Шарлотта Йондж - Наследник имения Редклиф. Том второй

• Название: Наследник имения Редклиф. Том второй
• Автор: Шарлотта Йондж
• Жанр: Классическая проза

Йондж, Шарлотта Мэри

(Charlotte Mary Yonge)

(1823–1901).

— английская писательница, род. в 1823 г., автор 160 сочинений. Давно практически не публикуется. Но сами англоязычные читатели с удовольствием отсканировали 71 роман Йондж (См. Проект Гутенберг). Фамилия писательницы писалась и пишется по-русски «многовариантно»: Мисс Юнг, Йонг, Янг.

Очень молодой выступила на литературное поприще и издала большое число исторических и тенденциозно-религиозных романов, не лишенных теплоты и задушевности. Наиболее известные из них: «The Heir of Redclyffe», «Heartsease», «Dynevor Terrace», «The Daisy Chain», «The Young Stepmother», «Hopes and Fears», «The Clever Women of the Family», «The trial», «The Prince and the Page», «The Chaplet of pearls». Часть прибыли от продажи своих романов Й. отдала на различные благотворительные учреждения. Умерла в 1901 г.

---

— Мнѣ кажется, что ты сегодня счастливѣе даже, чѣмъ былъ въ Рэдклифѣ, послѣ бури, — замѣтила Эмми.

— Еще бы! Тогда мнѣ только блеснуло утѣшеніе, это былъ, такъ сказать, первый лучъ моего настоящаго блаженства. Эмми! Эмми! Богъ осыпалъ меня такимъ благомъ, о которомъ я и мечтать не смѣлъ. Мнѣ не подъ силу такое полное счастіе, тѣмъ болѣе что я недостоинъ его. Право, ужь не послалъ ли мнѣ его Господь, какъ испытаніе.

Слова мужа тронули Эмми до глубины сердца. Она не могла уже спать и лежа все думала.

— Да, — говорила она мысленно: — Гэй можетъ быть, правъ: на землѣ полнаго счастія не существуетъ, а у насъ съ нимъ до сихъ поръ еще горя не было….

ГЛАВА XVII

Въ эту ночь совершился кризисъ горячки у Филиппа. Онъ былъ дотого слабъ, что не только поднять головы, но даже пошевелиться не былъ въ состояніи, и говорилъ не иначе какъ шепотомъ; но жаръ и бредъ прекратились и сильная его натура видимо помогала выздоровленію. Съ каждымъ днемъ больной дѣлался крѣпче, много сналъ и просыпаясь чувствовалъ себя очень хорошо. Первой его заботой было попросить Гэя, увѣдомить поскорѣе полковника Дэна о его болѣзни, потому что срокъ его отпуска давно уже прекратился. О Гольуэлѣ онъ не умомянулъ ни слова, вслѣдствіе чего Эмми продолжала утѣшаться надеждою, что все высказанное Филиппомъ въ горячкѣ было пустымъ бредомъ. Послѣ кризиса больной сдѣлался необыкновенно привѣтливъ; онъ теперь какъ ребенокъ повиновался Гэю, совсѣмъ иначе принималъ его услуги. Онъ постепенно тревожился за Гэя, боясь, чтобы тотъ не слишкомъ себя утомилъ, ухаживая за нимъ. Однажды вечеромъ, Гэй, сидя въ комнатѣ больнаго, писалъ какое-то письмо. Филиппъ лежалъ тутъ же на постели и повидимому спалъ.

— Вы пишете въ Гольуэль? спросилъ онъ вдругъ, открывая глаза.

— Да, — отвѣчалъ Гэй:- я пишу къ Шарлоттѣ; письмо пойдетъ завтра утромъ, не хотите ли что ей передать?

— Нѣтъ, ничего! отвѣчалъ больной и слегка вздохнулъ. Скажите правду, Гэй, — началъ онъ, помолчапъ немного:- говорилъ я что нибудь въ бреду о Лорѣ?

— Да, говорили, — сказалъ Гэй, и положилъ перо на столъ.

— Я такъ и думалъ, но ничего не помню теперь; неужели я многое высказалъ?

— Напротивъ, васъ можно было съ трудомъ понять. Вы бредили больше по-итальянски и все поминали Стэйльгурстъ. О Лорѣ вы заговорили въ первый разъ наканунѣ кризиса.

— Теперь всполнилъ. Значитъ, я проговорился, и вы все узнали. Мнѣ больно одно, что теперь всѣ на нее нападутъ, а она, бѣдная, такъ сильно разсчитывала на мое молчаніе.

