мы им показались невидимыми, поскольку здоровяк разочарованно вздохнул и констатировал:

— Никого нет.

Мужчины уселись за столик и продолжали сидеть в полном молчании. Я начал испытывать смутное беспокойство: что-то сейчас произойдет? У нас в Англии подобную парочку сразу бы взяли на заметку и в случае какого-либо конфликта немедленно выставили за дверь. Здесь, однако, практиковалось куда более терпимое отношение к клиентам. Подобная стадия подпития трактовалась как «чуток перебрал» и ни у кого не вызывала опасений.

В этот миг одна из пожилых леди перелистнула страницу и привлекла внимание приятелей: глаза их вспыхнули нездоровым блеском. Им требовалась аудитория! Чудесным образом они прозрели и обнаружили, что в зале кроме них находятся еще люди. Моя скромная персона их не заинтересовала, они поднялись и, нетвердо держась на ногах, устремились к дамам. Те взирали на них с удивленным, но тем не менее терпеливо-благожелательным видом. Толстяк первым достиг цели и обратился к старушке с такой речью:

— Вы слышали, как я пел сегодня? Не слышали?! о, мадам, вы многое потеряли. Я был просто великолепен. Исполнял вот эту песню…

На мгновение здоровяк застыл на месте (в тот момент он больше всего напоминал исполинскую статую мамонта в зеленом пледе). Стоял, опираясь на суковатую палку и в задумчивости облизывая губы. Затем запел неожиданно высоким надтреснутым голосом.

— Вам нравится песня? Там говорится…

Он зажмурился, прижав свою лапищу к сердцу, и продекламировал:

— Твои глаза подобны маленьким звездам, что сияют над Сгурр-на-Ута, твои волосы темны и легки, как воды Лох-Беорайда… Так оно и есть, мадам. Да-да…

Пожилая леди милостиво улыбнулась. Думаю, прошло уж много лет с тех пор, как мужчина делал ей комплименты.

— Я спою вам еще раз.

И, забыв об остальном мире, он снова запел свою серенаду маленькой чопорной старушке. Толстяк пел с такой подкупающей искренностью, что вовсе не казался смешным. Наконец он закончил. Лицо его приняло трагическое выражение. Он склонился к своей слушательнице и дрожащим голосом пожаловался:

— И я проиграл! Можете себе представить?

— О, мне так жаль! — сочувственно улыбнулась маленькая шотландская старушка.

— Вы правда мне сочувствуете? — серьезно спросил толстяк. Затем, видимо, уверовав в ее искренность, он смахнул невидимую слезу с глаз, наклонился — настолько осторожно, насколько это было возможно в его состоянии — и бережно пожал старушке руку. В этот миг он, очевидно, вспомнил о своем приятеле. Он выпрямился и огляделся. Увидел, что его друг что-то проникновенно декламирует второй даме, и мгновенно позабыл о собственном горе. В его сонных голубых глазах вспыхнул озорной огонек. Толстяк вдруг превратился в огромного проказливого мальчишку! Оставив старушку и дальше прозябать в углу, он поскакал вприпрыжку к своему приятелю.