Виктория Платова - 8–9–8

• Название: 8–9–8
• Автор: Виктория Платова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050517-3, 978-5-271 -19758-1, 978-5-17-050518-0, 978-5-271-19759-8

Почему девушки, которых ты по-настоящему любишь или хотел бы полюбить, бесследно исчезают в самый неподходящий момент? Исчезают, даже не сказав тебе «прощай», а ведь ты — неплохой парень. Милый, внимательный и все такое. Ты мог бы составить счастье любой — так почему же они уходят, стоит тебе полюбить? Все дело в тебе или в твоем прошлом? Или в том страшном человеке, о существовании которого ты всегда хотел забыть, но который все еще стоит у тебя за спиной…

Издано в авторской редакции.

---

Влюблен?

Ответ отрицательный.

Габриель хорошо помнит, что происходило с ним, когда на горизонте появлялась девушка, достойная любви: он желал ее. И постоянно хотел заниматься с ней сексом; не в меру

возбужденные мозг и сердце вели себя при этом как старые сводники. Как школьные друзья, решившие устроить мальчишник и пригласившие самых бесстыжих шлюх, —

тем не менее достойных любви.

Габриель не желает Васко. Хотеть ее — все равно что хотеть резиновую куклу, имея под рукой парочку бесстыжих, на все готовых шлюх, конек которых — умопомрачительно глубокий blowjob, и почему он оперирует именно этим англизированным термином? В телевизионных программах про животных и про то, как спасают животных (они — то немногое из TV-потока, что изредка попадает в поле зрения Габриеля), blowjob точно не встречался. Он слышал о blowjob от Фэл? — только не от Фэл, за двадцать лет их знакомства и интенсивной переписки Фэл ни разу не была уличена в пошлости. Тогда каким образом слово появилось в его лексиконе?

Неизвестно.

А Васко даже с резиновой куклой не сравнишь, из-за отсутствия в ее теле важных функциональных отверстий. Габриель до сих пор думает именно так. И о том, что плоть Васко — не что иное, как пластмасса, целлулоид и крашеный гипс, он думает тоже. Разговор с Микой на кухне ничего не изменил и не приоткрыл завесу тайны. Единственное, что Мика нашла нужным сказать о Васко, — «она хорошая девочка». Но то же самое говорила о своей кукле Пилар и Таня Салседо:

она хорошая девочка.

От Мики правды не добьешься, времени на правду у нее просто нет: она слишком занята. Слишком занята, чтобы выслушивать его истории длиною в двадцать лет. Про котенка, но в большей степени про Птицелова. Габриелю кажется, что история с Птицеловом не испугала бы Мику: она почти не расстается с ножами для разделки мяса и с ножами для чистки рыбы; для того чтобы справиться с овощами, тоже необходимы ножи. Ножи были и в арсенале Птицелова; вернее, ножи упоминались — ими делались надрезы на коже жертв; они же, за некоторыми исключениями, служили причиной смерти (в этом месте Габриель периода весны, лета и осени обычно опускает заслонку, Птицелову сквозь нее не прорваться). За двадцать лет инстинкт самосохранения у Габриеля развился до последней возможности, и он шастает по зловонному и ужасающему болоту, которое представляет собой дневник Птицелова, вполне себе бодрячком. С кочки на кочку, с кочки на кочку.

я

она

кожа

трогать

волосы

волос

рот

блузка

пятно

дышу

не дышит

паук

ноготь

капает

стекает

глаз

синий

красный

аккуратно

надрез

всегда

Обычные слова, каких миллион, и кочки из них получаются безопасными, приятной округлости. Они запросто выдерживают вес Габриеля. Они могли бы выдержать и вес вооруженной ножами Мики, но Мика слишком, слишком занята. Толстяк Рекуэрда — тот обязательно бы провалился, он весит примерно столько же, сколько Мика и Габриель вместе взятые плюс порционные паэлья, гаспачо и ножи из кухонной коллекции. Или — сколько Габриель и Ким плюс фотоаппарат со сменными объективами. Или — сколько Габриель и Ван плюс сундучок с маджонгом.

В том, что Рекуэрда провалится в испускающую болотный газ преисподнюю Птицелова, нет большой беды: он, как полицейский, привык копаться в отбросах, в человеческом дерьме. Но и Рекуэрда слишком, слишком занят, у него хватает времени и сил только на Снежную Мику. Тот вечер, что они провели за обстоятельной беседой в ресторане, можно считать исключением из правил, а за игрой в маджонг не особенно и поговоришь. И потом: Габриелю хотелось бы избежать лишних вопросов, которые с легкостью трансформируются в допросы, едва Рекуэрда поймет, что все, рассказанное Габриелем, случилось когда-то на самом деле. Рекуэрда начнет допытываться, почему Габриель так долго молчал, тем самым потрафляя серийному убийце; почему не отнес дневник в полицию, почему не забил тревогу раньше. Он обвинит Габриеля в укрывательстве, а заодно вспомнит и о несчастной судьбе своей пропавшей сестры, даром что она никогда не была слепой, не была Роми Шнайдер и синхронной переводчицей с румынского — и исчезла спустя, как минимум, десять лет после написания дневника. В этом случае косых взглядов со стороны толстяка не избежать, он не станет слушать Габриеля, а протрубит свое обычное ха-да-да! и конфискует дневник в качестве вещественного доказательства.