Филиппъ умолкъ; но по всему лицу его было замѣтно, что онъ сильно взволнованъ. Гэй началъ ласкать его и кротко уговаривать.

— Я долженъ вамъ объяснить все дѣло, Гэй, сказалъ больной, успокоившись немного. — Не осуждайте Лоры! Это случилось три года тому назадъ, когда вы только-что поселились въ Гольуэлѣ. Я былъ первымъ другомъ ея. Мнѣ показалось….. что? объ этомъ говорить не буду, но вышло такъ, что я долженъ былъ посовътовать Лорѣ быть осторожнѣе. Я ошибся, правда: опасность, грозившая ей, по моему мнѣнію, оказалась ложной. Но по этому случаю у насъ завязался откровенный разговоръ съ Лорой, я выдалъ себя, свою любовь къ ней, и опомнился тогда, когда уже было поздно. Мы были оба молоды, увлеклись и объяснились, сами того не замѣчая. Конечно, скрывать этого не слѣдовало, но подумайте, что бы вышло, если бы мы не скрыли своей любви? Мнѣ запретили бы ѣздить къ Эдмонотонамъ, и если бы даже современемъ насъ и простили, чего бы мы не выстрадали до сихъ поръ! Богъ знаетъ, что бы еще случилось. Ахъ, Гэй! продолжалъ онъ дрожащимъ голосомъ: хоть бы вы мнѣ сказали, что пишутъ изъ Гольуэля! Какъ переносла Лора извѣстіе о моей болѣзни?

— Мистриссъ Эдмонстонъ писала къ Эмми, отвѣчалъ Гэй:- тотчасъ по полученіи извѣстія о вашей болѣзни, но объ Лорѣ она ничего не поминала.

— У Лоры характера много, она все вынесетъ молча, но я бы желалъ все-таки знать, какъ она себя чувствовала въ послѣднее время, узнавъ, что я болѣнъ? тетушка ничего не пишетъ объ этомъ?

— Ровно ничего. Хотите, я спрошу ея письмо у Эмми?

— Не нужно, не ходите; я кончу то, что хотѣлъ вамъ разсказать. Мы съ Лорой не помолвлены, нѣтъ, мы только объяснились въ любви и я просилъ ее сохранить это втайнѣ. Сознаюсь, до сихъ поръ я обманывалъ себя, воображая, что Лора свободна, что я ее не связалъ даннымъ словомъ; но, стоя лицомъ къ лицу со смертью, я понялъ свою ошибку, принялъ твердое намѣреніе исправить'ъ ее. Я открою самъ тайну, сниму съ Лоры обѣтъ молчанія, такъ сильно ея тяготившій. Я хотѣлъ-было подождать, когда меня произведутъ въ слѣдующій чинъ, чтобы имѣть болѣе права просить ея руки; но теперь напишу къ ея отцу, какъ только окрѣпну немного, и признаюсь во всемъ. Боюсь одного, чтобы тяжесть его гнѣва не обрушилась на одну Лору.

— Развѣ вы не знаете, какой онъ добрый и какъ скоро у него проходить сердце? — возразилъ Гэй.

— Пусть онъ покрайней на виноватаго сердится, а не на Лору. Вы говорили мнѣ, кажется, что она похудѣла и упала духомъ.

— Зачѣмъ вы не дома! Эмми утѣшила бы ее и успокоила, — тоскливо замѣтилъ Филкппъ.

— Мы уѣдемъ, лишь только вы окрѣпнете, ласково говорилъ Гэй. — Поѣзжайте къ намъ, въ Рэдклифъ, мистеръ Эдмонстонъ долго сердиться не въ состояніи; какъ только его гнѣвъ остынетъ, вы тотчасъ явитесь къ нему и получите прощеіне.

— Я готовъ все выстрадать, лишь бы спасти ее, со вздохомъ отвѣчалъ Филиппъ. — Боже мой! сколько препятствій къ нашему браку. Вы не знаете, Гэй, что такое бѣдность: вѣдь это преграда къ счастію, помѣха всему….

— Перестаньте говорить, вы очень утомлены, — сказалъ Гэй: — замѣтивъ, что нервное раздраженіе Филиппа увеличивается. — Вамъ нужно стараться поскорѣе оправиться и уѣхать съ нами домой. Не приходите въ отчаяніе, дѣло ваше еще не проиграно, мы съ Эмми рѣшили, что часть состоянія ея достанется Лорѣ и Шарлоттѣ; впрочемъ, теперь нечего объ этомъ толковать, вы ужъ черезчуръ много говорите сегодня.

