Евгений Аллард - Призраки прошлого

• Название: Призраки прошлого
• Автор: Евгений Аллард
• Жанр: Роман

Когда к Олегу Верстовскому приходит домой немолодая женщина с просьбой разобраться со случаями полтергейста в её доме, он совершенно не удивляется этому. За несколько лет работы в журнале «Паранормальные новости» ему много раз приходилось заниматься расследованиями, связанными с потусторонними силами.

Соблазнившись возможностью хорошо провести время, Олег решает принять приглашение гостьи и приезжает в тихий приморский городок, расположенный на берегу залива со старинным маяком. Но в первый же день обнаружив на берегу труп известного актёра, понимает, что отдохнуть ему не удастся.

Любопытство репортёра, страстное желание, во что бы то ни стало докопаться до истины, делает Олега главным действующим лицом таинственных, порой смертельно опасных событий. Сводит лицом к лицу не только с сильными мира сего, но и посланцами Ада. Что, в конце концов, заставляет задуматься, стоило ли вообще вмешиваться, если за успешное решение всех загадок придётся заплатить собственной жизнью?

---

— Стоп! Молодцы, — с большим сожалением услышал я голос Верхоланцева.

Милана сошла со сцены и присела за мой столик, поправляя причёску.

— Ну как? — спросила она. — Понравилось?

— Потрясающе, — сказал я совершенно искренне. — Обожаю ваш голос. Вы могли бы в Ла Скала петь.

— Спасибо за комплимент, — почему-то с грустью сказала она.

Рядом возник Верхоланцев, исподлобья оглядев меня, он пробурчал:

— Ну, неплохо, неплохо получилось. Сейчас будем сцену репетировать. Милана, иди, переоденься. И грим поправь. Олег, сценарий читай.

Когда Милана ушла, он проводил её взглядом, плюхнулся за столик, и снисходительно осмотрев меня, спросил:

— Нравится тебе Милана?

— Да, она здорово поёт, — сказал я.

— Поёт, — протянул он насмешливо. — А что ты на неё так смотришь, будто готов её в постель утащить прямо со сцены? — сказал он, конечно, гораздо грубее, в его голосе я услышал раздражённые нотки.

— И что? — не понял я. — Она очень красивая женщина. Я просто играл, как вы сказали.

— Игрок тоже мне. Из тебя игрок, как из говна пуля. Слушай, Верстовский, — изрёк он, наклонившись ко мне, хватаясь за пуговицу на моем пиджаке. — Ты тупой или валенком прикидываешься? Наивный чукотский юноша. Милана — моя жена. Если узнаю, что ты с ней шуры-муры крутишь, яйца тебе оторву. Понял?

— Понял, — ответил я твердо. — Мне даже в голову не приходило…

— Хватит врать, — зло оборвал меня Верхоланцев. — Пойди вон до того молодого человека за столиком, в очках и наушниках, и погляди в монитор на свою физиономию. Давай, сценарий читай. Сорок вторая страница.

Он встал, аккуратно задвинул стул и, бросив на меня злобный взгляд, ушёл. Я уткнулся в сценарий, но сосредоточиться никак не мог. Я вспомнил о запонке, которую нашёл в гардеробной Верхоланцева. А что если Северцев позволил себе «шуры-муры» с Миланой? Это мотив. Верхоланцев так стремился прикормить меня, ставку мне выбил почти звёздную. Я случайно узнал, что пятьсот баксов за съёмочный день получают малоизвестные, но профессиональные артисты с большим стажем, но никак не журналист. Тем более, Верхоланцев такая крупная величина, что актёры сами готовы заплатить, лишь бы сняться у него. Он сделал это, потому что жаждет узнать, не нашёл ли я улики, которые изобличали бы его, как убийцу. Мне стало не по себе. Если Верхоланцев расправился с Северцевым, звездой первой величины, то уж, что говорить обо мне?

— Олег, здесь нельзя курить, — услышал я голос Лифшица.

Я непонимающе воззрился на него, с трудом переходя от своих мыслей к реальности.

— Затушите сигарету, — повторил он.

Я, наконец, понял, что он сказал, скомкал окурок и оглянулся в поисках мусорной корзины, но ничего не нашёл, а кидать на пол в студии, мне не хотелось. Я начал бродить между столиками, вышел в коридор в поисках сортира. Увидев стилизованное изображение мужика, хотел открыть дверь, и вдруг услышал голос Верхоланцева, идущий из комнаты напротив:

— Все нормально, Давид. Все нормально.

— Дима, не забывай, ты мне сильно задолжал, — послышался голос Розенштейна. — Ты говорил с ним на эту тему?

— Нет пока. Поговорю.

— Что значит — поговорю? — раздражённо бросил Розенштейн. — Ты должен был с самого начала ему это сказать! Без этого наша сделка не действительна! Запомни! А если он откажется, дальше платить ему будешь из своего кармана! После того, как Северцев коньки отбросил, я горю, как свеча. Ты это понимаешь?

— Кто же виноват, что он преставился? А, Давид? — поинтересовался ядовито Верхоланцев.

— Никто не виноват, — зло буркнул продюсер. — Ох, Дима, мне ещё надо с ментами дело уладить. Господи Иисусе, как мне все это надоело.

