Виктория Платова - 8–9–8

• Название: 8–9–8
• Автор: Виктория Платова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050517-3, 978-5-271 -19758-1, 978-5-17-050518-0, 978-5-271-19759-8

Почему девушки, которых ты по-настоящему любишь или хотел бы полюбить, бесследно исчезают в самый неподходящий момент? Исчезают, даже не сказав тебе «прощай», а ведь ты — неплохой парень. Милый, внимательный и все такое. Ты мог бы составить счастье любой — так почему же они уходят, стоит тебе полюбить? Все дело в тебе или в твоем прошлом? Или в том страшном человеке, о существовании которого ты всегда хотел забыть, но который все еще стоит у тебя за спиной…

Издано в авторской редакции.

---

На этом сходство с магазинчиком Габриеля заканчивается и начинаются разночтения.

Книжная вотчина с ее допотопными полками выглядит архаичной и патриархальной, здесь же все слепит стальным блеском, отсылающим к начинке космических кораблей. Дерева не так много, зато полно металла. Металлические столы, вытяжки, холодильники, плиты. Металлическая утварь. Целая коллекция ножей разной величины.

Странно, но здесь, в эпицентре, в месте рождения, запахи не столь явственны. Они стараются не шуметь, не бузить и ходят на цыпочках в присутствии строгой, но справедливой матери и только о том и мечтают, чтобы поскорее выскользнуть за дверь.

Мать, конечно же, Снежная Мика.

Она стоит спиной к Габриелю, у разделочного стола. В руке ее (может быть, в трех, пяти руках) мелькает нож, рядом высится гора зелени и уже очищенных овощей, и еще что-то, с розоватым оттенком. Очевидно, мясо.

Все конфорки на плите заняты кастрюлями с булькающей в них жидкостью — большими и поменьше. Дверца духовки распахнута, в ней стоит гусятница.

Предметы и вещи (продукты и сама Мика не являются исключением) выглядят реально, и в то же время Габриелю кажется, что он попал в абсолютно инфернальный мир. Если что-то не так, то что именно?

Все слишком большое…

Или нет: будь Габриель маленьким мальчиком и попади он на такую кухню… Или нет: вот было бы здорово, если бы он был маленьким мальчиком, а эта прекрасная женщина была его матерью и готовила ему еду — пальчики оближешь, сплошные вкусности. Он бы остался здесь навсегда и только то бы и делал, что вдыхал запахи — прекрасной еды и прекрасной женщины. И, с замиранием сердца, стягивал что-нибудь со стола, морковку или кочерыжку, и тут же получал ласковый подзатыльник.

Наверное, Рекуэрда мечтает о том же, но ему нужны совсем не подзатыльники.

И отчего это Габриель подумал о Рекуэрде?

Рекуэрда влюблен в Снежную Мику, ей не больше тридцати, она русская, живет здесь не так давно и потому никак не может быть матерью Габриеля. И никогда не отвесит ему подзатыльник за украденную морковку, а следовательно, никогда не обнимет его. Не прижмет к груди крепко-крепко.

Но кем бы не являлась Мика на самом деле, чьей-то возлюбленной, чьей-то потенциальной матерью или просто кухонной богиней с шестью руками, чищеная морковка всегда останется морковкой. Габриель видит одну такую и сейчас, она лежит на краю стола, в стороне от остальных морковок, томатов, цветной капусты и салатных листьев.

Искушение велико.

Но даже если бы он было гораздо меньшим, Габриель все равно поддался бы ему.

Десять шагов по направлению к столу, еще секунда уходит на то, чтобы протянуть руку к заветному овощу, хотя до финального аккорда дело не доходит: Снежная Мика вздрагивает, услышав шорох за спиной, и спрашивает о чем-то, еще не обернувшись. Поскольку вопрос был задан не на испанском, а, что вероятнее, на русском, Габриель не понимает его смысла и улавливает лишь имя — «Саша».

— Здесь Габриель, — говорит и Мика наконец поворачивается к нему.

— Габриель, да. Я думала, это Александр.

— А это Габриель.

— Привет, Габриель.

— Привет. Я знаю, вы не любите, когда вас беспокоят. — Легкая досада на лице Мики не может не волновать Габриеля. — Просто как раз сегодня дверь оказалась открытой. Я не устоял и зашел. Я поступил неправильно, знаю.

— Вы поступили нормально.

— Можно мне взять вон ту морковку?

Просьба — глупее не придумаешь, но именно она стирает досаду с лица русской. Теперь Мика улыбается (вполне искренне, как кажется Габриелю).

— Берите, конечно.

— Я вас отвлекаю, да?

— Само собой разумеется.

— Не обращайте на меня внимания, сейчас я съем свою морковку и уйду.