Лучше было бы сразу отдать его ублюдку Пепе.

Ким и Ван — азиаты, что тоже не мешает им быть занятыми делом. Точек соприкосновения с ними немного, разве что Ким изредка позволяет себе обсудить с Габриелем концепцию очередного фоторепортажа, так или иначе отображающего кухонную жизнь Снежной Мики и будни «Троицкого моста». В последнее время Ким выглядит грустнее обычного, это связано с исполненными недоумения и пессимизма сигналами работодателей из Сеула: вместо поэтических зарисовок Города Ким потчует их какой-то гастрономической туфтой, они недовольны. К тому же Мика, запечатленная на пленке, не обладает и сотой долей того обаяния, какое присуще ей в действительности, секрет альпийских лугов в багажнике ее велосипеда расшифровке не поддается.

Ван отстоит от Габриеля еще дальше, чем Ким. Он ни с кем особенно не разговаривает и лишь приветливо улыбается при встрече: примерно так же улыбался Мао Цзэдун с двух десятков плакатов, составляющих целый раздел в альбоме «Агитационное искусство Китая». Габриель тщетно пытался продать этот альбом на протяжении двух лет, даже скидка в тридцать процентов никого не прельстила. Теперь он подумывает о пятидесяти. Но и такая существенная и где-то оскорбительная уценка никак не отразится на Великом Кормчем, он будет улыбаться по-прежнему, ведь китайцы улыбаются всегда, Ван — не исключение. Эта его бутафорская улыбка, — такая же плоская, как и лицо, как любая из страниц «Агитационного искусства Китая», — делает общение невозможным. А самого Вана превращает в бумажного клона Мао, только без традиционных красных петлиц на кителе и без кепки со звездой. Клон может быть вырезан из чего угодно, включая листки из дневника Птицелова, — те, на Которых доминируют слова «надрез», «красный» и «пятно». Те, на которых доверчивость слепой девушки оказалась наказанной самым жестоким, бесчеловечным образом.

Бедняга Габриель, он чересчур зависит от своего воображения: сначала он вызвал к жизни несравненную Чус Портильо и ее поездки в Валенсию, затем — преподавателя по испанскому за 55 евро в час, теперь пришел черед Вана, почему-то оказавшегося бумажным. Отныне Габриель так и называет его про себя: «бумажный Ван». А апеллировать к бумаге можно лишь в том случае, если ты писатель.

Но Габриель не писатель.

Исхода из этого апелляции к Васко выглядят предпочтительнее. Она, по крайней мере, объемна. Такое себе 3D-изображение человека (сравнения с манекеном 3D-проекция не отменяет) — Васко, Васко, Габриель возвращается к Васко, снова и снова. Он не влюблен в нее, ему больше не хочется спеть ей песенку и прижать к груди. И вечно стоять под плющом в надежде, что она рано или поздно обратит на него внимание, Габриель не намерен. Тогда зачем тратить время на манекен, на его острую, но абсолютно бесполезную красоту?

В отличие от всех остальных и частично от Габриеля времени у Васко навалом. Ничем не заполненные утренние часы в кресле-качалке, еще более длинные дневные; о вечерах и ночах Васко Габриелю неизвестно ничего, но вряд ли они так уж кардинально отличаются от утра и дня.

* * *

Теперь и не вспомнить, когда именно Габриелю пришла в голову мысль, распугавшая все остальные мысли; одно достоверно — мысль эта не выглядела рыбой на манер ситцевой оранды и цихлиды-попугая. Скорее, она была похожа на водоросли, целую колонию водорослей. Совершенно безобидные на первый взгляд, они таят в себе опасность, горе тому, кто по неосторожности запутается в них. Гибкие и эластичные, но в то же время крепкие, они моментально обхватывают незащищенные части тела, стреножат по рукам и ногам. Инстинктивное сопротивление и желание избавиться от пут лишь усугубляет дело. Габриель и сам не заметил, как оказался заложником колонии, и каждая из самых маленьких ее составляющих подает ему внятный сигнал:

«Расскажи о дневнике».

Спустя непродолжительное время сигнал трансформируется и звучит примерно следующим образом: «Расскажи ей дневник».

«Ей» — значит Васко. Не обремененному никакими отношениями, праздному существу.

«Рассказать дневник» — значит рассказать историю Птицелова и его жертв и навсегда избавиться от нее. От той печальной зависимости, которая разъедает душу и отравляет жизнь в зимние месяцы. Но может неожиданно дать знать о себе и в другое время года — если Габриель не будет осмотрителен.