Филиппъ былъ дотого слабъ, что не могъ ясно сообразить, что именно такое сказалъ ему Гэй; но слова его: дѣло ваше еще не проиграно очень его успокоили; онъ замолчалъ, повернулся и закрылъ глаза. Гэй побѣжалъ къ женѣ:- Эмми, сказалъ онъ ей грустно, — я все узналъ: то, что мы думали о Лорѣ, - справедливо.

— Теперь я вижу, что Чарльзъ умнѣе всѣхъ насъ! воскликнула Эмма.

— А что? Развѣ онъ что-нибудь подозрѣвалъ? съ изумленіемъ спросилъ Гэй.

— Не знаю, но братъ часто говорилъ, что Лора умна не но лѣтамъ, что рано или поздно природа возьметъ свое и что сестра, какъ онъ выразился, выкинетъ какую-нибудь штуку. Филиппъ, значитъ, во всемъ тебѣ признался? сказала Эмми.

— Да, дорого ему стоило признаніе, но онъ открыто, благородно высказался. Онъ собирается даже написать объ этомъ твоему отцу.

— Такъ это правда? Какъ мама будетъ огорчена! воскликнула Эмми. — Не думаю, чтобы имъ позволили жениться. Бѣдная Лора! Каково ей было слушать все, что говорилось у насъ о Филиппѣ. И онъ-то хорошъ! еще позволяетъ себѣ другихъ учить и осуждать. Это ужасно!

— Бѣдность заставляетъ человѣка рѣшиться на то, на что онъ никогда бы не рѣшился при другихъ обстоятельствахъ, — задумчиво сказалъ Гэй.

— Не извиняй его, мой милый, — возразила Эмми. Не грѣхъ ли ему было сдѣлать Лору несчастной и заставить ее рѣшиться на такую непозволительную вещь. Бѣдная моя сестра! немудрено, если она была сама не своя. Нѣтъ, я рѣшительно не могу простить Филиппа, заключила Эмми со слезами на глазахъ.

— Ты простишь ему все, когда увидишь, какъ онъ перемѣнился и постарѣлъ, — замѣтилъ Гэй. — Его узнать нельзя, я увѣренъ, что его лицо тебя поразитъ, когда ты завтра пойдешь къ нему съ визитомъ. Докторъ говоритъ, что теперь его болѣзнь не прилипчива.

— Я все время буду думать о Лорѣ, глядя на него, — сказала Эмми.

— Да, тяжело было бы ей смотрѣть теперь на Филиппа. Однако, Эмми, что жъ ты думаешь сдѣлать, если я перевезу его къ намъ въ Рэдклифъ? Ты съ нами останешься или отправишься въ Гольуэль, утешать Лору? спросилъ Гэй.

— Я поѣду отъ тебя тогда только, когда ты меня прогонишь, — возразила Эмми. Но какъ же ты собираешься привезти къ себѣ больнаго гостя, когда мы еще не знаемъ, есть ли крыша на нашемъ домѣ или нѣтъ? Кстати о больномъ: что онъ теперь дѣлаетъ?

— Онъ большую часть дня спитъ, отвѣчалъ Гэй.

— Не мѣшало бы и тебѣ хорошенько выспаться, вѣдь ты 2-хъ часовъ не заснулъ послѣ безсонной ночи, нѣжно замѣтила Эмми.

— Я начинаю думать, что сна не существуетъ, шутя сказалъ Гэй. Я очень хорошо обхожусь безъ него.

— Ты такъ думаешь? По Шэнъ никогда не нашелъ бы твоей головы прекрасной съ этими багровыми пятнами подъ глазами. Похожъ ли ты теперь на сэръ Галахода? Нѣтъ, мой другъ, поди лягъ, я тебѣ почитаю что нибудь, можетъ ты и заснешь.

— Пойдемъ лучше погуляемъ, возразилъ Гэй: — тіенерь такъ прохладно, хорошо.

Во время прогулки, они вдвоемъ обсудили очень серьезно положеніе Лоры и Филиппа, и рѣшились употребить всѣ усилія, чтобы отвратить отъ нихъ гнѣвъ отца, примирить обоихъ со всей семьей и помочь имъ существеннымъ образомъ, пока Филиппъ будетъ подвергнутъ неизбѣжному остракизму. Эмми тревожилась болѣе всего за мать, зная, что ея нѣжное, любящее сордце съ трудомъ перенесетъ обманъ своего любимца Филиппа.