Мика кивает головой и снова возвращается к резке овощей, а Габриель принимается хрустеть рыжим, недавно очищенным корнеплодом, все больше и больше втягиваясь в созерцание кухонной богини. Он видел ее среди книг и сигар, видел на улице с велосипедом, видел у порога ресторана с корзиной волшебной зелени. И нигде она не выглядела так естественно, как здесь. Так волнующе. Габриель понимает и принимает это, он готов признать ее самой восхитительной женщиной планеты и готов смотреть на ее лицо вечно, но…

лишь для того, чтобы найти в ней черты той, кого он оставил в patio.

Он влюблен?

Влюблен?

Мозг и сердце пo-прежнему молчат, и ни одной сходной черты не обнаруживается. Он знал это и раньше.

— Она всегда была такой? — неожиданно для самого себя спрашивает Габриель у Мики.

Нож в ее руках, на секунду замерев, принимается стучать по поверхности стола с удвоенной силой.

— Она всегда была такой? Она… всегда молчала?

— Нет. — Мика даже не смотрит на него. — Не всегда.

— Раньше все было по-другому?

— По-другому. Она была очень живой. Даже чрезмерно живой. А потом все изменилось. После… неважно, после чего.

— Какая-то трагическая история, да? — В душе Габриель проклинает свою бесцеремонность, но остановиться уже не может.

— Само собой разумеется.

Фраза выглядит несколько циничной, она не соответствует ни вопросу Габриеля, ни печальному голосу Мики. «Ni que decir tiene» — должно быть, курс углубленного испанского с преподавателем за 55 евро в час оказался усвоенным не до конца, часть пути ей пришлось пройти самостоятельно. «Ni que decir tiene» — должно быть, Мика нашла ее в разговорнике или в одном из фразеологических словарей и посчитала универсальной. Что, впрочем, так и есть: не слишком много на свете вещей, которые не подпадали бы под определение «само собой разумеется».

— Это случилось в России?

— В России, но могло случиться где угодно. И с кем угодно, не только с ней. Несчастная любовь. Вот как это называется, Габриель.

Мика говорит о несчастной любви, но выражение лица у нее такое, как будто она только что раздавила гадину. Мокрицу, червя.

— О, я знаю, что такое несчастная любовь, — кивает головой Габриель.

Наконец-то она бросила нож на стол. Металл проскрежетал по металлу, и звук получился крайне неприятным, его не смягчили даже салатные листы.

— Само собой разумеется, все знают, что такое несчастная любовь! На самом деле они только думают, что знают. Иногда несчастная любовь делает тебя страшным человеком, делает монстром. Заставляет совершать поступки, о которых ты и помыслить не мог. Некоторые переживают это, и себя в этом, и даже без видимых потерь. А другие так и не могут пережить.

— Она тоже… совершила что-то такое, что нельзя пережить?

— Нет. Она хорошая девочка.

Лучше отступиться от этой темы, тем более что у Габриеля никогда не было несчастной любви. Но и в словах Мики нет ничего нового. Нет ничего такого, о чем бы он не прочел в сотне книг. Но одно дело — равнодушные черные строчки, отпечатанные с таких же равнодушных диапозитивов, и совсем другое — скорбное и одновременно негодующее лицо молодой женщины.

— Ничего не может измениться? Она не может измениться? — сочувственно спрашивает Габриель.

— Лучше пусть все остается так, как есть.

Такого ответа он не ожидал. Снежная Мика виделась ему любящей и преданной сестрой. Еще в свой первый визит в «Фидель и Че» она произнесла программную речь о близких людях, как же это выглядело? Ага, «родные всегда принимают посильное участие в судьбе друг друга» и еще что-то типа «моя сестра, она мне очень помогает». И еще что-то типа «того, кто мог помочь по-настоящему, давно нет в живых». Интересно, каким образом ей помогает вечно молчащая и почти прикованная к своему плетеному креслу Васко? Редкие дежурства у кофеварки помощью не назовешь, и то правда — того, кто мог помочь по-настоящему, давно нет в живых. Таинственный «тот, кто» и есть безответная любовь? Нет-нет, добровольного и всесильного помощника Мика не стала бы давить как гадину. Мокрицу, червя.

— «Пусть все остается как есть», я не ослышался?

— Не было бы хуже.

По мнению Габриеля, пустые глаза, пялящиеся на стену с плющом, и есть «хуже», но он не станет озвучивать свое мнение Мике.

— Мне очень жаль. Мне хотелось бы помочь.

Напрасно он сказал это. Морковка съедена без остатка, и у него больше нет повода задерживаться на кухне. Сейчас Мика влепит ему «того, кто мог помочь по-настоящему, давно нет в живых», и это станет логическим завершением их недолгой беседы.

Но вместо этого Мика вполне благосклонно замечает:

— Вы добрый. Спасибо вам.

— Добрый? Не знаю…

— Здесь много добрых людей.

Вот проклятье, лучше бы она оставалась скорбной и негодующей, чем такой вот простодушной! Простодушие идет Мике, как святоше пистолет.

— Ваш друг, например. Он тоже — добрый и внимательный человек.

— Мой друг? — недоумевает Габриель.