Послышался скрип открываемой двери, и я шмыгнул в туалет. О ком говорили продюсером с режиссёром? Наверняка, обо мне. Интересно, и в чем это таком я должен участвовать? Значит, Розенштейн согласился платить мне такую ставку неспроста. И мне придётся отработать её. Очень надеюсь, что не в борделе. Я вернулся на площадку, уже поменяли освещение, передвинули камеру к одному из столиков. Милана переоделась в другое платье — блестящее, обтягивающее её прелести, как змеиная кожа. Надо просто быть педиком, чтобы не хотеть эту женщину. Я сел за столик, как было нужно по сценарию.

— Так, Милана, все то же самое, что с Северцевым, — сказал Верхоланцев, возникнув рядом. — А ты, итальянский мачо, сыграешь нам на балалайке, — произнёс он с издёвкой, обращаясь ко мне.

Я удивлённо воззрился на него, не понимая, что он хотел сказать.

— Что уставился? — пробурчал Верхоланцев. — Тебе, Верстовский, не итальянских мафиози играть, а быдло с сохой. Соберись.

Тоже мне Отелло хренов. Будто я давал ему повод. Специально затащу Милану в постель, чтобы стареющему индюку было, за что меня ревновать.

Милана вышла из служебного помещения, села за мой столик. Закурив тонкую сигарету, хорошо поставленным голосом спросила:

— Франко, когда ты, наконец, оставишь нас в покое?

— Никогда, — ответил я. — Малышка, что ты нашла в этом ублюдке?

— Не смей говорить о нем так! Ты его мизинца не стоишь! Он лучше тебя во всем. Талантливый пианист и честный, порядочный человек!

— Я тоже талантливый, — усмехнувшись, сказал я. — Никто в Чикаго, может быть, во всех Штатах, не умеет так артистично вскрывать сейфы. И раньше тебя устраивала моя нечестность. Я грабил банки только ради тебя. Я мог в любой момент завязать. Мне ведь многого не нужно. Ты знаешь. Но тебе нравилось находить утром букет свежих орхидей и вазочку со свежей клубникой. Даже зимой. Ты сможешь обойтись без этого? — спросил я насмешливо, откидываясь на спинку кресла. — А также без финтифлюшек с бриллиантами, изумрудами, рубинами, шикарного Кадиллака и дорогого белья?

— Обойдусь, — спокойно сказала Милана. — Франко, я больше не люблю тебя. Ты должен это понять. Я не кукла, не вещь, которой ты можешь безраздельно владеть. У меня есть чувства, душа, наконец. Ты должен с этим считаться.

— У меня тоже есть чувства и душа, — проронил я, взял Милану за руку и стал нежно целовать её тонкие, нервные пальцы, что не предусматривалось в сценарии. — Я люблю тебя так, как никто никогда не будет любить, — добавил я, с печалью взглянув на неё.

Милана чуть заметно растерялась от моей отсебятины, но быстро нашлась, в её глазах зажёгся неподдельный интерес ко мне.

— Если ты меня по-прежнему любишь, то отпустишь, — сказала она по сценарию.

— Никогда в жизни! Я его пристрелю.

— Даже, если ты его убьёшь, не сможешь вернуть меня! — произнесла Милана свой текст. — И закончишь свою жизнь на электрическом стуле!

— Белла, ты бы с удовольствием посмотрела бы, как меня на нем поджаривают? А?

— Я этого не говорила.

— Но представила. В твоей любви ко мне всегда был элемент садизма. Тебе нравилось меня мучить. До смерти.

— Стоп! — крикнул Верхоланцев.

Я встал из-за столика и мрачно проговорил, делая вид, что смущён:

— Извините меня за самодеятельность. Этого больше не повторится.

— Дурак ты, Верстовский, — проговорил главреж снисходительно. — Именно так и будем снимать. Кирилл, приготовься, — обратился он к оператору. — Повторить сможешь? — спросил он уже меня.

Я кивнул, вновь сел за столик, возле Миланы суетились гримёры, поправляя ей грим взмахами больших кистей. Я не понимал, зачем это делать, она выглядела сногсшибательной. Я объяснялся в любви на глазах её мужа-режиссёра, мысленно заключив себя и Милану в цилиндр с зеркальными стенами, в которых отражались только мои чувства. И ощущал необыкновенную лёгкость и гармонию. Мы повторили весь диалог, я дошёл до слов любви, взял её руку и опять стал нежно целовать.

— Стоп! — заорал Верхоланцев, заставив меня вздрогнуть. — Откуда посторонние на съёмочной площадке! Немедленно убирайтесь!

В дверях нарисовалось двое рослых, широкоплечих молодцов в сопровождении Розенштейна, выглядевшим на их фоне карликом.

— В чем дело, Давид? — удивился Верхоланцев.

— Мельгунов приехал. Быстро все организуй для съёмок. Он долго ждать не будет.

— Пошёл он в задницу! — воскликнул раздражённо Верхоланцев. — Пусть уматывает обратно на свои Канары, ублюдок!

Розенштейн, схватив его за рукав, отвёл в сторону, они начали громко ругаться. К нам подскочил перепуганный, бледный, как мел Лифшиц и быстро, запинаясь от волнения, пролепетал:

— Милана Алексеевна, останьтесь. Олег, вам придётся выйти

— Может мне домой уехать? — поинтересовался я с долей иронии.

— Нет-нет, вы можете понадобиться. Не уходите далеко.

На лице Миланы появилась брезгливая гримаса. Продолжив линию её взгляда, я обнаружил в проёме двери брюнета в разнопёрой, гавайской рубашке, накинутым на плечи розовым пиджаком с набивным рисунком из цапель. Он нежно держал за руку смазливого юношу с еле пробивающимися усиками, изящно уложенной причёской белобрысых волос, одетого в тёмную рубашку с ярко-алыми всполохами,